— Прямо не верится, — произнесла наконец Вайолет. — Не верится, что нас бросили на отмели.

— А мы-то думали, здесь мы сможем забыть все, что происходило с нами раньше, — проговорил Клаус. — Но это место оказалось не безопаснее всех остальных, где мы побывали.

Вайолет оглядела отмель.

— Думаю, мы сможем ловить рыбу и собирать водоросли. Наша пища будет немногим отличаться от той, которую едят на острове.

— Если костёр, — задумчиво произнесла Солнышко, — тогда натёртый солью карп.

— Мы не можем здесь жить, — напомнил Клаус. — Ожидается прилив, отмель зальёт водой. Надо или жить на острове, или же придумать, каким образом вернуться назад.

— Нам не перенести плавания по морю без лодки, — сказала Вайолет, пожалев, что у неё нет ленты и ей не подвязать волосы.

— Кит перенесла, — возразила Солнышко.

— Должно быть, книги послужили ей плотом. — Клаус провёл рукой по книжному кубу. — Но вряд ли она проделала большое расстояние на бумажном судне.

— Надеюсь, она встретилась с Квегмайерами, — сказала Вайолет.

— Надеюсь, она очнётся и расскажет нам, что произошло, — сказал Клаус.

— Как ты думаешь, она серьёзно пострадала? — спросила Вайолет.

— Без подробного врачебного осмотра решить это невозможно, — ответил Клаус. — Может быть, её просто измотала буря.

— Тревожусь, — грустно сказала Солнышко. Она мечтала о сухом теплом одеяле, которым Бодлеры могли бы укрыть лежащую без чувств приятельницу.

— Мы не можем тревожиться только об одной Кит, — возразил Клаус. — Мы должны думать и о себе.

— Надо составить какой-то план, — устало проговорила Вайолет, и все трое Бодлеров вздохнули. Даже Невероятно Смертоносная Гадюка и та, похоже, вздохнула и сочувственно положила голову на ногу Солнышку.

Бодлеры стояли на прибрежной отмели и размышляли обо всех предыдущих тяжелейших ситуациях, и обо всех своих планах спасения, и о том, как каждый раз они попадали в очередную беду. Тучи, нависшие над ними, казалось, всё росли и сгущались, и дети так и простояли бы на месте неизвестно до каких пор, если бы тишину не нарушил голос человека, запертого в клетке.

— У меня есть план, — сказал Граф Олаф. — Выпустите меня, и я расскажу, в чем он состоит.

Олаф говорил теперь нормальным голосом, но он звучал глухо из глубины клетки. Бодлеры повернулись и увидели как бы новый маскарадный костюм: жёлто-оранжевое платье закрывало теперь Олафа донизу, скрадывая округлый живот с его фальшивой беременностью и татуировку в виде глаза на щиколотке. Между прутьями лишь торчали пальцы рук и ног, да, если вглядеться, можно было различить блеск мокрых губ и один мигающий глаз пленника.

— Мы вас не выпустим, — отозвалась Вайолет, — у нас и так полно неприятностей, не хватает ещё, чтобы вы оказались на свободе.

— Как угодно, — ответил Олаф, и платье его зашуршало, когда он сделал попытку пожать плечами. — Но только и вы, и я наверняка утонем, когда начнётся прилив. Лодку вам не построить — островитяне забрали все обломки после шторма. И на острове вам не жить — поселенцы вас бросили. Хоть мы и потерпели кораблекрушение, мы по-прежнему в одной лодке, Бодлеры.

— Ваша помощь нам не нужна, Олаф, — сказал Клаус. — Начать с того, что, если бы не вы, мы бы здесь не очутились.

— Не будьте так уверены, — заметил Граф Олаф, и губы у него искривились в улыбке. — Все рано или поздно прибивает к этим берегам и попадает на суд к этому болвану в длинном платье. Думаете, вы первые Бодлеры, которые здесь побывали?

— Что имеете? — требовательно спросила Солнышко.

— Выпустите меня, — приглушённо хихикнул Олаф, — и узнаете.

Бодлеры с сомнением переглянулись.

— Опять пытаетесь перехитрить нас, — сказала Вайолет.

— Ясно, пытаюсь! — воскликнул Олаф. — Так уж устроен мир, Бодлеры. У каждого свои тайны, свои умыслы, и каждый пытается перехитрить всех остальных. Ишмаэль перехитрил меня и засадил в клетку. Но я знаю, как перехитрить его и всю его братию. Если выпустите меня, я стану королём Олафленда, а вы трое сможете быть моими приспешниками.

