Я подняла глаза от страниц, чувствуя, как губы растягиваются в полуулыбку.

— А разве я не могу быть с вами двумя?

И вот, час спустя, я лежала сверху на Никколо на кровати, оба потные и пресыщенные, и читала вслух отрывки из «Декамерона».Я довела его до полного истощения, скача на нем так же неистово, как мужчина, вожделеющий непорочную деву, прилагает все усилия для ее обольщения. Никколо откинулся на спину, наблюдая и слушая с легкой улыбкой на губах, счастливый и довольный.

* * *

В следующие несколько дней Никколо продолжал тайно проносить ко мне все больше и больше вещей. И не только книги. В моем доме скопились картины. Маленькие скульптуры. Даже такие несерьезные вещи, как экстравагантные ткани и драгоценности.

Я ощущала себя так, будто обрела крылья и смогла долететь до самих Небес. Я проводила часы за изучением картин и скульптур, поражаясь таланту людей, завидуя их творческому потенциалу, которым я никогда не обладала, как будучи смертной, так и будучи бессмертной.

Это искусство наполнило меня неописуемой радостью, изысканной и блаженной, почти напоминая о тех днях, когда моя душа была все еще моей.

И книги… о, книги. Мои секретари и помощники скоро оказались по уши в дополнительной работе, поскольку теперь я пренебрегала ими. Кому нужны заботы о счетах и шелках, когда у меня в руках такой объем знаний? Я вкушала их, смакуя каждое слово — те слова, которые Церковь осудила как ересь. Тайное самодовольство наполняло меня из-за роли, которую я играла, защищая эти сокровища. Я хотела бы передать эти знания человечеству. Свет гениальности и творческого потенциала не исчез бы из этого мира, и я мечтала использовать эти знания на своем пути.

Когда Савия посетила нас в следующий раз, она высказала одобрение последними завоеваниями Франчески, к большому облегчению моей компаньонки. Демонесса была менее рада, услышав о моем промедлении в совращении отца Бетто, но ее настроение осталось оптимистичным. Я была очень прилежным суккубом, и давала слишком мало поводов для роста ее негодования — пока еще.

— Я верю в тебя, Бьянка. Я видела, как ты работала раньше. — Ее темные глаза обратились к Франческе: — Ты должна обратить на это внимание. Ты можешь многому научиться.

Франческа сердито вспыхнула, расстроенная тем, что я все еще лучше ее.

— У Бьянки не так уж много времени, чтобы обучать кого-либо. Она слишком занята, создавая свой склад.

Заинтересованная Савия потребовала объяснений, и я поведала ей о своей роли в защите контрабанды. Как всегда, ее ответ пришлось долго ждать, но когда она, наконец, ответила, мое сердце почти остановилось.

— Ты немедленно должна прекратить это.

— Я… что?

— И нужно отдать все эти вещи отцу Бетто.

Я недоверчиво уставилась на нее, ожидая услышать, что это просто шутка.

— Вы не можете… Вы не можете иметь в виду именно это. Эти предметы не могут быть уничтожены. Мы же не поддерживаем Церковь. Мы же должны выступать против нее.

— Мы должны способствовать разрастанию зла в этом мире, моя дорогая, и порой случается, что цели Церкви отвечают нашим целям. В этом случае, так и происходит.

— Каким образом? — воскликнула я.

— Потому что нет большего зла, чем невежество и уничтожение духа гениев. Невежество ответственно за большую погибель людей, чем фанатизм, и несет в себе больше греха, чем любая другая сила. Это — разрушитель человечества.

— Но Ева согрешила, когда искала знание…

Губы Савии растянулись в усмешке.

— Ты уверена? Знаешь ли ты на самом деле, что есть добро, а что есть зло?

— Я не знаю, — прошептала я. — Они, кажется, отчасти неотличимы друг от друга.

— Да. Порой их трудно распознать.

Когда я не ответила, ее улыбка исчезла.

— Это не обсуждается. Ты немедленно сдашь все накопленные вещи. И даже сделаешь еще больше — ты отдашь часть своего роскошного гардероба. Может быть, это, наконец, вызовет любовь отца Бетто к тебе.

