– Да мне все равно. Можешь меня не уговаривать, – проявляла чудеса стойкости «домашняя курочка» Татьяна. – Я его обожаю. Это мой парень. Мы друг друга понимаем, он очень умный и образованный, между прочим, учится на философском факультете МГУ, а туда кого попало не берут.

– Там конкурс маленький, – отвечала я. – У нас соседка по лестничной клетке туда свою дочку на вечернее отделение засунула. Просто звучит пафосно – «философия»!

– Мне все в нем нравится, – не слышала меня Танька. – Его руки такие сильные и властные, он весь как пружина – напряженный, горячий. Мне именно такой мужчина нужен. Я же мягкая, спокойная, а он меня уравновешивает.

– Ладно, – согласилась я, потому что ей виднее. – Чем тебе помочь?.. Мы с девчонками сегодня по телефону обсудим и что-нибудь придумаем.

– Спасибо, – печально прошептала Таня и повесила трубку.

Мы с девчонками ничего не придумали. Любой вариант был бредом. Не похищать же ее из окна квартиры, как Карлсон Малыша? Можно было еще симулировать приступ аппендицита: ее бы положили в больницу, а оттуда смываться проще, чем из дома. Но при этом варианте требовались недюжинные актерские способности – корчиться, кричать, рыдать и желательно тошнить на пол. Мы решили, что Танька с этой задачей не справится – литераторша, только стишата может пописывать.

Остался единственный и самый проверенный вариант – прогулять уроки. По утрам и после занятий Таню возила папина служебная машина, значит, оставалось только слинять с занятий.

Теперь нужно было уладить с Мухаммедом – сможет ли он пропустить лекции в универе.

Таня с трудом дозвонилась ему в общежитие. Сам он ей не звонил, боялся родителей. А в его общежитии на улице Шверника телефон на весь корпус был только у вахтерши. Его звали – он спускался. Или не спускался, если был занят. Когда в ДАСе [1]отмечали мусульманские праздники и народ танцевал под зурну, то Мухаммед вообще выпадал из поля зрения. Таня пыталась брать под контроль его жизнь в общаге, но после первого же посещения этого «тараканника и клоповника» в ужасе сбежала оттуда.

На этот раз Мухаммед спустился к телефону и тоном, полным одолжения, согласился встретиться утром на Ленинских горах.

Танюха бросилась ему на шею и повисла, задрав ноги.

– Мой любименький! Моя радость черненькая! – не могла налюбоваться на своего друга девочка.

Надо отдать должное – Мухаммед был действительно привлекателен. Не важно, кто он был по национальности – это была восточноевропейская красота. Никаких вислых носов, «меха» до горла – красивый парень, высокий, стройный, с сексуальной поволокой глаз. Только губы были тонковаты и выражение лица невротика, а все остальное заслуживало похвалы.

– Ну обними же меня! – вжалась в его грудь Таня, но Мухаммед просто стоял как столб.

– Ты меня очень обидела, – наконец проговорил он, снял Таню с шеи и гордо направился к скамейке.

– Я? Обидела? А чем? – виновато спросила Таня.

– Ты выставила меня на посмешище!

Таня растерялась. Она присела рядом с парнем на скамейку и взяла его руку.

– Давай поговорим, все обсудим. Наверное, тебе показалось…

Мухаммед вскочил.

– Мне не может казаться! Ты все время забываешь, что я мужчина. А ты женщина! И только! Надо мной смеялись твои глупые друзья, и ты смеялась вместе с ними! Я такого позора еще никогда в жизни не испытывал. Ты – дерзкая, невоспитанная женщина, своенравная и непослушная. Моя женщина должна меня слушаться. Ты не можешь быть моей женщиной. Прощай!

И Мухаммед пошел прочь.

– Стой! Ой-ей-ей! Ты все неправильно понял! – Таня обежала спереди и пошла задом наперед, чтобы не дать ему уйти. – Я так люблю тебя! Ты мой единственный, любовь всей моей жизни! Не уходи, пожалуйста, выслушай меня!

Мухаммед отодвинул ее в сторону, чтобы не мешала идти.

– Уходи. Ты мне чужая.

Таня в отчаянии подняла руки к небу и крикнула:

– Ну прости меня! Прости меня! Пожалуйста… – Опустилась на колени и съежилась, закрыв голову руками.