— Мы не хотим быть вашими приспешниками, — запротестовал Клаус. — Мы только хотим оказаться в безопасном месте.

— В мире нет безопасных мест! — объявил Граф Олаф.

— Да, пока вы на свободе, — согласилась Вайолет.

— А я ничуть не хуже других, — возразил Олаф. — Ишмаэль такой же коварный, как я.

— Напыщ, — буркнула Солнышко.

— Я правду говорю, — настаивал Олаф, вероятно не поняв высказывания Солнышка. — Поглядите на меня! Запихали в клетку, а за что? Напоминает это тебе что-нибудь, глупый младенец?

— Сестра не младенец, — отпарировала Вайолет, — а Ишмаэль не коварный. Может, он и заблуждается в чем-то, но он просто старается сделать остров безопасным пристанищем.

— Ах, вот как?! — Клетка затряслась от смеха. — А вы пошарьте в луже и посмотрите, что уронил Ишмаэль.

Бодлеры переглянулись. Они совсем забыли про выкатившийся из рукава рекомендателя предмет. Трое детей стали вглядываться в воду, а Невероятно Смертоносная Гадюка скользнула в тёмную глубину, вынырнула, держа что-то во рту, а потом вложила это Солнышку в протянутую руку.

— Мерси. — Солнышко в знак благодарности почесала змее голову.

— Что это? — Вайолет наклонилась, чтобы поближе рассмотреть змеиную добычу.

— Сердцевинка яблока, — сказал Клаус, и сестры увидели, что так оно и есть. От сердцевинки, лежащей на ладони у Солнышка, почти ничего не осталось — до такой степени она была обгрызена.

— Видите? — прозвучал голос Олафа. — Пока остальные островитяне спят, Ишмаэль выскальзывает из палатки, добирается до чащобы на своих абсолютно здоровых ногах и один поедает яблоки! Ваш драгоценный рекомендатель просто фальшивый кумир на глиняных ногах!

Клетка опять затряслась от смеха, а Бодлеры сперва поглядели на яблочную серёдку, а потом друг на друга. «Кумир на глиняных ногах» — выражение, которое относится к человеку, который только кажется честным и настоящим, а на самом деле имеет скрытую слабость или коварную тайну. Если у кого-то обнаруживаются глиняные ноги, он падает в вашем мнении, как может упасть статуя, если у неё ненадёжный пьедестал. Бодлеры считали, что Ишмаэль, конечно, поступил нехорошо, оставив их на прибрежной отмели, но они думали, что он хочет уберечь других островитян от зла, так же как миссис Калибан хочет, чтобы чтение книг не выводило Пятницу из душевного равновесия. И хотя Бодлеров многое не устраивало в философии рекомендателя, они по крайней мере уважали тот факт, что он старается добиться того же, чего старались добиться сами Бодлеры с того страшного дня на пляже, когда стали сиротами, а именно: найти или создать безопасное пристанище, которое можно назвать домом. Но сейчас, при виде яблочной сердцевины, они осознали, что сказанное Графом Олафом — правда. Ишмаэль — кумир на глиняных ногах. Он лгал о своих болезнях. Он эгоистично забирал себе яблоки в чащобе, и он коварно оказывал давление на всех обитателей острова, заставляя делать всю работу. Глядя на предательские следы зубов рекомендателя на огрызке яблока, они вспоминали, как он утверждал, будто предсказывает погоду с помощью магии, и странное выражение глаз, когда говорил, будто на острове нет библиотеки, и задавались вопросом — какие ещё тайны скрывает бородатый рекомендатель. Вайолет, Клаус и Солнышко опустились на грядку мокрого песка, словно это у них были глиняные ноги, и прислонились к книжному кубу, размышляя о том, каким образом получилось, что, уплыв так далеко от большого мира, они столкнулись с теми же бесчестностью и коварством, что и всегда.

— И какой у вас план? — спросила Вайолет у Графа Олафа после долгого молчания.

— Выпустите меня из клетки, тогда скажу, — заявил Олаф.

— Сперва скажите, — возразил Клаус, — может, тогда и выпустим.

— Нет, сперва выпустите, — настаивал Олаф.

— Нет, сперва скажите, — настаивала Солнышко.

— Так весь день можно пререкаться, — прорычал негодяй. — Говорю вам, выпустите меня, а нет — так я унесу свой план в могилу!