10 ноября 1916 г.
Сегодня мне как-то особенно скучно после неудачи, которая со мной случилась в гимназии. Уже третью неделю я в Витебске. До сегодняшнего дня все шло благополучно. Сегодня вызвали по истории, получила плохую отметку. Скучно и грустно бывает сидеть в комнате и слушать тиканье часов. Нет у меня друга, которому бы я могла передать все, что у меня скапливается на душе. Да, только теперь я могу произнести это роковое слово «люблю», но кого – я сама хорошо не знаю. Милый образ преследует меня повсюду. О, что бы я дала за один взгляд! Душа моя рвется на части. Скорей! Домой, к себе, где можно в темноте поплакать над горем своим. О! Как тяжело я страдаю.
Что ни говори, различие-то скорее стилистическое, там ФЗУ, тут гимназия, но две еврейские девочки почти одного возраста, разделенные пятнадцатью годами революций, идеологической штамповкой мозгов, забвением национальной традиции, – пишут в тайном дневнике одно и то же. Ну да, ты скажешь, что сама вела дневник в шестнадцать лет и писала там о любви. Ясен пень, о чем еще писать… Все, вроде бы приехали. Уходишь, знаю, знаю, уходишь. До встречи.
А Виталик продолжал листать мамин дневник.
5 марта 1933 г.
Я сегодня очень злая, а вчера весь день смеялась, вроде без причины. Работаю на Центральном телеграфе, в бригаде 12 человек, двое ребят, остальные девочки. А вчера один из двух наших представителей мужского пола решил позвать меня на выходной кататься на лыжах. Я вытаращилась на него и сказала, что не поеду. На вопрос «почему» ответила, что не катаюсь, не хочу, не люблю и еще 20 причин нашла и стала смеяться. Сказала, что вообще предпочитаю каток. Через пять минут он подходит и зовет меня на каток. Я сказала, что не пойду, что раздумала и вообще «не мешай работать». Потом он пристал, чтобы я стала к тискам рядом с ним. Я еще больше удивилась. «Зачем? Мне и тут хорошо». – «Так ты не встанешь?» (это он). «Конечно, нет» (это я). Отошел, а я стою и не могу вздохнуть от смеха. И сейчас вспоминаю и смеюсь.
Четыре дня не видела Ростю. Тут и поговорить не с кем. Девочки ужасные, мазаные, крашеные, с бритыми бровями – куклы.
22 марта 1933 г.
18 марта в выходной Ростя был у меня. А потом я узнала, что Ира сказала маме, будто он был в читальне. Они, получается, скрывают от нее, что Ростя у меня бывает! Из-за матери все так складывается. Он, вероятно, рассказал Ире и маме о содержании моего дневника. Проклятый дневник, и зачем только я сюда пишу!
26 марта 1933 г.
Как мне противно! Зачем я только пошла!
У Лели К. была вечеринка. Они собирались группой по поводу окончания техникума. Чтобы ее не обидеть, я пошла, хотя очень не хотелось. Скучно было ужасно, но хуже всего – поцелуи. Боже, как противно! Ведь я никогда в жизни ни с кем, кроме Рости, этого не делала. А здесь – с первыми попавшимися, при всех и ради игры. Ведь Леля всегда была такая «маменькина дочка», мне бы и в голову подобное не пришло. Когда это началось, я вскочила и сказала, что не позволю, что уйду домой. Но сопротивляться было бесполезно. Какая грязь! Каждый целует по-своему. Зачем так осквернять поцелуи – ведь это проявление чувства. А там что – легкий разврат, «наслаждение». Гадость какая!
1 апреля 1933 г.
6 июня 1933 г. в Звенигороде на станции с первым поездом после 10 часов утра. Там я увижусь с Р. в следующий раз. Пройдет 2 месяца и 6 дней.
За последнее время наши с Р. отношения стали очень натянутыми. Я чувствовала, что он отходит от меня, но все же на что-то надеялась. А сегодня он сказал: «Может, нам лучше совсем не видеться?» И вот… мы не увидимся до 6 июня. Наши последние встречи были ледяными. Но сегодня промелькнуло что-то старое, и я опять поверила в его любовь. Так для чего же эта пауза? Не забудет ли он меня? Или эта встреча через два месяца – только для моего утешения, ведь сегодня – день вранья? Нет, нет, сегодняшняя встреча, близость наша, все говорит о другом. Наверное, он сам хочет разобраться в своих чувствах. Что ж, пусть!