Мухаммед остановился. Потом подошел к ней, нагнулся и указательным пальцем поднял ее подбородок.

– Ты просишь прощения? Я прощаю тебя. Но с этого момента я не твой мужчина, я твой Учитель. И ты обязана меня во всем слушаться. Если ты не согласна – я ухожу.

Танька обняла его за ноги и уткнулась головой между его коленями.

– Я согласна, милый.

– Я согласна, мой Учитель, – поправил ее Мухаммед.

– Я согласна, мой Учитель.

А про себя улыбнулась, потому что восприняла это как каприз Мухаммеда. Пусть. Главное, что он ее не бросил.

– Я очень скучал по тебе. Поверь, мне было физически больно, что мы не видимся, – «ослабил пружину» Мухаммед, когда они снова сели на лавочку.

Таня стала ластиться, пытаясь положить голову ему на плечо.

– Но я еще сержусь на тебя, – напомнил парень, остановив ее поползновения. – Ты должна быть наказана.

– Наказана? Но ведь я так люблю тебя, – снова повторила Таня, пытаясь его обнять.

– Прекрати! – прикрикнул Мухаммед. – Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Любовь – это испытания. Ты думаешь – раздвинула ноги и стала женщиной? Нет! Женщиной становятся вот здесь, – он постучал по своему лбу тремя пальцами, – а не там. – Он кивнул на ее нижнюю половину туловища. – Мы с тобой пройдем курс лекций и практических занятий, чтобы ты действительно почувствоваласебя женщиной. Любящей женщиной. И когда увижу, что ты готова, я войду в тебя и сделаю последний шаг к открытию твоих горизонтов. И поверь мне, это будет великое открытие! Ты станешь Женщиной с большой буквы. Все мужчины будут падать ниц перед тобой, как перед богиней.

– А ты? – простодушно спросила Таня, не поняв и половины сказанного.

– Я всегда буду твоим Учителем! – высокопарно закончил Мухаммед и самодовольно выпятил нижнюю губу.

Таня успокоилась и тут же игриво предложила:

– А поедем сейчас на наш чердак – там ты меня и накажешь. – И подставила губки для поцелуя.

– Пока ты наказана, я не могу к тебе прикасаться. Это первое правило мужчины. Я могу на тебя смотреть, но прикасаться не должен. Тебе нужно заслужить мои ласки.

– Хорошо, я готова слушаться, мой Учитель! – отрапортовала Таня и шутливо козырнула.

– Сегодня у нас в общаге праздник, большой праздник. Песни, пляски, веселье. Соберутся все мои братья. Я им уже рассказывал о тебе и фотки показывал.

– Какие? Где я голая?! – ужаснулась Таня. – Ты что? Как ты можешь?

– Не кричи, – поморщился Мухаммед. – Ты сказала, что будешь слушаться меня. Это то же самое, когда я смотрю на твои фотки. Мои братья – мое продолжение. Мои родные братья сейчас далеко у нас на родине. Здесь, в общежитии, я нашел братьев-друзей. Они для меня всё. И тебе надо это понимать. Поэтому должна относиться к ним так же, как ко мне.

– Как? – не поняла Таня.

– С уважением и покорностью. Когда я увижу, что ты сменила гордыню на смирение и послушание, тогда я смогу простить тебя. Ну что, пойдем? Да, заодно я отдам тебе фотоаппарат.

Он встал со скамейки и дружелюбно протянул Тане руку.

Девочка тут же вскочила от радости, схватила протянутую руку и… поцеловала.

– А ты способная, – с уважением (как ей показалось) сказал любимый.

В ДАСе действительно отмечали какой-то праздник. Некоторые студенты были одеты в национальные костюмы, все суетились, перебегали из комнаты в комнату, весь этаж пропитался специфическим запахом – как будто сварили помойку, но добавили туда специй. Мухаммед органично вписался в студенческий кавардак, а вот Таня чувствовала себя как на вокзале.

– Мухаммед, у меня только два часа осталось, мне еще в школу нужно вернуться, за мной папина машина приедет, я не могу опоздать, – озираясь по сторонам, проговорила Таня.

– Не волнуйся, успеешь. Сейчас мы пойдем в комнату к моим братьям, и я познакомлю тебя с ними. Это большая честь для юной дамы.

Мухаммед, как большинство восточных мужчин, умел говорить красиво.