Человек, к которому обратился Гарри, с любопытством посмотрел на него. На нем был коричневый костюм из легкого твида с рисунком в елочку, жилет с карманом для часов, где явно лежали часы, и галстук, похожий на галстук уэльской гвардии [57]. Его вежливый голос прозвучал совсем не так вежливо, как того ожидал Гарри.

— Дело в том, что… вообще-то… я вовсе не «почти закончил», — задумчиво сказал он.

Гарри спиной чувствовал Мидж, стоявшую у дверей переполненного зала; она постукивала ногой об пол, и на нее глазели люди, сидевшие за соседними столиками. Она обернула шарф вокруг головы, чтобы как-то спрятать некогда знаменитое лицо, но преуспела лишь в том, что стала выглядеть подозрительно.

— И тем не менее не позволите ли нам присесть? Тут нет ни одного свободного столика, а моя жена очень устала. Понимаете, мы заказывали столик, но опоздали, а этот чертов ресторан не стал держать наш заказ.

Слово «жена» далось ему очень легко. Гарри и Мидж уже провели вместе два дня и две ночи их долгожданного и воистину замечательного уик-энда, а теперь возвращались в Лондон. Поначалу Гарри разделял тревогу Мидж, которая боялась встретить кого-нибудь знакомого. Теперь ему было на это наплевать. Он выигрывал большую игру. Слово «чертов» означало инстинктивный призыв к тому, с кем он разговаривал.

Человек, перед которым стояла тарелка с кусочками сыра и почти пустая чашка кофе, посмотрел на Гарри с видом отстраненного и недоброжелательного любопытства. Он никуда не спешил.

— Мне не очень понятно, с какой стати вы должны садиться за мой столик. Если человек обедает в одиночестве, то он хочет — по крайней мере, я этого хочу — обедать в одиночестве.

«Эксцентричный интеллектуал, черт бы его подрал», — подумал Гарри.

— Я вас очень хорошо понимаю, — сказал он, — и в обычной ситуации я бы не стал просить о таком одолжении, но, поскольку нас подвели, а метрдотель не собирается нам помогать, я решил, что должен сам позаботиться об этом. В одиночестве здесь сидите только вы, и поскольку вы закончили…

— Но я не закончил.

— Почти закончили, то я решил, вы не будете возражать, если мы присядем и посмотрим меню.

— Вы могли бы пойти в бар, — ответил человек.

— В баре не протолкнуться. — В голосе Гарри послышалось раздражение. — Сесть там негде, и моя жена не любит бары.

— Извините, если это покажется невежливым, — сказал человек, — но я не понимаю, почему должен соглашаться на ваше предложение. Я ценю мой столик и мое одиночество. И не понимаю, какое значение имеет то, что только я в этом ресторане ем в одиночестве.

— При том, что нас двое, а вы один.

— Аргумент, основанный исключительно на числах, ничуть не лучше аргумента, основанного на силе.

— Мы вам не помешаем.

— Вы уже это делаете.

— За столиком достаточно места.

— В физическом смысле — может быть, — ответил человек. — Но психологически тут нет ни единого лишнего сантиметра. Это дорогой ресторан. Мы платим за его маленькие удобства, например за возможность в одиночестве и тишине доесть свой обед.

Люди за соседними столиками, только что глазевшие на Мидж, перенесли свое внимание на Гарри. На лицах появились улыбки. Разговоры стихли.

Метрдотель тоже обратил внимание на этот инцидент. Он подошел и обратился к человеку за столиком безлично-пренебрежительным голосом:

— Вы закончили, сэр?

Метрдотель вовсе не был на стороне Гарри, его презрение к клиентам было объективным.

— Нет, не закончил, — ответил человек. — Я, пожалуй, выпью еще ликера. Принесите, пожалуйста, карту вин.

Гарри повернулся и направился к двери. Мидж к этому времени уже вышла из зала и теперь ждала в баре. Увидев Гарри, она повернулась и устремилась к выходу из отеля, а оттуда — к парковке. Гарри догнал ее у машины. Она плакала. Он открыл дверь машины, и Мидж села.

— Ну почему это должно было случиться?!

Гарри вырулил с парковки и поехал наобум по дороге.

— Ты же просила меня сделать что-нибудь!

— Все на нас смотрели.

