Баба Люда и надоумила Алевтину везти сына в районный центр. В храм. Крестить.

- Хуже не будет, - напутствовала, - а вдруг да будет чего... Там отец Герман служит, очень хороший священник. К нему со всей России запойных алкашей везут, и ведь помогает. Без кодировок всяких. Подолгу люди не пьют, а то и совсем прекращают. А ещё, говорят, он одержимых отчитывает. Наша Фима-то такого там насмотрелась!.. Привезли одну, а та мужским басом верещит: не ты садил, не тебе выгонять! Упала, слюной брызжет, трясун её колотит...

- Да ведь не одержимый он у меня! - всколыхнулась Алевтина, нежно прижимая соломенную головушку сына к животу.

- Тьфу! Нет, конечно! Он некрещёный! Разумеешь? Говорю же, хуже не будет...

С тем и поехали.

Седовласый отец Герман с интересом посмотрел на Андрейку. Попытался с ним заговорить, но тот лишь блаженно улыбался священнику. Чудо произошло чуть позже. Во время таинства, когда задал вопрос отец Герман к крещаемым: «Отрицаетесь ли от сатаны?» - Андрейка произнес первое слово в своей жизни: «Отрицаюсь»! Да прямо выкрикнул!

После таинства отец Герман причастил младенцев, прочёл проповедь, а к Алевтине подошёл отдельно, хотя прихожане толпились вокруг него и даже зазывали в гости, отметить радостное событие.

- Необычный у вас мальчик.

- Да уж, доктора и психологи мне наговорили.

- Ни те ни другие здесь не сильны. Не сведущи - так, пожалуй, сказать правильнее. Что они могут знать о детской душе? Они ведь души не ведают. Знаете, есть одна поучительная история. На одном из официальных государственных приёмов, в конце 50-х, по-моему, к известному хирургу и пастырю, а ныне святому и, кстати, лауреату Сталинской премии, архиепископу Луке Войно-Ясенецкому, прошедшему и лагеря, и войну, подошёл один из членов правительства. Он надменно сообщил владыке, что летавшие недавно в космос советские спутники Бога там не обнаружили. Как, мол, вы это объясните? Владыка ответил вдумчиво и серьезно: «Будучи хирургом, я неоднократно делал трепанацию черепа, но ума там тоже не обнаружил».

Алевтина улыбнулась доступной мудрости святого. Но спросила:

- К чему вы мне, батюшка, это рассказываете? Я ни в космос, ни в хирургию не собираюсь...

- Я к тому, Алевтина Сергеевна, что сын ваш видит больше, чем мы. Может, и слышит. Дар у него. И не нам судить, отчего и почему такой дар младенцу дан. Вот ведь знаете, наверное, что имя у него, как у апостола Андрея Первозванного. «Первозванного» - слышите, как звучит? Господь его первым призвал и в свои ученики, и к служению.

- Мама! Мама! Ангелов вокруг много-много! Они радуются и такие красивые песни поют! - воскликнул вдруг Андрейка.

Алевтина испуганно стала озираться по сторонам, потом увидела голубей на паперти и успокоилась. Видать, голубей за Ангелов принял.

- Ты правда видишь Ангелов? - присел на корточки отец Герман.

- Правда. Некоторые маленькие, как голуби, а некоторые большие. И все поют.

- А что поют? Бога славят?

- Да! И за людей радуются, что сегодня в церковь пришли.

- Господи, - прижимала руки к груди Алевтина, - он же до сегодня ни словом ни обмолвился. Его в эти... Как их? Аутисты записали. А теперь лопочет, да ещё как! Неужто и правда чудо Господне?

- Думаю, - поднялся во весь рост священник, - мальчик просто пришёл туда, куда должен был прийти. А чудо тут совсем в другом. Если он действительно видит Ангелов... Такого немногие святые сподобились.

- А что, батюшка, Ангелы действительно вокруг бывают? - спросила Алевтина.

- Святые отцы учат, что в небе куда как теснее, чем на земле. И отрадно видеть Ангелов, хотя простому смертному лучше никаких видений не желать, опасно, прельстить могут, а вот, говорят, если видеть бесов, то от ужаса можно сойти с ума.

- Ойеньки! - прижала к себе Андрейку Алевтина, но он вырвался и побежал на середину церковной площади, чтобы, задрав голову, смотреть на колокольню, где на звоннице сочным баритоном понеслись в городское небо первые удары благовеста.

