Как они грациозны!

На мгновение она забыла обо всем — об отце, долге, Фелипе Рабале... Взгляд Джессики прикипел к скакунам, словно летящим в воздухе, с изящно изогнутой шеей и развевающимся хвостом. Это ее лошади, ее завод, ее будущее!

— Для вас прибегнуть к одиннадцатой статье все равно что навсегда захлопнуть за собой дверь собственного дома, — раздался за спиной голос Рабаля. — Конезавод ответственное предприятие, особенно здесь, в Техасе. Непозволительно играть с чужими капиталовложениями.

Вздрогнув, Джессика выпрямилась. Она не заметила, как подошел Фелипе.

— Знаю. — Ее раздражала надменность богатого боливийца, демонстрируемое им превосходство по отношению к ней. Вероятно, он искренне полагает, что обладание большими деньгами дает ему огромное преимущество перед менее состоятельными людьми. — Но мне также известно, что многие люди уверены в честности Бейнов. Мы занимаемся разведением лошадей более ста лет. Временами моим предкам приходилось туго, но они всегда выкарабкивались.

Рабаль медлил с ответом, и Джессика не смогла заставить себя прямо посмотреть ему в глаза. Этот человек повергал ее мысли в хаос, нервы заставлял напрягаться до предела.

Казалось, молчанию не будет конца, но спустя некоторое время Фелипе все же заговорил:

— Где ваш отец? — спросил он. Его тон утратил резкость и звучал почти спокойно.

— Он больше не занимается делами.

— На мой взгляд, мистер Бейн выбрал не лучший момент для отхода от бизнеса.

— Для тех, кто имеет дело с лошадьми, подобных моментов никогда не бывает.

Рабаль на миг стиснул зубы, потом спросил, сверкнув глазами:

— Выходит, ваш отец свалил все проблемы на вас?

— Если хотите, называйте это так. Да, сейчас я управляю семейным бизнесом. Поэтому, желаете вы этого или нет, но вам придется иметь дело со мной.

— Надо же, как повезло! — Странно, но Фелипе произнес это без ехидства.

Джессика не ожидала ничего подобного. Ее бросило сначала в жар, потом в холод и, наконец, в дрожь. Она умела справляться с сарказмом, попытками запугать и тому подобными вещами, но такое...

Слова Рабаля содержали завуалированный намек на некую интимность. Джессика никогда не считала себя неотразимой красавицей и не обладала присущей бойким девушкам уверенностью в себе. Она знала, что обладает умом и целеустремленностью, но ведь мужчины ищут в женщинах нечто иное, не так ли?

Скрипнув зубами, Джессика сунула руки в карманы джинсов, чтобы Рабаль не заметил, как они дрожат. Ей вдруг безумно захотелось прекратить вышедшую из-под контроля беседу.

В детстве она выходила из подобных ситуаций очень просто: давала зарвавшемуся мальчишке тычка. Последний раз Джессика применяла сей аргумент к Джиму Фримену, который насмехался над скобками, установленными на зубах двенадцатилетней Лины. В итоге паренек удалился со свежим синяком под глазом и пострадавшим самолюбием, зато обрел чувство глубокого уважения к сестрам Бейн.

Сейчас Джессика много дала бы за возможность преподать такой же урок Фелипе Рабалю.

К сожалению, прежние славные деньки давно миновали. Нынче ей не пристало вести себя как малолетней хулиганке. Давать волю рукам в двадцать четыре года означает лишь одно — приобретение дополнительных проблем, которых у ее семьи и без того в избытке. Нет, только холодный рассудок способен помочь Джессике справиться с кризисом.

Рабаль взглянул на часы и со вздохом опустил рукав куртки.

— Как ни приятно беседовать с вами, мисс Бейн, я должен вернуться в гостиницу. Нужно позвонить в Ла-Пас и уладить кое-какие дела. Но я вернусь, причем скорее, чем вы думаете.

В словах Фелипе не содержалось и намека на любезность, однако Джессика улыбнулась в ответ, несмотря на то что от усилия скулы у нее свело судорогой.

— Это обещание или угроза?

Рабаль рассмеялся, и ей показалось, что вокруг него сосредоточилась вся энергия утреннего солнца, создав над темной макушкой лучезарный нимб — олицетворение силы и красоты.

