Я не упрекаю его в том, что он отказывается участвовать в этом безнадежном предприятии. Лишь умоляю, забыв о здравом смысле, дать Стефану таблетки. Церемонно и сдержанно он приветствует Стефана с Элин, неуклюже махнув рукой. Не приближается к Стефану. Бросает пакет с коричневыми таблетками на одеяло. И еще у него с собой белая пластиковая бутылка с йогуртом.

Братья начинают обсуждать таблетки. Стефан упоминает „ретардацию“, что означает „пролонгированное действие“. „Как глупо!“ — думаю. Я близка к сумасшествию. Из их дискуссии следует, что таблетки брата с невесткой — сильнее. Мы с Элин выходим на кухню. Не желаем видеть, как Таис даст Стефану таблетки. Оставляем ему грязную работу.

Стефан зовет нас. Он лежит откинувшись в постели, лицо прояснилось. „Я счастлив, — говорит он, — произошла небольшая заминка, но все идет как надо. А теперь Таис может уйти“. Однако нас с Элин это не радует. Мы боимся, что Стефан не удержит в себе таблетки. Он снова вылил двадцать пять или тридцать штук. Йогурт с тропическими фруктами так и стоит на полу с ночи.

Садимся рядышком на кровать, держим Стефана за руки. Таис сидит на стуле в изножье. Время от времени выходит покурить в гостиную. Снял туфли, остался в носках. Стефан говорит, чтобы мы с Элин не отворачивались. Чтобы смотрели на него. Мы делаем, как он просит. Такое ощущение, что мое лицо превратилось в светящуюся маску. Стефан говорит: „Я потерпел фиаско“. Я отвечаю: „Не в первый раз“. Имея в виду, что все не так плохо, как на словах. И продолжаю: „Ничего, не расстраивайся. Мы с тобой“. Я хочу только утешить его. Надеюсь, он это понимает.

Он начинает говорить что-то несвязное. Сначала тихо и невнятно, потом громче. Взгляд направлен в сторону окна с опушенными жалюзи. „Я видел тебя. Не прячься. Не бойся меня. Я уже не здесь. Голова отделилась от тела. Нет, не плачь. Не могу видеть, как ты плачешь. Меня здесь нет, слышишь? Никому не говори, что я здесь был. Это тайна. Я — тайна“.

У меня голова идет кругом. „Помолчи, Стефан“, — шепчу я. Он блаженно улыбается: „Ты всегда так говоришь. И правда, малыш. Я слишком много говорю“. Мы крепко держим его за руки. Внезапно лицо покрывается мертвенной бледностью, губы — синие, веки — черные. Хватка ослабевает. Руки ледяные. Мы пытаемся их согреть. Долго так сидим.

Таис возвращается из гостиной и осматривает его. Стоит прямо передо мной. Протянув руку, поглаживаю худое бедро Стефана под мягкой фланелью. Надеюсь на чудо, которое избавит нас от затянувшегося кошмара. Стефан приходит в себя и произносит: „Я с ума сойду, если меня вырвет“. Наклоняется над тазиком, его рвет. Одна коричневая жидкость.

Элин резко, словно пленник, скидывающий оковы, встает с кровати. Она хочет уйти. Прочь. Не важно куда. На лице — ужас. Я опасаюсь за ее разум. Наконец, я выхожу из транса. Мой ребенок в опасности. Стефан снова не в себе. Выпускаю его руку. Отсутствующим голосом он произносит: „Не уходите. Вы должны остаться последними“.

Элин убегает на кухню. Я за ней. Тело реагирует инстинктивно. Словно я не помнила о ней все это время. Где я была? В какой стране? В каком городе? Она стоит, склонившись, прижав руки к лицу. Отворачивается от меня, когда я пытаюсь приблизиться. Пустой зев строительных лесов за окном кишит привидениями.

Заходит Таис, сообщает, что, ничего, кажется, не получится. Я чувствую глубокое разочарование, оттого что кошмар продолжает развиваться согласно свойственной ему жестокой логике, оттого что Стефан не умрет. Таис надел туфли и, похоже, собирается уйти вместе с нами. Но Стефан ни в коем случае не хочет оставаться один, а я обязана спасти своего ребенка из этой комнаты ужасов.

Уговариваю Таиса побыть со Стефаном, посмотреть, что будет дальше. Нужно время, чтобы таблетки подействовали. Не оставляю надежды на то, что план Стефана, который теперь стал моим, удастся. Втолковываю Таису, чтобы, если Стефан вновь проснется, тот позвонил бы врачу и поехал с ним в больницу. Даю телефон врача и ключи от квартиры. Он обещает позвонить, как только что-нибудь произойдет. Провожает нас до самой лестницы и нехотя отправляется в пасть смерти. Я разорвалась пополам, оставив Таиса в качестве своего представителя рядом со Стефаном.

