– Я так сожалею, бабушка, – пролепетала Белла прерывающимся голосом, испытывая самое искреннее раскаяние. – У меня ужасные манеры и полностью отсутствует женская утонченность. Что же мне делать?

Сердце графини смягчилось при виде прелестной, смущенной девочки, дочери ее младшего сына.

– Мы поступим так, как всегда поступали Эйнсли, Изабелла, – мягко заметила она, – и стойко выдержим этот скандал. Будем надеяться, что к тому времени, когда состоится твой дебют, все эти мерзкие слухи позабудутся.

Так было положено начало светскому воспитанию Изабеллы – вдовствующая графиня Харворт принялась лепить из безыскусной, наивной американской девчонки утонченную и респектабельную английскую молодую леди. Натуре Изабеллы было несвойственно здравомыслие или склонность к соблюдению жестких правил приличия, ее свободолюбие и непокорность следовало обуздать. Она ничего не знала о моде, и еще меньше это ее заботило, однако девушка оказалась хорошо обучена многим другим предметам. Она говорила на блестящем французском, читала по-гречески, знала латынь и имела явные склонности к математике.

Мисс Бертрэм, женщина с безупречным характером и репутацией, должна была прибыть сегодня, чтобы обучать Изабеллу премудростям светского этикета. Лондонский сезон начинался всего через несколько недель. Графиня искренне надеялась, что Изабелле хватит времени выучить все необходимое для того, чтобы дебютировать в свете и приготовиться к сезону. А пока графиня стала вывозить внучку в театр, где ее можно было увидеть, но нельзя приблизиться. За исключением этих поездок Изабелла ни с кем не общалась.

Дом ее бабушки, расположенный неподалеку от Хампстедских пустошей, казался Изабелле особенным, не похожим на все виденные ею прежде. Неискушенная девушка была буквально заворожена его великолепием – внушительным, но совсем не строгим. Графиня останавливалась в этом доме, когда приезжала в Лондон, предпочитая мир и спокойствие загородной жизни городскому шуму. Да и сам воздух казался здесь чище. Родовое имение Харворт-Холл располагалось в месте под названием Вилтшир.

Сразу после приезда в Англию Белла противилась всем попыткам бабушки заставить ее подчиниться своей воле. Графине было трудно угодить, пожилая дама казалась чрезмерно властолюбивой. А мятежная духом Изабелла всегда поступала так, как ей вздумается, и была внутренне не готова проститься со свободой в угоду жестким требованиям этикета и традиционным английским обычаям. Однако теперь «истерики», как именовала вдовствующая графиня резкие всплески темперамента молодой девушки, прекратились. Белла прекрасно отдавала себе отчет в своем плачевном положении, и ею руководила стальная решимость изменить себя.

Мадам Хэймелин, личная портниха графини Харворт, прибыла в сопровождении двух белошвеек, чтобы изготовить для Изабеллы достойный ее высокого положения изысканный гардероб. Работая с Беллой, портниха неустанно продолжала восхвалять красоту юной американки, ее естественную грацию и отличную осанку. Изабелла позволила себе полностью отдаться заботам мадам Хэймелин и ее девушек и дать им измерять себя, закалывать, примерять и сметывать многочисленные наряды, пока портнихе не удалось добиться желаемого совершенства.

Следующим в доме появился учитель танцев, который прокружил Беллу по комнате в нескольких турах вальса и, к облегчению графини, объявил, что ее внучка далеко не безнадежна, а, напротив, обладает прирожденными способностями.

Накануне дебюта Изабеллы, несмотря на то что молодой леди предстояло еще многому научиться, а упрямство и своеволие строптивицы не были до конца побеждены, ее бабушка вздохнула спокойно, убедившись, что внучка готова к выходу в свет. Оставалось надеяться, что скандал, вызванный краткой и абсолютно невинной связью с Карлтоном Робинсоном, будет забыт.

