— Мне кажется, что знать такое пусть даже понаслышке — это круто. Просто фан­тастика какая-то, — сказал Сёити.

—  Я тоже так думаю. Однако из-за этой мистики умерло немало людей. Сколько их специально едет в такие школы, где изуча­ют подобные фантастические вещи, а потом привозит свои знания в Японию, передает их следующему поколению и, целиком по­святив себя этому, умирает. Включая и мою маму. Как глупо, не так ли? — констатиро­вала я. — В любом деле важно, без сомне­ния, знать меру и не переусердствовать.

—  Что, если попробовать наведаться в твой родной дом? — предложил Сёити.

—  У меня мороз по коже от одной толь­ко мысли об этом, — призналась я.

—  Там ведь наверняка что-то осталось, да? Может, стоит провести там что-то вроде обряда очищения. Досадно, но я способен придумать только это, — с серьезным ви­дом сказал Сёити.

Мне стало немного жаль его, человека, о котором я ничего не знала. Если это его успокоит, я готова прямо сейчас отправить­ся в тот дом. Почему бы и нет? К тому же уже прошло так много времени...

— История повторилась. Словно это какое-то проклятие. Наверное, в мамином

случае это было наказание того духа, вызванного бабушкой. Потому что именно во время спиритического сеанса моя мама точно так же в самом конце потерпела не­удачу, и все пошло не так. Хотя я думаю, что именно мамины мысли и убеждения привели к этому.

—  Это тот случай, когда не стало твоих родителей, да? — уточнил Сёити.

—  Да. Как бы далек от всего случивше­гося ты ни был, но думаю, тебе это, конеч­но, известно...

Во время спиритического сеанса моя мама помешалась рассудком, так как ею, как говорили, овладел злой дух, и она уби­ла папу, зарезав ножом.

Двое из трех присутствующих — мой дя­дя и его жена — тут же выбежали из комна­ты и стали звать на помощь. Я слышала, что прислуга разбежалась в том, в чем была. Однако еще одна участница сеанса, видимо, была хорошей женщиной. Она пы­талась схватить маму, чтобы помешать ей убить папу, и нож задел ее шею. К счастью, ранение оказалось легким, но ей, похоже, пришлось тяжело, так как это был ужасный шок для ее психики. Что с ней случилось дальше, я не знаю.

А потом мама перерезала горло себе и умерла.

Я, конечно, в отличие от сестер-близня­шек не видела происходящего своими глазами. Я пряталась в своей комнате, но по­следствия шока были такими же, и у меня практически нет воспоминаний о том, что было со мной какое-то время после этого.

Возможно, история опять повторилась, и я, скорее всего, тоже угодила в ту са­мую клинику и принимала очень много ле­карств, поэтому ничего не помню.

Естественно, нашлись люди, которые говорили, что этот случай — следствие про­клятия, навлеченного бабушкой, но мне было наплевать на это.

Как бы там ни было, когда я снова верну­лась к жизни, семья Конамия и оставшиеся в ту ночь в живых дядя и его жена начисто прибрали все к рукам. Оставив меня, они присвоили и магазины, и все права, и дом — в общем, абсолютно все. Не очень хочется ворошить все это в памяти, но я думаю, что и директору клиники что-то перепало, что­бы держал язык за зубами.

В любом случае у меня почти ничего не оказалось, и идти мне было некуда. Скорее в виде оправдания мне выплатили неболь­шую долю наследства, все родственники от меня отвернулись и практически разорва­ли со мной всяческие отношения. Дедушки уже не было в живых, и никого из близких у меня не осталось. Я думаю, родственники не хотели забирать меня к себе, и кому бы я ни позвонила, все то и дело притворялись, что их нет дома. Как ни в чем не бывало я отправилась к дяде, но там меня ждал от ворот поворот. Хотя я не была настолько сумасшедшей, меня предпочли, наверное, поместить в ту клинику или какую-либо другую больницу, так как никто не хотел иметь дело со мной и моими проблемами.

—  Как раз тогда и нужно было прийти к нам. И не важно, что прошло уже много времени с тех пор, как наши семьи рассо­рились, ведь у мамы и мысли не было раз­рывать отношения с тобой. Однако все это так несправедливо. А что, если сейчас на­нять адвоката и попробовать хоть что-то вернуть? Несмотря на то что ты была ре­бенком, ты наверняка имела права на го­раздо большее, не так ли? С этим я тебе по­могу, — предложил Сёити.