14 апреля 1933 г.
Настроение ужасное. Так хочется увидеть Ростю. Сегодня Шлема (Как же, помню – сосед по квартире, муж дедушкиной сестры Бибы, фотограф, чье имя Шлема забавно сочеталось со вполне славянской фамилией Добромыслов. Он, думаю, еще появится. – В.З.) и тот целый день приставал: «Почему не видно твоего молодого человека?» Как я хочу быть опять с ним. Весна, все цветет, оживает. Пора любви! Любви?
29 апреля 1933 г.
Что будет летом? Ничего!
Вчера Ира С. сказала многое о Росте. Что из его слов она поняла, будто у нас с ним больше ничего не будет, теперь для него главное – ученье. И сверх того ему нравится одна девочка с его работы. Уже – другая! Так для чего нам видеться? Если он меня променял на ученье, а ученье – на нее, значит, она ему действительно очень нравится. Ох, хотела бы я их вместе увидеть!
За это время я встречалась с Колей Н. и несколько раз с Володей Суворовым. Пустота. Все время думаю о Росте. А они – так, для провождения времени.
14 мая 1933 г.
Получила через Иру записку, что Р. решил отложить наше свидание до 6 июля. Очень занят! Или же этим откладыванием он хочет подготовить меня к окончательному разрыву? Сейчас встречаюсь с Володей С. Вот если Ростя меня с ним увидит! Жалко, что мне Володя не нравится, а то у нас могло бы получиться что-нибудь серьезное. Интересно, ответит ли мне Ростя. Я написала ему насчет встречи 6 июля – что это ни к чему.
17 мая 1933 г.
Как ни странно, но Р. ответил. Пишет, что, судя по письму, я изменилась. Но думает, что 6 июля мы должны встретиться. Боже, как долго ждать!
Я решила сказать Володе, что больше не надо нам встречаться, что это нехорошо по отношению к Росте и что я совершенно его не люблю.
24 мая 1933 г.
Что-то Володя не звонит и не приходит. А то все приходил меня встречать после рабфака. Не то чтобы я соскучилась, вовсе нет. Просто странно.
22 июня 1933 г.
Ну вот, я так и знала, что это отложится. Сегодня говорила по телефону с Ростей. Он сказал, что ввиду экзаменов придется отложить нашу встречу до 18 июля. (Это с 6 июня все откладывается и откладывается, какой lim этой бесконечности?) Еще поздравил меня с днем рождения, ведь мне послезавтра 18 лет. Так это он авансом. Мне уже надоели эти откладывания. Ждешь, ждешь встречи, и вдруг опять новость – отложил! Спасибо, хоть поздравил. Я все еще очень люблю его. Сейчас у меня Коля и Ира П., завтра математика, будем заниматься, а я сижу и пишу дневник. По-моему, эта математика уже отразилась на моей сегодняшней записи.
30 июня 1933 г.
24-го мне исполнилось 18 лет. Настроение в этот день было очень плохое. Сегодня праздную именины и окончание рабфака. Позвонила Росте, позвала, он отказался. Наверное, просто боится меня увидеть. Обидно, но не так сильно, как я думала. Может быть, проходит? Хоть бы так!
Окончила рабфак хорошо: по математике, физике и химии – отлично, а по русскому и ист. парт. хорошо. Глупо, ведь я русский и историю ВКП(б) лучше знаю, чем другие предметы.
21 июля 1933 г., 11 ч. 15 мин. вечера
18 июля я виделась с Ростей. Встретились по условленному в Звенигороде.
25 июля 1933 г.
Итак, мы встретились. Как? Очень хорошо. Он, по-моему, был рад меня видеть. День в Звенигороде провели замечательно! Он снова, как давным-давно, целовал и обнимал меня. Мне было так славно! Значит, он любит меня. И теперь мы видимся каждый день, пропустили только один, да и то по моей вине – он пришел с комс. собрания поздно, прямо ко мне, а меня не было дома. Я не буду теперь ему звонить – пускай звонит сам. А то привыкнет и перестанет.