Двенадцать часов. Покупаем к обеду фрукты. Съедаю банан и полгруши, груша твердая. Элин пробует черный виноград. В квартире беспорядок и грязь. Вид нежилой, словно здесь давно никого не было. Сцена повернулась на триста шестьдесят градусов. Мы почти настроились на то, что Стефан выживет, что ему все-таки придется прожить свои последние дни. Строим планы. Мы возьмем все в свои руки, введем в курс дела его друзей и родственников. Составим расписание посещений, вернем ему всю ту любовь, от которой он себя изолировал. Не желаем больше оставаться наедине со смертью. Решаем, что вечером я отправлюсь в больницу, утешу его и попытаюсь убедить в том, что случившееся — подарок судьбы. Элин не в состоянии видеть его до завтра. Она хочет домой, к детям.

Во время обсуждения наших оптимистичных планов на будущее звонит невестка Стефана, Эрика, и спрашивает, не возражаем ли мы, если она поедет к Стефану и побудет с ним до четырех часов. Совершенно растерявшись, не понимаю, о чем она. Спрашиваю, где Таис. Она говорит, на работе. Я взрываюсь, ору в трубку: „Черт бы побрал вашу работу вместе с этой вашей наглой философией самоубийства! Как он посмел уйти и оставить брата умирать в одиночестве!“ Мои вопли заставляют Таиса подойти к телефону. Я бросаю ему в лицо обвинения, говорю, что настоящий мужик не испугался бы, не оставил бы брата.

В оправдание он заявляет, что должен присмотреть за аптекой, уверяет, что спросил Стефана, можно ли уйти. Утверждает, что Стефан разрешил ему и что тот пробыл один всего двадцать минут. Я ему не верю. Времени прошло гораздо больше. Требую, чтобы он сейчас же поехал к брату.

Элин берет трубку и спокойно разговаривает с дядей. Сглаживая неловкость, просит понять, в каком нервном состоянии я нахожусь. На мне уже куртка. Собираюсь к Стефану. Элин отговаривает меня. Хочет, чтобы я осталась и поехала к ней домой. Я послушалась.

Через четверть часа из квартиры Стефана звонит Эрика и сообщает, что ее просто трясет. Стефан издает странные звуки, и она боится, что его снова вырвет. Уверяет, что позвонила врачу, а Таис подъедет в течение получаса. Я твержу, чтобы она передала Стефану привет и сказала, что вечером я буду в больнице. Очень боюсь, что он совершенно раздавлен неудавшимся самоубийством. Велю ей из больницы позвонить Элин.

Когда мы приходим к Элин, дети и Трольс уже спят. Идем в кафе, выпиваем по двойному эспрессо. Около половины третьего возвращаемся. Таис звонил два раза с интервалом в полчаса и сообщил Трольсу, что мы ему позвонить не сможем. Он выдернул шнур из розетки. Мы вне игры, не знаем, что со Стефаном. Ходим взад и вперед как пациенты психушки, несем какую-то бессмысленную чушь. Даже на детей не обращаем внимания.

Наконец звонит Таис. Я забрасываю его вопросами. После всяких околичностей он признается, что не ездил в больницу. Врач убедил его: это не нужно, поскольку Стефан без сознания. „Но ведь должен же кто-то держать его за руку!“ — кричу я, чтобы заглушить голос совести. Таис ссылается на слова врача: шанс летального исхода после этих таблеток — пятьдесят на пятьдесят.

Я никак не могу уловить логики и обвиняю его в том, что он обманул нас с Элин. Мы понадеялись, что после нашей капитуляции он возьмет на себя ответственность за Стефана. Таис подвел нас дважды. Мы ведь договорились: сначала он должен побыть со Стефаном, а затем на „скорой“ поехать в больницу. Мысль о Стефане, который просыпается один на руках врачей, невыносима. Как соль на рану. Таис предлагает вечером отвезти меня в больницу. Я отказываюсь и швыряю трубку.

Звоню в больницу старшему ординатору, у которого лежит Стефан. Он занят, снял пейджер. Говорю секретарю, что это очень важно, пусть попросит его перезвонить как можно скорее. Терпенья ждать нет, сама перезваниваю через десять минут. Врач все еще занят. Я представляю себе, что он занимается Стефаном. Решаем ехать в больницу, чтобы помочь Стефану вернуться в мир живых.