Генерал Бингам был явно удовлетворен возможностью продемонстрировать свои способности перед имеющими более высокие звания офицерами из других отделов и специалистов в области атомных вооружений и других невразумительных научных областях, сопряженных с этой. Бингам, если уж ему доставались пироги и пышки, умел отличать их от синяков и шишек. В этом элитном анклаве находилось еще тридцать два человека, и все они горели желанием сказать слово, хотя здесь и не было телевизионных камер.

— Милоу, расскажите им о технологии, — предложил генерал Бингам, желая сдвинуть камень в нужную сторону.

— Позвольте мне сначала раздать эти картинки, — ответил Милоу, как это было заранее отрепетировано, — чтобы мы могли видеть, как выглядит наш самолет.

— Миленькие картинки, — сказал очкастый подполковник, имевший опыт в промышленной эстетике. — Кто их рисовал?

— Художник по фамилии Йоссарян.

— Йоссарян?

— Майкл Йоссарян. Он специалист в военно-промышленной эстетике и работает исключительно на нас.

Направляясь на заседание, как им было указано, через дверь, ведущую с цокольного этажа АЗОСПВВ на подземный этаж А, Милоу и Уинтергрин были остановлены тремя вооруженными охранниками АЗОСПВВ в форме, которой они не видели прежде, — красных полевых мундирах, зеленых брюках и черных кожаных полевых ботинках, у каждого из охранников были глянцевитые шелковистые таблички жемчужного цвета, на которых светло-вишневыми буквами были выведены их фамилии. Милоу и Уинтергрина проверили по списку, потом у них спросили пароль, и они дали верный ответ: «Малютка Бингама». Им были выданы круглые картонные пропуска с цифрами на голубом поле и коротеньким белым шнурком, чтобы вешать на шею; им было сказано, чтобы они шли прямо в конференц-зал «Малютки Бингама» на подземном этаже А, круглое помещение, где теперь картинки Майкла производили столь благоприятное впечатление.

Всем присутствующим напомнили, что самолет этот — оружие второго удара, предназначенное для проникновения через уцелевшую оборону противника и уничтожения оружия и командных постов, не разрушенных первым ударом.

— Итак, все, что вы видите на этих картинках, абсолютно верно, — продолжал Милоу, — за исключением того, что не верно. Мы не хотим показывать ничего такого, что позволило бы другим принять контрмеры или скопировать нашу технологию. Ведь это разумно, генерал Бингам?

— Абсолютно, Милоу.

— Но каким образом мы, здесь присутствующие, — возразил толстяк из государственного департамента, — будем знать, как он выглядит на самом деле?

— На кой хер вам это знать? — нанес встречный удар Уинтергрин.

— Он же невидимый, — добавил Милоу. — Почему же вы должны его видеть?

— Пожалуй, мы и не должны это знать, правда? — согласился генерал-лейтенант и покосился на адмирала.

— Да и зачем нам это знать? — выразил недоумение кто-то еще.

— Рано или поздно, — раздраженно сказал худощавый сторонник Стрейнджлава, — это захочет узнать пресса.

— К херам прессу, — сказал Уинтергрин. — Покажите им вот это.

— Они отвечают действительности?

— Хер с ними. Отвечают эти херовы чертежи действительности или нет, не имеет никакого значения, — сказал Уинтергрин. — Хер с ними, пусть у них будет еще одна история, когда они дознаются, что мы им соврали.

— Я ни хера не понимал, пока вы не заговорили на моем языке, — сказал адъютант командующего корпуса морской пехоты.

— А я аплодирую вашей честности, хер побери, — признался полковник. — Адмирал?

— Меня это устраивает. А где эта херова кабина?

— Внутри этого херова крыла, сэр, вместе со всем остальным.

— А будет ли экипаж из двух человек, — спросил кто-то, — так же эффективен, как херов экипаж из четырех человек?

— Больше, — сказал Милоу.

— Хер с ним. Какого хера? Какая к херам разница, эффективен этот херов экипаж или нет? — спросил Уинтергрин.

— Ваша херова точка зрения мне ясна, сэр, — сказал майор Бауэс.

— А мне нет.

— Меня эта херова точка зрения устраивает.