Ланс Бингхэм застонал и с трудом поднялся с постели. Дотянувшись до кувшина с водой, плеснул его содержимое себе на голову, приподнялся и посмотрел в зеркало. Он чувствовал себя так же ужасно, как и выглядел. Мутные, покрасневшие глаза, покрытый темной щетиной подбородок. Ланс с трудом сделал глубокий вдох, чтобы попытаться прогнать из головы алкогольный туман. На ходу вытирая голову полотенцем, он подошел к окну и открыл его, вдыхая свежий воздух парижского утра.

Сегодня его военная карьера завершилась. Ему предстоит скорое возвращение домой в Англию – событие, которое совсем не доставляло ему радости, принимая во внимание все, с чем придется столкнуться на родине. Бингхэму казалось, что вместе с Дельфиной он похоронил и часть себя самого. Сердце его было закрыто для любой женщины – в том числе и для дочери, чье рождение забрало у него ту единственную, которой удалось тронуть его гордую и самолюбивую натуру.

Многие годы, проведенные на военной службе, им руководило авантюрное стремление к опасности, волнующее предвкушение горячки близкого боя, однако страшные образы войны и потеря друзей оставили в его душе шрамы. Не так просто начинать жизнь заново. И хотя у него было все – происхождение, эффектная внешность, состояние, – Бингхэм не мог не сожалеть о прошлом, о своей военной карьере, об ужасной кончине Дельфины, от вины за которую ему не избавиться до конца своих дней. Ланс чувствовал себя изнуренным горькими думами, настороженным и одиноким.

Чувственная рыжеволосая француженка, лежавшая в его постели, пробудилась и приподнялась на локте. Все ее тело казалось напряженным и сладостно ныло после страстного занятия любовью с бравым офицером. Она внимательно посмотрела на смуглого, привлекательного мужчину, внешность которого портило лишь написанное на лице оскорбительно циничное выражение. Офицер стоял вполоборота, прислонившись к окну, словно что-то высматривая перед собой. Во взгляде его любовницы было написано обожание, плоть ее трепетала от желания при виде его худощавого, мускулистого тела. Она скользнула затуманенным взором по его широкой грудной клетке, стройному торсу, каждый дюйм которого являл грубую мужскую силу и неприкрытую сексуальность.

Его скрытая, почти животная чувственность потрясла ее.

– Возвращайся в кровать, – хрипло прошептала она, надеясь на продолжение страстных удовольствий, однако Ланс Бингхэм, похоже, не слышал обращенной к нему просьбы. – Пожалуйста, – продолжала настаивать нетерпеливая красотка, медленным, соблазнительным движением проведя рукой по своим роскошным волосам.

Он повернулся и бесстрастно посмотрел на рыжеволосую прелестницу:

– Оденься и ступай прочь.

– Что? Разве я не удовлетворяю вас, милорд? – Она соблазнительно улыбнулась, приспустив простыню и открывая свои пышные груди, надеясь, что их вид вернет красавца офицера в ее объятия. – Тебе же понравилось, так?

Ее ленивый, чуть хрипловатый голос был полон невысказанных обещаний. Мягкая, зовущая улыбка коснулась ее губ, но Ланс оставался безучастным. Он ненавидел распутных женщин, однако эта француженка так и лучилась страстью, а ее полные, зрелые формы и горящие глаза обещали знакомство с искусством физической любви и умение возбудить и удовлетворить мужчину. Прошлой ночью Бингхэм позвал ее в свою комнату, и красотка с радостью воспользовалась его приглашением. Теперь же даже вид ее вызывал у него тошноту, и больше всего ему хотелось поскорее избавиться от своей случайной любовницы.

– То было прошлой ночью. Я был пьян, а теперь протрезвел, и мне уже не так скучно, чтобы вновь с тобой спать.

Девушка бросила на него сердитый взгляд.

– Почему… ты… ты – ублюдок, – прошипела она.

Он одарил ее еще одним циничным взглядом:

– Если тебе нравится оскорблять меня, пожалуйста, продолжай. Со своей же стороны приношу извинения, если тебя расстроил. В конце концов, ты привлекательная женщина, а я оказался далеко от дома и чувствовал себя чертовски одиноким. Чем бы это ни было, все кончено. Теперь пошевеливайся.