Я хотел бы, чтоб было иначе. Хотел бы хоть раз пережить, каково это: вожделеть красивую женщину. Почувствовать удар молнии. Стать частью большой любви, как в книжках и в кино. Подступить к женщине так же, как подступаю к мужчинам. Пойти напролом. Но это только секс. Может, лучик нежности. Собственно, секс для меня — нечто отдельное от любви. Стоит примешаться чувствам, как механизм не срабатывает. Это мое проклятие. Я полуобезьяна, не спустившаяся с дерева.
Слезы? Ерунда какая! Мне не над чем плакать. Я принимаю судьбу. Amor fati [12]. Это моя философия жизни во всей своей простоте. Со времен Античности все пошло под откос. Нет у нас больше морали. Нет идеалов. Нет общих норм. Нет образа жизни. Нет Бога, чтобы раздвинуть горизонты. Мы — жертвы своих желаний и потребностей. Наша жадность пожирает нас изнутри. Мы груднички без присмотра. Мы утратили ориентацию. Не знаем, где верх, где низ. Утратили смысл существования. Нет, забудь всю эту стариковскую чушь.
По правде говоря, я просто родился не в то время. Мне надо было жить в античные времена. Когда человечество не было расколото на сексуальные группировки. У древних греков было естественное философское отношение к любви между мужчинами. У меня нет? Предлагаешь обсудить то, что ты называешь моей двойной жизнью, малыш? Ну прямо плохой детектив в стиле доктора Джекила и мистера Хайда. Прекрасный человек, под костюмом скрывающий монстра. Разве я монстр? Отвечай! Я монстр? Извини, мною овладели чувства. Я не хотел. Сегодня вы должны радоваться.
Моя двойная жизнь — прошлое. Я — прошлое. Моя душа очистилась. Свободна от желания. Наконец я стал монахом. В юности величайшей моей мечтой была нормальная семейная жизнь с женой и детьми. Я не хотел закончить одиноким старым педиком. Невинная мечта о нормальности. Разве это преступление, малыш? Ты была избранной, призванной помочь мне воплотить мой проект. Но никто не мог мне помочь. Высшие силы, над которыми я не властен, уничтожили добрую юлю. Эксперимент не удался. Я простерся во прахе.
Возьмите еще по шоколадке, девочки мои. Сделаете мне такое одолжение. Я практически задушен шоколадом. В шкафу минимум десять коробок. Каждое утро мне приносят огромную коробку изысканнейших шоколадных конфет ручной работы. Посылают анонимно. У меня появился тайный поклонник. Приятно знать, что кто-то ценит твою работу. Работа — единственное, что придает смысл существованию. Правда, малыш? Хоть в этом мы, двое детей, можем прийти к согласию. Работа — наша точка опоры. Дом для бездомных. Защита изнуренных душ и заблудших тел.
Приходя в театр, я абсолютно счастлив. Стоя на сцене, я не доступен никакому злу. После падения занавеса мертвые поднимаются. Несчастные влюбленные снова держатся за руки. Палач кланяется и улыбается. Едет на велосипеде к жене и ужину. Наутро отводит детей в школу. После вечерней драмы невинность воскресла. Все было лишь сном.
На следующий день ритуал повторяется. Репетиции перед следующим представлением. Текущий репертуар вечером. Строгий распорядок держит в узде царящую за стенами грубую действительность, оставляя для жизни лишь узкую полоску утра и короткую ночь. Больше мне и не нужно. Мне достаточно лишь пригублять жизнь как изысканное бордо и мечтать о счастливых мгновениях жизни на других планетах.
Нет, я не возвысился над грязной жизнью. Я охраняю себя от нее. Моя работа — моя броня. Я верю в искусство как в великого целителя. Искусство как трансцендентное, врата в духовное измерение. Превыше всего любовь, шепчешь ты в глубине своей христианской души. Ну, творческая работа — акт любви. Не компенсация или сублимация. Искусство есть «Ding an sich» [13]. Я не сомневаюсь в существовании мира. Просто стремлюсь к высшей, более прекрасной, истинной действительности.
