По четвергам мы с Галюша обедали в «Трубе святого Евстафия». По заведенному обычаю я каждый раз шел сперва на кухню. Целовал в щеку мадам Поль и жал руку Колченогому. Впрочем, пожать мне удавалось только запястье: руки у Колченогого были вечно в муке, в кляре или в толченых сухарях. Оглядев мой шикарный костюм, он неизменно приговаривал: «Прямо граф, с таким на „ты“ не поговоришь!» Появлялась Луиза, сама не своя от восторга. Одетта решила сделать мне сюрприз и наняла ее к себе компаньонкой. В сентябре ей предстояло переселиться на авеню Поль-Думе. «Так ты зайдешь за мной в воскресенье?» Я кивал, разве можно было испортить Луизе радужное настроение? Затем я садился за наш особый столик под номером шесть, и господин Поль приносил дежурное блюдо — булочки со сладким мясом. Интересно, зельц, лучшее средство для расстройства пищеварения, изобретен в 1953 году или раньше? Хорошо бы узнать. Трапезы в пятидесятые годы были такими продолжительными, обильными и жирными, что мой ссохшийся в девяностые желудок не мог с ними справиться. Зато Галюша чувствовал себя прекрасно и, размахивая вилкой с ломтиком горячей поджаренной колбасы, умудрялся еще и работать, вернее, задавал работу мне.

— Вы снова попали в яблочко, профсоюзы города Бордо призывают к всеобщей забастовке.

— Забастовка в самом деле станет всеобщей.

— Ее поддержат все государственные служащие?

— От железнодорожников до электриков. Я вам уже говорил.

— Правительство примет меры, издаст указ о возобновлении работы.

— Его меры ни к чему не приведут. Правительство пойдет на уступки. Количество бастующих возрастет до трех, а потом и до четырех миллионов. Забастовка затронет даже частный сектор.

— И когда же она кончится?

— В начале осени.

— Какая вкусная колбаска, — сменил тему Галюша. — Ходят слухи, в Москве изобрели водородную бомбу. Вы считаете, это правда?

— Вскоре об этом объявят официально.

— Они блефуют!

— То же самое скажут многие. Когда Маленков известит мировую общественность о том, что в его стране есть новая бомба, ему не поверят. А зря!

— Допустим, я поверю. И сяду в лужу, а?

— Не бойтесь. Западные ученые в ближайшее время смогут с помощью сейсмографов засечь испытания водородной бомбы на территории Советского Союза.

— Тревожная новость. Подумать только! Америка во всем опережает СССР, но там до водородной бомбы не додумались.

— Да, нам предстоит узнать еще более тревожные новости.

— Неужели они используют бомбу против нас? — ужаснулась Одетта.

— Используют, но иначе, чем вы думаете.

Стоит ли их пугать? Зачем объяснять, что человечество, хотя и создаст разветвленные и запутанные системы управления, будет беззащитным, как никогда, перед произволом фанатиков. Что ядерное оружие вследствие незаконной торговли плутонием распространится повсюду. Окажется в руках магнатов, бандитов, террористов и психов. Я тоже предпочел сменить тему разговора:

— Мадам Поль прекрасно готовит заливное из дичи.

Но Одетта глядела на меня расширенными от ужаса глазами и судорожно вцепилась мне в колено под столом.

Я инстинктивно избегал кварталов, знакомых с детства. Обходил стороной дом, где мы жили с родителями, садик, куда меня водили гулять. Боялся встретить родных, помолодевших лет на пятьдесят, или, чего доброго, себя самого маленьким неуклюжим мальчиком. Но по иронии судьбы у Галюша была вилла в Трувиле, и конечно же мои благодетели потащили меня с собой. Я не смог отказаться, ведь они так настаивали. «Вы столько сделали для нас и теперь должны отдохнуть», — говорила Одетта. «Мне необязательно сидеть в городе и следить за развитием событий у нас и за рубежом, если мой ясновидец будет рядом», — добавлял ее муж. Итак, мы сели в машину и добрались до Трувиля за четыре часа по сквернейшей дороге — шоссе к тому времени еще не построили.

