В начале лета 1933 года мы с мужем и Юкио переехали в Нагасаки. Именно тогда Япония вышла из Лиги Наций.

Мы жили в небольшом поселке в долине Урагами. Снимали половину дома. На второй половине — хозяева, пожилая пара. Надо сказать, сначала это был один дом. Владельцы разделили его, чтобы сдавать. Обе половины зеркально симметричны. Дом стоял на самой окраине поселка.

Перед домом протекал ручей, который впадал в реку Урагами. Вдоль ручья, метров на двадцать по течению, росли плакучие ивы. На другом берегу бамбуковый лес. Место оказалось настолько спокойным, что можно было забыть обо всем, что происходило в целом мире.

Муж устраивал нам долгие прогулки. Вместе мы ездили на реку, к морю, за город. Смотрели достопримечательности Нагасаки. Хозяева говорили: «Какая дружная семья!»

По вечерам мы гуляли вдоль ручья. Юкио ловил светлячков. Мне вспоминался господин Хорибе. Как он играл с Юкио и Юкико. Я резко с ним порвала, выйдя замуж за его коллегу. Не знаю, было ли это хорошо для Юкио, но я больше не могла вести такую замкнутую жизнь. Я хотела, чтобы мой сын как можно скорее забыл про «Одзисана» и свою «подругу». В Токио я отдала в церковь все вещи, которые господин Хорибе купил для Юкио. Единственное, с чем я не смогла расстаться, — это хамагури, подаренное Юкико перед нашим отъездом. В Нагасаки я спрятала его в комод вместе с маминым дневником.

Муж любил Юкио. Знакомил его со своими коллегами и с соседями и говорил: «Это мой сын». Он никогда не произносил слова «приемный». Учил его химии и биологии, занимался с ним спортом. Со временем Юкио сильно привязался к своему новому отцу.

Муж никогда не упрекал меня в том, что я не слишком общительна. Коллег с работы приглашал в гости редко, за исключением господина Мацумото, который вместе с женой жил в нашем поселке. Детей у них не было. Муж любил играть с ним в шоги. Господин Мацумото был учтивым и сдержанным. В его присутствии я чувствовала себя свободно.

У меня не было подруг, но зато я познакомилась с госпожой Шимамурой, которая тоже жила в долине Урагами. Она была простой и приятной, от нее я научилась местным деревенским обычаям. В нашем квартале устраивались обязательные для всех женщин трудовые дни, и я тоже принимала в них участие. У госпожи Шимамуры было двое детей: сын и дочка по имени Тамако. Юкио с ней часто играл, они были ровесниками.

Вот так, в счастливой неспешности, текло время.

Моя жизнь в корне изменилась. В нее вошли мир и спокойствие. Я была окружена заботой и лаской мужа. Однако я боялась, что вскоре этому наступит конец.

Меня огорчали только неожиданные вопросы Юкио: он начинал расспрашивать про «Одзисана» и свою «подругу», с которой когда-то играл. В день, когда ему исполнилось семь лет, он вдруг понял, что это его настоящий отец и сестра. Я была поражена, но продолжать скрывать правду не имело смысла. И я все рассказала, взяв с Юкио обещание не говорить ни о чем его приемному отцу. «Забудь про них, — сказала я. — Теперь нас с ними ничего не связывает». С тех пор Юкио перестал задавать вопросы, но я знала, что он постоянно об этом думает, и чувствовала себя виноватой.

Через девять лет после нашего переезда умерла хозяйка дома, и ее муж перебрался в другую деревню, к дочери. Без соседей наша жизнь стала еще спокойнее.

Весной 1943 года муж получил приказ из армии: он должен был отправиться на полгода в Маньчжурию и работать там в больнице над исследованием военных медицинских препаратов. Это его удивило, ведь он приехал в Нагасаки как раз потому, что здесь не хватало фармацевтов. Он не понимал, почему компания не выбрала для командировки сотрудника из Токио. Потом муж сказал мне, что из Токио уже приехал коллега, который сменит его на работе.

Его предстоящий отъезд меня беспокоил. Война набирала силу. Стало известно о поражении японцев на острове Атту, когда все солдаты совершили гиокусай. Выезжать из страны было опасно, особенно на континент. Муж тоже переживал за нас с Юкио. По его словам, американские войска высадились в Японии, как раз на острове Кюсю, где мы жили. Разумеется, он не хотел оставлять нас одних. У нас не было родственников, и дом находился на окраине города.