— Я лишь хочу сказать, что так просто вы от меня не избавитесь.

И снова в его глазах промелькнуло давешнее выражение — смесь личной и материальной заинтересованности. Фелипе заставлял Джессику постоянно быть начеку. Он словно давал понять, что, хоть они и разные люди, между ними возникла некая многообещающая интрига.

— Я вернусь сегодня, попозже, — добавил он.

Джессика глотнула воздуха, словно опаленная силой его взгляда, и машинально отступила на шаг, неуверенно пробормотав:

— У меня нынешним утром назначена встреча.

Фелипе вовсе незачем знать, что на самом деле она останется дома, чтобы помочь отцу выполнить все назначенные врачом процедуры.

— Тогда встретимся после ланча. Я хочу лично проверить записи в ваших бухгалтерских книгах.

— Я не обязана показывать их посторонним, — возразила Джессика. — Это наше семейное дело.

— Послушайте, мне лишь хочется решить проблему миром. Зачем развязывать войну?

— Боитесь проиграть?

Фелипе снисходительно усмехнулся и медленно покачал головой.

— Нет. Это вы проиграете. И потеряете все.

Джессика проехала короткое расстояние до дома с сильно бьющимся сердцем. Слова, оброненные Рабалем при прощании, изрядно напугали ее. Нельзя сказать, чтобы их тон был угрожающ. Напротив, боливиец говорил почти ласково. Скорее, ее тревожило то соображение, что он прав. Во всех смыслах: с точки зрения закона, морали и денежных отношений.

Джессика оставила старенький пикап перед домом и взбежала по ступенькам на крытое крыльцо. Войдя в залитый солнцем холл двухэтажного викторианского фермерского коттеджа, она ощутила едва уловимый аромат лимона в смеси с запахом английских роз, двадцать лет назад собственноручно посаженных ее матерью и до сих пор растущих в кадках. Джессика на ходу повесила шляпу на столбик лестничных перил и, даже не взглянув в зеркало, направилась в кухню.

Лина повернулась к старшей сестре от раковины, в которой мыла посуду. Ее волосы, такие же светлые, как у Джессики, были уложены узлом на затылке. Несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, люди часто принимали сестер за близнецов.

— Сегодня тебе раз пять звонили, — мягко сообщила Лина, подняв на Джессику большие выразительные глаза цвета лаванды.

Кредиторы, должно быть. Они всегда начинают трезвонить с раннего утра.

Джессика нахмурилась, но тут же спохватилась и обнадеживающе улыбнулась сестренке.

— Я все улажу. Перезвоню кому следует после полудня.

Она села на один из кухонных стульев с резной деревянной спинкой и потерла виски, стараясь отогнать ощущение, что проблемы нарастают как снежный ком.

— Как себя сегодня чувствует папа?

Лина неспешно вытерла руки полотенцем. Один непослушный локон выбился из ее прически и висел вдоль лица.

— Не очень хорошо. Все время спрашивает про маму. — Она опустила взгляд, машинально теребя посудное полотенце.

Джессика посмотрела на ее покрасневшие от горячей воды пальцы, потом вновь взглянула в глаза и увидела, что они полны слез.

— Я больше не знаю, что ему говорить! — всхлипнула Лина.

Сестренка заслуживает большего, пронеслось в мозгу Джессики. У Лины не было возможности окончить колледж и попытаться устроить свою судьбу. Из беспечной юности она сразу перешагнула в полную ответственности взрослую жизнь.

В подобные минуты Джессика особенно остро ощущала свою беспомощность. Она не смогла защитить младшую сестру от невзгод, хотя обязана была это сделать.

— Понимаю, Лина.

Сестра с силой скомкала полотенце, костяшки ее пальцев побелели.

— Но что же мне сказать, если отец вновь начнет звать маму?

В горле Джессики образовался ком.

— Думаю, правду.

— Которая заставляет его плакать. — Лина поймала взгляд сестры. Ее губы дрожали от наплыва едва сдерживаемых чувств, глаза словно умоляли о чем-то, в их голубой глубине затаилась боль. — Папа никогда не выздоровеет, да?

Джессика встала и молча направилась к лестнице. Она не могла ответить сестре. Впрочем, в этом нет необходимости. Обе они знают ответ.