Не можешь идти со мной? Так оставайся там, где ты есть. Двумя ногами на земле. Я взойду на свою вершину один. Встану, головой в облаках, и буду наслаждаться видом. Вообще-то я полагаю, что имею право немного повалять дурака. Перейти границы. Если уж попал в пограничную область. Я там всегда находился. Ты называешь это двойной жизнью. Так некрасиво. Но придется мне с этим смириться. Давай называть это двойной жизнью, хоть это и звучит так таинственно. От двойной жизни к двойному убийству. Извини, я снова валяю дурака. Целовать смерть — психоделическое переживание. Я бы только хотел, чтобы ты могла сопровождать меня. Однако наши колебания не совпадают. Я, как ты это называешь, не от мира сего. Не в состоянии видеть вещи такими, какие они есть. Вижу только то, что хочу видеть. Да, вот так я желаю жить. Власть — фантазии. Под асфальтом — песок, разве не так говорили мы в молодости?
Не откроешь окно, малыш? Снова жар начался. Я утопаю в поту. Давай, пестуй реальную действительность. Обо мне не беспокойся. Это ты нетерпима. Ты никогда не принимала моей жизненной философии. Твое молчание — не согласие, а презрение. Я упорно проповедовал свободу сексуальных экспериментов? Наверное, так оно и есть. Я и сам сексуальный эксперимент.
Наша свадьба тоже была экспериментом. Я не понимал, с какой стати праздновать какую-то бумажку. В этом столько фальшивой романтики. Ты трогательно со мной соглашалась, но все-таки проплакала всю первую брачную ночь. Ты вначале много плакала. А потом у тебя уже слез не осталось. Твоя плаксивость была невыносимой. Я понимал, почему ты плачешь. А ты — нет. Да и как тебе понять? Ты не знала мужчину, за которого вышла замуж. Была молодой, наивной сельской девочкой. Сорванной в первый вечер в большом городе. Можно сказать, специально отобранной и сорванной.
Это случилось на вечеринке в пансионе. Настоящий кутеж, как тогда говорили. Я услышал о тебе от хозяйки, которая познакомилась с тобой, возвращаясь из Англии. Вас обеих тошнило на Ла-Манше, между Харвичем и Хук-ван-Холландом. Вы поддерживали друг друга в адовых мучениях морской болезни. Она рассказывала, как ты была красива, даже лежа с совершенно зеленым лицом в приступе тошноты. Описывала тебя, как мужчина описывает женщину. Думаю, она была в тебя влюблена. В твои блестящие длинные темные волосы. Пухлые щеки с нежно-розовым румянцем. Чувственный, дерзко и красиво очерченный рот. Ноги, еще не расставшиеся с детством. С той особенной округлостью и бесформенностью. Прямо укусить хочется.
Я спросил хозяйку, что ты делала в Англии. Интересовалась ли языком и литературой. Она ответила, что ты молчаливый и замкнутый человек, слишком застенчивый, чтобы говорить о себе. Но ей удалось вытянуть, что ты долгое время жила то ли у друга, то ли у подруги в Лондоне. Взамен, между приступами тошноты, она рассказала тебе о своей несчастной любви к юному студенту, от которого забеременела. Что в то время было весьма серьезным делом. Она возвращалась домой после аборта.
Моя знакомая считала, что эта девушка — то есть ты — именно то, что мне нужно, обладает всеми качествами, подходящими моему образу жизни. Сельская скромность. Точность. Ты не стала бы требовать чего-то для себя. Но готова была жить для других. Пожертвовать собой ради одного-единственного и возлечь на алтарь любви. Я представил этот невинный полевой цветок. Эту девственную жрицу. Раздел ее мысленно и сразу влюбился. «А какая у нее грудь?» — спросил я с деловитостью хирурга. «Это у нее — самое прекрасное. Мы жили в одной каюте. Как было не обратить внимания на совершенную красоту ее груди?» Я почувствовал, что счастье мое устроено, судьба подкинула мне в руки мою червовую даму. Теперь надо было лишь выиграть прелестную пастушку. Я принял тебя, так сказать, на веру.
Хозяйка, как и я, была полна энтузиазма и добавила, что будет поддерживать мой план, если мистическая незнакомка проявит больше стойкости, чем ожидалось. За мягкой беззащитной внешностью может скрываться твердая воля. Короче говоря, внешность обманчива. Но моя подруга была непревзойденным знатоком человеческих душ и редко ошибалась в суждениях. В прошлом она была ясновидящей, у нее было свое ТВ-шоу в США. Но все бросила, когда родила первого ребенка. Хотела дать малышу более приземленное воспитание и отказалась от мира духов в пользу стирки подгузников и домашнего хозяйства.
