– Что ты хочешь? – обессилил директор под бешеным напором балерины.
– Замни скандал. Не увольняй Ивана. Ты все можешь, подключи своих олигархов в конце концов, особенно того, чья толстая дочка пятый сезон никак похудеть не может.
Резкие звонки внутреннего телефона прервали неприятнейшую беседу. Директор снял трубку и знаками показал – сделает все, от него зависящее. Роза вышла из кабинета с осадком недоговоренности и сожаления, что все это произошло перед важным гастрольным туром в Штаты.
Ивана оставили в театре.
Роза не стала упрекать возлюбленного в излишней любвеобильности. Она испытывала чувство вины за свои благие намерения, которыми, как утверждает поговорка, дорога в Ад вымощена. Разумеется, не нужно было эгоцентрично снимать Ивана с насиженного места и кидать в герпетарий. Даже Лада Корш предвидела, что «ваши стервы порвут его на части». Так и случилось. Но теперь фиг два кто их разлучит! Роза хоть и хрупкий цветок, но шипами сумеет защитить свою любовь...
Директор театра выполнил обещание замять скандал. Друг директора, известный олигарх-меценат, выплатил безутешным родителям хористки шестизначную компенсацию. За молчание в том числе. Лучше же героическая смерть от анафилактического шока, чем позорная от низменных утех. Роза лично выяснила у мужа Лады, бывшего главного врача пансионата Максима Михайловича, можно ли умереть от аллергии. Он покопался в медицинских справочниках и успокоил – можно. Это и стало официальной причиной гибели молодой и о-о-очень перспективной хористки-вокалистки.
Но в список сопровождающих гастрольное турне по штатам Америки Ивана все же не внесли. Массажистом в поездку назначили другого. Не менее опытный, с незапятнанной репутацией гей Тарас геил тихо, незаметно для окружающих и не в стенах театра. Может, на самом деле он и не был гомосексуалистом, но в театре так – если не замечен с бабами, значит, гей. Третьего не дано.
Пожилой массажист беззлобно сообщил Ивану, что главный театральный закон – блядствуй, но не попадайся.
– Зато ты много бабла поднимешь на клиентах за время гастролей, – дружественно поддержал Ивана седой коллега. – Я тебе и своих отдам, жалко бросать их на месяц. Ты рад?
Нет, Иван был совсем не рад. Он был озлоблен и раздражен тем, что первые же его гастроли сорвались. Уезжали все самые достойные, а его, как нашкодившего мальчишку, поставили в угол. Даже Роза, которая была в списке как педагог-репетитор, не смогла уговорить начальство взять Ивана в гастрольный тур.
И сейчас, глядя на этого болтливого везунчика, Иван думал только об одном – чем он лучше?
Ему пришла в голову безумная идея...
Как только за Тарасом закрылась дверь, Иван набрал номер телефона своего бывшего начальника.
– Максим Михайлович! Приветствую вас! Нет, все в порядке. Роза вам привет передает. Да, мы сейчас готовимся к поезде за рубеж... У меня к вам дело! Помните, вы ругались, что приобрели барокамеру ГБО за свой счет? Ну, неважно, за счет спонсоров... Она в пансионате осталась?.. Да, я понимаю, что это бред, не домой же вы ее заберете, ха-ха... У меня к вам бизнес-предложение: мы заберем этот бароаппарат к себе в театр и будем отстегивать вам половину заработка. Как кому нужна?! Ускорим заживление ран после пластических операций, залечим травмы у балетных, применим противоотечное действие для пьющих перед спектаклем, поможем психопатам с неврозами, осчастливим бесплодных и вылечим гинекологию у наших похотливых дам, злобным язвенникам... Не продолжать? Конечно, всем нужна! Особенно пожилому начальству лечить маразм, ой, вернее, рассеянный склероз...
Через три дня барокамера стояла в массажном кабинете. Метод гипербарической оксигенации как самый новаторский и немедикаментозный был безоговорочно одобрен к использованию начальством театра. Ивану не составило труда внушить абсолютно безграмотному в медицине коммерческому директору театра необходимость использования этого аппарата в массажном кабинете.