В первый же день я отправился побродить по городу и спустился к морю. По соседству с домом, который мои родители снимали на лето, жили муж с женой, энергичные и спортивные. Мы с ними никогда не общались. Теперь я наблюдал, как их дочка ходит колесом по песчаной дорожке, а два сына тащат к воде надувную лодку. Кем потом стали эти дети? Вернее, кем они станут? Я не знал и радовался, что не знаю. Памятник Флоберу еще стоял на прежнем месте, на площади, в окружении кафе со спущенными жалюзи. Казино не было и в помине. Я не забыл, что здесь торговал антиквар, а вон там — продавец игрушек; не забыл, как он раскладывал на прилавке всевозможные совки, ведерки и сачки для ловли креветок. С радостью и щемящей тоской я вглядывался в ожившие картины прошлого. Обратно к Галюша я шел по тропе над обрывом, вспоминал детство, умилялся, глядя на прежние скромные домики, отмечал про себя: «Здесь, оказывается, росло дерево, а здесь был пустырь». Далеко внизу шумело море, виднелись остроконечные Черные Скалы, передо мной, лежа на зеленой травке в купальнике, загорала Одетта.

— Вы здесь одна, мужа нет?

— Он зашел проведать Бертонов, сейчас вернется.

Я поспешно сунул ей в руки местную газету. «Чудовищное землетрясение в Греции. Десятки тысяч погибших, тысячи беженцев». Одетта вскочила, порывисто обняла меня, измазав мне всю рубашку кремом для загара.

— Вы спасли нас от смерти!

— Спас. Но пожалуйста, не говорите об этом мужу.

Вечером к Галюша пришли в гости соседи Бертоны. У мадам Бертон спина была красней вареного рака; Одетта посоветовала ей, каким кремом мазаться. Господин Галюша увел меня под навес и познакомил со своим старинным другом, полковником, великим стратегом и тактиком. Крошечный седенький человечек в полотняном костюме смерил меня недоверчивым взглядом:

— Много о вас наслышан. Галюша утверждает, что вы обладаете даром предугадывать события.

Я улыбнулся с подчеркнутой скромностью. Старый дурак предупредил:

— Все, что здесь будет сказано, пусть останется между нами. Никому ни слова!

Галюша поручился, что я буду нем. Полковник ринулся в бой.

— Так вот. Вьетминь теснит нас со всех сторон. Нужно покончить с мерзавцами. Я набросал неплохой план действий, даже показал кое-кому из моих друзей в Генеральном штабе. Создадим укрепленный лагерь с посадочной площадкой для самолетов. Оттуда будем снабжать оружием и провиантом наших сторонников. И отрежем врагу путь к границе с Лаосом.

— Лагерь в долине Дьенбьенфу?

— Откуда вы узнали, черт возьми?

— Он мастер угадывать! — заверил Галюша, словно решил продать меня и набивал цену.

— Повторяю вопрос: откуда вы узнали?

— Посмотрел по карте.

— И я по карте! — обрадовался Бертон. — Лучшего места не придумаешь: недалеко от лаосской границы, среди рисовых полей, к тому же там есть заброшенный японский аэродром.

— Его еще нужно отремонтировать и расширить, иначе наш военный самолет там не сядет.

— Отремонтируем! Главное — крупная база врагу не по зубам. Мы не дадим ему проникнуть в Лаос и постепенно уничтожим на всей территории Индокитая.

— Есть одно «но», господин Бертон.

— О чем вы?

— Еще в древности китайские военачальники предостерегали: нельзя становиться лагерем в узкой долине.

— В двадцатом веке французы плевали на их предрассудки.

— Напрасно.

— А чего бояться, скажите на милость?

— Заранее ясно, что попадешь в окружение.

— В окружение? Кто же сумеет нас окружить? Вьетнамцы? А вы их видели? Жалкие крестьяне без оружия и боеприпасов.

— Боеприпасы им доставят с севера.

— Как? На велосипедах? — полковник расхохотался, Галюша захихикал.

— Вот именно, на велосипедах.

— Что за чушь вы говорите! Конечно, место вы угадали правильно, но в остальном… Друг мой, у вас отсутствует стратегическое мышление.

— Место он угадал потому, что был там, — ввернул Галюша.

И я еще надеялся что-то изменить! Да кто станет меня слушать?! Ведь я пустое место. Бертон в лицо называет меня дураком. Я знаю будущее, ну и что с того? Знаю, но ничего не значу. Знаю себе на горе.