— Но я… — слова «не могу»так и рвались с моих губ, но я прикусила язык. Под ее пристальным взглядом и мощью, я чувствовала себя ничтожно маленькой и слабой. Вы не можете перечить демонам.

Я промолвила пересохшими губами:

— Да, Савия.

* * *

Никколо осыпал мою шею и губы поцелуями, смешивая нежные ласки с пылкой агрессией.

— Ты не настоящая, — заявил он. — Твоя кожа не может быть настолько мягкой. Это невозможно.

Мне удалось выдавить улыбку, хотя я ничего не чувствовала. Часть меня умерла, несмотря на то как замечательно он себя чувствовал, скользя в моем теле. Я взглянула в его глаза, на самом деле не видя их, отметив про себя, что он уже близок к разрядке. Я притворно застонала, когда он достиг оргазма, сжимая мышцы вокруг его члена, принимая в себя его горячее семя, еще сильнее разжигая его экстаз. Молнии его энергии потрескивали сквозь меня, и он задохнулся от ее потери, не зная, что сейчас случилось. Он не понимал, что я по чуть-чуть сокращала его жизнь каждый раз, когда мы занимались любовью.

С того момента, как Савия дала свои указания, я жила как во сне, отчаявшаяся и подавленная. В ее власти было превратить мою жизнь в сплошное мучение, если бы я ослушалась ее, и я знала, что она станет следить за ситуацией с отцом Бетто и Франческой, чтобы убедиться, что я действительно выполняю ее распоряжение. Что я могла сделать? Ничего.

Но… вчера ко мне пришли кое-какие идеи. Но чтобы они сработали… чтобы сработали на самом деле, я поняла, что мне придется сделать ужасный выбор. Мне придется выбирать меньшее из двух зол, каким бы избитым выражением это не было, отдавая то, что я любила во имя защиты других ценностей, которые я любила не меньше.

Никколо скатился с меня, уставший, но довольный.

— Завтра Лензо собирается принести мне одну из своих картин. Подожди, когда ты увидишь ее. На ней изображены Венера и Адонис…

— Нет.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

— Хм?

— Не неси мне больше ничего.

Это было тяжело. Боже, как же мне было трудно говорить с ним таким холодным тоном.

Его красивое лицо нахмурилось.

— Что ты говоришь? Ты уже так много взяла…

— У меня больше ничего нет. Я все отдала Савонароле.

— Ты… ты шутишь.

Я покачала головой.

— Нет. Я связалась с его «Юной Христовой инквизицией» этим утром. Они пришли и все забрали.

Никколо сел, горестные морщинки пересекли его лоб.

— Замолчи. Это не смешно.

— Это не шутка. Они забрали все вещи. Они будут сожжены в огне. Они — совокупность греха. Они должны быть уничтожены.

— Ты лжешь. Бьянка, не говори так. Ты не можешь подразумевать…

Я перебила его, мои слова ранили как хлысты.

— Они несут в себе грех, еретические мысли. Они все теперь у них.

Наши глаза встретились, он изучал мое лицо, и я видела, как к нему приходит понимание, что возможно, только возможно, я говорила правду. И я не врала. Большую часть.

Мы оделись, и я провела его к чулану, где были спрятаны все контрабандные вещи. Он уставился в пустое пространство, кровь отхлынула с его лица, когда вся правда дошла до него. Я стояла неподалеку, скрестив руки на груди, каждым своим жестом выказывая непоколебимость и порицание. У меня были сотни лет практики, чтобы создавать такие иллюзии, которым мужчины безоговорочно поверят.

С расширенными глазами он повернулся ко мне.

— Как ты могла? Как ты могла это сделать?

— Я сказала тебе…

— Я доверял тебе! Ты сказала, ты обещала, что сохранишь их в безопасности!

— Я ошибалась. Сатана омрачал мои суждения.

Он схватил меня за руку и болезненно сдавил.

— Что они с тобой сделали? Они угрожали тебе? Ты не сделала бы этого. Что они имеют против тебя? Это тот священник, которого ты всегда посещаешь?

— Никто не заставлял меня сделать это, — ответила я мрачно. — Это правильный поступок.

Он отшатнулся от меня, будто мои прикосновения обожгли его, и мое сердце мучительно сжалось от боли в его глазах.