—  Спасибо, не нужно. Думаю, я тогда, вероятно, хотела уехать куда-нибудь по­дальше. Возможно, поэтому и не стала об­ращаться к тете. Нашелся человек, кото­рый удочерил меня. И мне гораздо больше по душе та жизнь, которую я создала после всего случившегося. Не хочу теперь касать­ся прошлого. Если ты не против, я могла бы устроиться в твою компанию, в бухгалте­рию или еще куда-нибудь. Для меня это было бы намного лучше. К тому же, хоть ты и предлагаешь мне сейчас вернуть тот жут­кий дом, мне он уже совершенно не ну­жен, — улыбаясь, заверила я. Мне было очень приятно то, насколько серьезно Сёи­ти относился к этой беседе.

—  Все-таки хорошо, что ты оказалась человеком, который способен сам строить свою судьбу, — сказал Сёити. — В против­ном случае было бы очень печально.

—  Ничего подобного. Мне вполне доста­точно того, что я родилась такой, какая я есть, что чувствую и мыслю по-своему. Так что грустить мне не о чем.

Тут мы оба снова замолчали. Мы пили остывший, но ставший при этом более сладким кофе и смотрели в окно. Солнеч­ный свет, исчерченный ветвями деревьев, танцевал, образуя красивый узор.

Я внимательно взглянула на этот мир, созданный только нами двумя, и у меня воз­никло такое чувство, словно вернулось дет­ство. Будучи детьми близнецов, пережив­ших определенный период своей жизни и поддерживавших друг друга, мы, в сущно­сти, должны были проникнуться соответ­ственной взаимосвязью. Однако то, что я ощутила в тот день нашего детства, не было заблуждением. Наши пути разошлись с са­мого начала. И у меня нет ничего из того, что имеет он.

Но иногда я думаю, что если до восемна­дцати лет я жила бы под покровительством, семьи... Исчезло ли тогда бы это мое одино­чество? Очевидно, нет.

Что касается моего одиночества, оно следствие утраты, и я думаю, что в этом на­верняка схожи все судьбы. Нет человека, который смог бы прожить без потерь.

В тетиной жизни, наверное, было то же самое. Сколько бы она ни совершенство­вала, ни обустраивала свой мир, однажды утраченное не возвращалось. Тем не менее тетя категорично считала, что лучше по­немногу развиваться и идти вперед, чем не делать ничего. Мне достаточно было просто находиться рядом с Сёити, чтобы через не­го понять и почувствовать тетину фило­софию.

—  Куда поедем? Что будем делать? — спросил Сёити.

—  Так и быть, давай поедем в дом, где я жила. Попробуем туда наведаться, — пред­ложила я.

Неожиданно для самой себя на глаза на­вернулись слезы.

Сёити смотрел на меня в упор, ничего не говоря, не пытаясь успокоить. Просто вни­мательно вглядывался, как по-настоящему близкий и добрый человек. Не отводя глаз.

— Я... если, конечно, ты не против, хо­тел бы съездить в ту самую клинику, где ле­жала матушка, — произнес он.

—  Пощади, только не сегодня, пожалуй­ста, — попросила я.

—  Да ладно, какие проблемы? Ты же всегда свободна, — настаивал Сёити.

—  “Всегда свободна” — это звучит как-то печально, — засмеялась я.

—  Интересно, а директор клиники все тот же, кто был любовником тети? Может, все поменялось за это время? — поинтере­совался Сёити.

—  Да, он ведь уже совсем в годах, кто знает, занимает ли он по-прежнему свою должность или нет. Думаю, других измене­ний быть не должно. Клиника размещает­ся в отреставрированном, отдельно стоя­щем здании в жилом микрорайоне Сёто.

—  Надо же, и жители ближайших домов в округе не были против, да? Что в таком месте сделали клинику, — удивился Сёити.

—  Так ведь это совершенно обособлен­ное строение в самом центре огромной тер­ритории. Какие бы странные люди там ни размещались, жителям в округе они не до­ставляют никаких хлопот. Более того, я ду­маю, все люди, кроме ближайших жителей, считают, что это какой-то парк с посольст­вом. Там, по-моему, не может содержаться много пациентов, — ответила я.