— Не плачь, Мидж.

— Мои нервы на пределе.

— Это потому, что мы возвращаемся домой, в Лондон.

— Все вели себя по-свински, все глазели на нас.

— Мы найдем другой ресторан, тут должно быть что-нибудь сносное.

— Нет, я не хочу в ресторан. И уже поздно, нас нигде не примут.

— Мы могли бы поесть сэндвичи в пабе.

— Ты же знаешь, я ненавижу пабы. Я больше не хочу, чтобы на меня глазели. Я чувствую, что все против нас.

— Может быть, — ответил Гарри, — но мы все равно победим. Чего бы ты хотела? Мы должны поесть.

— Давай устроим пикник, я уже предлагала тебе раньше, но ты был против. Я не слишком хочу есть.

— А я хочу, — сказал Гарри. — Голоден как волк. Столько часов за рулем.

— Ну тогда купи что-нибудь, что сам выберешь. И бутылку вина.

— Две бутылки. Хорошо.

Гарри ненавидел пикники.

— И нам нет нужды торопиться, — сказала Мидж, чьи глаза уже высохли. — Мой дорогой, мне очень жаль…

— Мне тоже. Но этот эпизод ничего не испортил, правда?

— Конечно нет!

— Мы были так счастливы. Мы будем счастливы.

— Мы и сейчас счастливы.

— А это самое главное, правда?

— Я уже пришла в себя. Смотри, вон там большой продовольственный магазин — ты купишь что-нибудь, а я подожду в машине.

Гарри отправился в магазин. Он чувствовал, что теперь должен уступить. Ресторан предложил он. Но их погубила, став причиной опоздания, другая его идея — показать Мидж школу, в которой он учился. Спартанская частная школа Гарри, где учился также и Казимир, располагалась в уединенном и очень красивом месте на окраине маленького городка; она стояла особняком за изысканной формы каменными стенами, среди больших шелковистых холмов с пасущимися овцами и узкими петляющими дорогами. Светило солнце. Поездка была замечательной, но они заблудились. Мидж совсем не умела читать карты. Когда они наконец добрались до школы, Гарри захотел зайти внутрь и показать Мидж свою спальню и свой класс, спортивный зал, игровые площадки, помнившие его победы. В школе было время каникул. Здания практически опустели, на кроватях кое-где лежали чемоданы, некоторые родители со своими чадами бродили по саду. Гарри провел ошеломленную Мидж по этим комнатам и коридорам, насыщенным — мрачно, густо, плотно — нечистыми подростковыми желаниями; он постоянно возвращался сюда в снах. Утомленный воспоминаниями, он слишком долго продержал там Мидж и, возможно, наскучил ей, а в конечном счете они опоздали на ланч. Теперь он чувствовал свою вину и был готов согласиться на пикник — она уже предлагала его несколько раз, а Гарри неизменно ловко уклонялся.

Он вернулся в машину с пакетом провизии и двумя бутылками вина.

— А штопор у нас есть? — спросила Мидж, в отсутствие Гарри изучавшая карту.

Штопора у них не было. Не было у них и консервного ножа, вилок, обычных ножей, ложек, пластиковых чашек и тарелок, даже бумажных салфеток. Гарри совершил еще один круг по городу в поисках всех этих вещей, смертельно проголодался и был на взводе.

— Гарри… — проговорила Мидж, когда они выезжали из города.

По ее тону он понял, что она собирается просить об одолжении, и попытался скрыть свою злость.

— Да, моя дорогая, моя любимая?

— Ты знаешь, я тут разглядывала карту, и, оказывается, дорога проходит совсем рядом с Сигардом.

— С чем? А, с тем местом, где жил Джесс.

— Живет. Неужели ты забыл это название?

— Нет, просто давно вытравил его из сознания.

— Ты не против, если мы…

— Против!

— Я не говорю о визите к ним. Я хотела бы лишь проехать мимо и посмотреть на башню. Тут всюду равнина, и ее будет видно за несколько миль. Я бы хотела еще раз увидеть эту местность.

— Нет, Мидж.

— Почему? Твои места мы посещали, провели там несколько часов. Почему мы не можем проехать по этой местности? Нам вовсе не обязательно приближаться к дому, да я этого и не хочу. Но я хочу посмотреть округу.