- Ангелы качаются! - закричал Андрейка.

- Да, чудный дар, удивительный... - задумчиво сказал отец Герман, прислоняя ладонь ко лбу, пытаясь рассмотреть в крестообразном протуберанце солнечных лучей то, что видел там мальчик. - И не может он лгать младенчеством своим.

- А что дальше с этим Андреем Первозванным? - Алевтина и радовалась, и боялась происходящего.

- С апостолом? - отозвался священник. - Он позвал следовать за Христом своего брата Симона Петра. До того он был учеником Иоанна Крестителя, а родом из Галилеи. После Вознесения Господня он много проповедовал в разных землях, был в Скифии и, по преданию, пришёл на киевские холмы и пообещал, что на них воссияет благодать Божия. А в конце жизни он принял мученическую смерть во славу Божию. Был распят где-то в Ахее на особом кресте, который теперь и называется Андреевским. На военных кораблях флаги видели?

- Распят? - задумалась совсем о другом Алевтина, с нескрываемым ужасом глядя на сына.

- Сегодня у христиан другие мучения, - уловил её состояние батюшка, - тысячи искушений, насмешки, преследования за веру, непонимание окружающих, живущих только суетой этого мира...

- А я вообще не хочу никаких мучений! - всплакнула Алевтина. - Мне уже хватило! Муж от пьянки угорел, сама на работе здоровье потеряла, и теперь вот ещё Андрюша... Мучения. За что мне, батюшка?!

- Господь каждому даёт крест по силам его. Можно, конечно, попытаться найти себе полегче, а можно вообще сбросить... Роптать на Бога. Он же чего нам дал: ну жизнь, ну прекрасный окружающий мир, ну свободу, которая только у Самого Бога и есть... А забыл, оказывается, построить для каждого дворец, пару автомобилей на семью подогнать, счет в банке открыть, чтоб и потомкам хватило. Да ещё бы и не трудиться вовсе, валяться на пляже или на диване. А как помирать вздумаем в полном здравии и безо всяких тебе болезненных страданий, так сразу Господь, или на худой случай апостол Пётр, должны нас у ворот рая встретить. Чего уж! Всё оплачено. Сын Его за это принял мучительную смерть на кресте...

- Да я, отец Герман... - смутилась Алевтина, - я не ропщу. Больно, вот и ною. Мне уж старушки наши разъяснили, отчего Бог не сделал всех разом счастливыми и добрыми. Потому как главное было бы нарушено - свобода. Ох, и долго они мне эту свободу растолковывали. Я ж до этого думала, что свобода - это как в демократии, на улицах орать. Митинговать. А то, оказывается, стадность, а не свобода.

- Стадность? Интересное слово вы, Алевтина, для демократических институтов подобрали.

- Да это у меня профессиональное.

- Можно я теперь им буду пользоваться? Это ведь как хорошо сравнить можно: с одной стороны - стадность, с другой стороны - соборность. Выбирай, человек...

- Пользуйтесь, батюшка.

- А вы приезжайте почаще... Андрюшу причащать. Да и вам надо. И уж если видит он Ангелов, значит, они его любят. А можно ли желать лучших друзей и защитников?

Следуя за мыслью священника, Алевтина просветлела лицом и успокоилась. На сердце стало легче, и она вдруг осенила себя широким крестом и поклонилась на собор.

- Прости, Господи, меня, грешную.

Но снова заплакала, правда, слёзы эти были теперь совсем другие. Не из глаз, а прямо из сердца.

4

Село Гатово стояло на левом низком берегу реки Тосьвы, которая в этом месте делала крутой изгиб, выстроив на правом берегу забор густой тайги, а на левом оставив заливные луга, и от полного затопления Гатово спасала только дамба, построенная ещё в 1970 году заезжей комсомольской бригадой с Украины. С тех пор дамбу только слегка подновляли. Районное начальство щедро подгоняло каждое лето пару грузовиков с песком и грейдер. Между тем Тосьва год от года во время разливов пыталась изменить угол своего изгиба. С правого, крутого берега осыпались мощные стволы сосен и кедров, облетал, как трава, осинник, а вокруг Гатово появлялось озеро, и гатовский остров стоял лишь потому, что Тосьве не хватало то полметра, а то и нескольких сантиметров, чтобы перешагнуть и смыть дамбу.