Однажды он сказал с облегчением:

— Коллега из Токио переедет с семьей в соседний дом. Пока они остановились в центре города.

— Что за коллега? — поинтересовалась я.

— Ты его не знаешь. Кстати, мы с ним вместе учились в университете в Токио. Его зовут господин Хорибе.

«Что? Господин… господин Хорибе?» Я не верила собственным ушам. «Не может быть…» Известие меня потрясло. Не заметив моей растерянности, муж продолжил:

— Это удивительный человек. Владеет многими языками, прекрасно играет на скрипке и фортепьяно. Ездил за границу. В молодости он нравился всем девушкам. Конечно, когда он женился, все женщины опечалились.

Кровь стыла у меня в жилах. Я слушала молча, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие — словно тот человек был мне совершено незнаком.

— У них с женой есть дочка по имени Юкико. Кажется, ровесница Юкио.

Мне хотелось бежать, бежать далеко отсюда.

— Можно нам с Юкио поехать с тобой в Маньчжурию? — спросила я.

— Нет, — ответил муж. — Я пробуду там только полгода. Потерпи!

Я старалась успокоить себя:

— Этот коллега вернется с семьей в Токио сразу после твоего возвращения, так ведь?

— Думаю, да.

Я молчала и думала: «Отец Юкио станет теперь нашим соседом. Какой ужас! Что же мне делать?»

— Надеюсь, ты подружишься с госпожой Хорибе, — сказал мой муж. — Она любит всех опекать.

Я не ответила.

— Скажу тебе по секрету, — прибавил он, — в Токио у моего коллеги есть любовница и ребенок от нее.

Я едва не потеряла сознание.

Тогда тоже стоял сезон светлячков. И вот господин Хорибе переехал в соседний дом. Спустя месяц муж отправился в Маньчжурию, напомнив мне: «Если возникнут сложности, особенно с Юкио, обращайся к господину Мацумото или к господину Хорибе».

Спокойная жизнь, длившаяся десять лет, закончилась. Меня охватила тревога, я не знала, как вести себя с господином Хорибе и с его семьей, и старалась их избегать. К счастью, господин Хорибе был, очевидно, полностью поглощен работой и дома показывался редко. Однако его жена стала часто приходить к нам, чтобы расспросить о деревне. Я не могла отказать ей и старалась помочь. Но мне казались невыносимыми ее пустословие и хвастовство. Она говорила без умолку:

— Мой отец — известный в Токио врач. Мама преподает музыку в колледже для девочек. Дядя судья. В Нагасаки живет моя кузина, ее муж работает военным хирургом…

Потом, узнав, что я тоже приехала из Токио, она стала интересоваться моим прошлым. Мысль о том, что у нее могут возникнуть подозрения, приводила меня в ужас. «В каком квартале вы родились? — спрашивала она. — В какую школу ходили? Кем работал ваш отец?» Мне не хотелось называть место, где я родилась, — это был один из самых бедных районов Токио. В школе я не училась. И у меня не было отца. Я родилась вне брака. Поэтому я давала госпоже Хорибе самые расплывчатые ответы. Она смотрела на меня с недоверием.

Невозможно было избежать общения с ней — я была ее единственной соседкой. Когда она уходила из дома, я испытывала облегчение, как и ее муж. Кажется, она часто навещала свою кузину, которая жила в центре города. Однако вскоре мое недолгое спокойствие было нарушено. Как-то раз госпожа Хорибе сказала мне:

— Госпожа Такагаши, оказывается, моя кузина знала в Токио родителей вашего мужа. Мир и вправду тесен!

У меня перехватило дыхание.

— Вам повезло, — прибавила она с иронией, — выйти замуж за такого человека, как господин Такагаши, ведь он наследник богатой семьи.

Несомненно, она также узнала, что я была сиротой и Юкио родился вне брака. Это испугало меня. Я боялась, что ее кузине известно и все остальное: что любовницей господина Хорибе была я, а Юкио — его сын. Если госпожа Хорибе об этом узнает, случится беда. Меня преследовали кошмары: будто она бросается на меня в истерике и осыпает оскорблениями.