Первым, кто вызвался подлечиться кислородом под давлением (как и предполагал Иван), стал болтливый везунчик Тарас. Он постоянно жаловался на проблемы с потенцией и очень обрадовался, узнав, что теперь в их кабинете будет стоять панацея от всех болезней в мире.
Тарас внимательно исследовал барокамеру со всех сторон: заглянул внутрь, постучал по круглому иллюминатору, погладил гладкую поверхность корпуса, потрогал рычаги на пульте управления и строго осведомился:
– Ты говоришь, кровь насыщается кислородом, и это хорошо для иммунитета и организма? А противопоказания к лечению есть? Учти, я ведь не молодой уже...
Иван одобряюще похлопал коллегу по плечу:
– До шестидесяти – нормально. Порок сердца, онкология, туберкулез есть? Отлично, что нет. Клаустрофобией страдаешь? Эпилепсией? Вот и молодца! Уши в порядке? Верю, верю. Годишься хоть в водолазы, хоть в космонавты. Хватит болтать, залезай, не бойся.
Иван уже начал опускать круглую боковую дверь над послушным телом коллеги, как вдруг Тарас приподнялся и подозрительно переспросил:
– Хрен точно стоять будет?
Иван ухмыльнулся и ответил:
– Как у младенца!
Тарас вытянулся на койке внутри барокамеры и умиротворенно затих. Внутри было неприятно тесно, к тому же пугала неизвестность, но ведь он знает, ради кого все это...
– Будет плохо – стучи! Уши начнет закладывать – сглотни, зажми нос и продувайся! – заботливо наущал Иван, опуская крышку барокамеры. Загерметизировав дверь, массажист переключил внимание на пульт управления.
Так. Все отлично. Будет твой хрен стоять, старый извращенец, запаришься благодарить...
Иван начал повышать давление. Один и пять АТА, один и семь АТА... Лишь бы рука не дрогнула, а сердце не подведет.
Два АТА. Тарас схватился за уши и стал бешено колотить в стекло иллюминатора... Иван сделал вид, что у него зазвонил мобильный и вышел из кабинета.
Тарас извивался и кричал, и даже выл от боли, но Иван мужественно продержался за дверью ровно столько, сколько было нужно по плану.
А тут еще удача улыбнулась ему, послав женщину из пошивочного цеха. Она медленно восходила по лестнице и уже издали жалобила интонацией:
– Иван, вы не возьмете меня на барокамеру? Десять лет с мужем живем, а детей все нет... Что мы только ни пробовали, три подсадки делали – бесполезно. Может, камера поможет... а то экстракорпоральное оплодотворение дорогое... мы столько не зарабатываем... а сколько стоит десять сеансов барокамеры?.. как вы думаете, поможет, а?..
Иван поблагодарил небо за такую удачу, взял женщину под руку и, продолжая мнимый телефонный разговор, открыл дверь кабинета.
В барокамере бился и кричал Тарас. Удары были глухие и совсем не страшные, как будто идет ремонт в доме на десятом этаже, а ты живешь на втором и у тебя беруши в ушах.
Ответственный Иван, как и полагается доктору, сильно обеспокоился, увидев пациента в нервном состоянии, тут же отключил аппарат и бросился открывать крышку.
Женщина, которая все это время продолжала жалобить Ивана единственным живым сперматозоидом у мужа, вдруг сменила плаксивую интонацию на деловую и удивленно спросила:
– А что это с Тарасом? Так нужно? Ой, тогда я боюсь! У меня же клаустрофобия!.. Мы, когда с мужем в самолете летим...
Иван вежливо прервал даму:
– Заткнитесь, пожалуйста, видите, крышку заело...
Удивительное везение – крышка не открывалась. Иван обломал свои полированные ногти, пытаясь справиться с замком. Дама из пошивочного тоже суетилась рядом, и это было очень хорошо. Нечаянная свидетельница видела, с каким неимоверным трудом Иван пытался освободить своего напарника.
Тарас выпрыгнул из барокамеры, продолжая кричать и зажимать уши ладонями. Между пальцами сочилась какая-то жидкость, и Иван мысленно поставил диагноз – лопнула барабанная перепонка.
Пожилой массажист кричал:
– Я ничего не слышу! Болят уши, ой, как больно! Иван, что со мной?! Черт тебя побери, сделай что-нибудь! Вызывай «скорую»!