— Я не уверен, что понял эту херову точку зрения.

— Милоу, под каким углом смотрите вы?

Никаких углов не было. Идея летающего крыла позволяла изготавливать самолет с закругленными краями из материала, отражающего луч радара. Предлагался, хер побери, как объяснил Уинтергрин, херов самолет дальнего радиуса действия для вторжения на херову территорию противника всего лишь с двумя херовыми пилотами. Даже без дозаправки в воздухе самолет с полным грузом бомб мог долететь от Вашингтона до Сан-Франциско.

— Означает ли это, что мы могли бы отсюда разбомбить Сан-Франциско и вернуться без заправки?

— А еще по пути назад разбомбить и Нью-Йорк.

— Ребята, давайте-ка серьезно, — скомандовал старший из присутствующих генералов. — Это же война, а не социальное планирование. Сколько дозаправок потребуется до Китая или Советского Союза?

— Две или три по пути туда и, может быть, ни одной на обратном, если вы не будете слишком сентиментальны.

И всего лишь один бомбардировщик «М и М» мог нести такую же бомбовую нагрузку, что и все тринадцатьбомбардировщиков-истребителей, посланных Рейганом бомбить Ливию в… в… апреле 1986.

— А кажется, это было вчера, — мечтательно сказал пожилой военный из ВВС.

— Мы можем дать вам самолет, который сделает это вчера.

— Шшшшшш! — сказал Милоу.

— Шшшшшш!? — сказал эксперт по военной терминологии. — Идеальное название для бесшумного бомбардировщика.

— Значит, название нашего самолета — «Шшшшшш!». Он летает быстрее звука.

— Он летает быстрее света.

— Вы можете разбомбить кого-нибудь даже до того, как решите это сделать. Решите сегодня, а вчера это уже сделано!

— Что-то я не думаю, — сказал кто-то, — что нам нужен самолет, который может разбомбить кого-нибудь вчера.

— Но вы подумайте о возможностях, — возразил Уинтергрин. — Они атакуют Перл-Харбор. Вы уничтожаете их за день до этого.

— Пожалуй, меня бы это устроило. Сколько еще…

— Постойте, постойте, — запротестовал кто-то еще из нескольких, среди которых возникло теперь недоуменное движение. — Как же это может быть? Арти, разве что-нибудь может двигаться быстрее света?

— Конечно, Марти, Быстрее света может двигаться свет.

— Почитайте своего херова Эйнштейна! — завопил Уинтергрин.

— И наш первый действующий самолет может встать на боевое дежурство в 2000 году и дать вам настоящий повод для празднования.

— А что случится, если мы ввяжемся в ядерную войну до этого?

— Тогда у вас не будет нашего изделия. Вам придется подождать.

— Значит, ваш бомбардировщик — инструмент мира?

— Да. А в придачу к нему мы дадим вам человека, — доверительным тоном сказал Милоу, — который может внутренне производить тяжелую воду.

— Мне нужен этот человек! Любой ценой!

— Вы уверены, доктор Теллер?

— Абсолютно, адмирал Рикоувер.

— К тому же наш инструмент мира может быть использован для сбрасывания тяжелых бомбовых грузов и на города.

— Мы не любим бомбить гражданских.

— Нет, любим. Это эффективно с экономической точки зрения. И еще наш «Шшшшшш!» для большей неожиданности при нападении можно загрузить обычными бомбами. Представляете, как все удивятся, когда не последует атомного взрыва. Мы можем пользоваться этим против дружественных наций, избегая долгосрочных последствий радиационного излучения. Разве Стрейнджлав сможет такое?

— А что говорит Портер Лавджой?

— Не виновен.

— Я имею в виду до предъявления обвинения.

— Покупайте оба самолета.

— А на оба есть деньги?

— Это не имеет значения.

— Мне бы не хотелось говорить об этом президенту.

— У нас есть человек, который поговорит с президентом, — предложил Милоу. — Его зовут Йоссарян.

— Йоссарян? Где-то я уже слышал это имя.

— Берни, это же знаменитый художник.

— Конечно, я знаю его работы, — сказал генерал Бингам.

— Это другой Йоссарян.