Семен очнулся. Над ним действительно стоял дед Монин. Вид у него был испуганный.

— Нашел место, где спать!

— Ты же спал, — вспомнил Семен.

— Это я! А у тебя сердце сейчас останавливалось!

— Да ну!..

— Ну да! — закивал Монин, и на всякий случай припал ухом к груди Рогозина. — Сичас-то стучит, а я пришел — ты такого цвета, как небо, был.

Семен посмотрел в смуреющее небо.

— Такое увидел, не знаю — правда или нет?

Дед Монин взглянул на него чуть ли не с укоризной:

— Много будешь знать — и помирать скоро будешь. — Но потом продолжил уже заговорщическим тоном: — Я когда здесь спал, тебя видел. Хотел сына, а видел тебя. Вы с Лешей ко мне пришли — я все равно не поверил.

— Я тоже хотел Степана увидеть, а увидел маму...

— Ну-ну, — оживился старик, — пошли-пошли отсюда быстро. Все равно здесь долго нельзя. Пойдем, у тебя еще дел много.

НАЧАЛО ГЛАВЫ СЕМНАДЦАТОЙ И ДРУГОЙ ЖИЗНИ

В здании аэровокзала было не людно. Семен и Леша Павлов сидели в зале ожидания. Сбитень и ребята Степана все же напросились следом, но ждали в машинах на улице. Внутри Семен чувствовал себя уверенно — сам себя убедил: чему быть, того не миновать. Вот только в костюме Степана было неуютно. На костюме настоял дед Монин. Как банный лист пристал — одень обязательно, мол, я тебя таким и видел. Почему-то поддержал его и Леха, хотя Семен настроился сказать Ольге и Андрейке правду.

Вроде, не нервничал, но минуты ожидания были тягостными, и руки все никак не находили в них покоя. Потому, наверное, встал и подошел к одетой в зеркала и мрамор стене у выхода из накопителя. Ухмыльнулся гладко выбритому дельцу, который смотрел на него с той стороны стеклянной глади. Тот тоже улыбнулся, и сразу стал похож на этакого простака в костюме с чужого плеча. Манеры не те...

— Шеф! Командир! У нас все получилось!.. — из накопителя первым выскочил спортивного вида парень, в котором Степан узнал бы Ваню-Супера. — Я тут такую интересную штуку под видом телескопа привез...

И уже из-за его спины появилась Ольга. Взгляд ее был тревожен и подозрителен. Семен опустил глаза, вся решимость куда-то исчезла.

— Оля... Тут знаешь...

— Знаю, — ответила она и прикоснулась губами к его щеке, потом прижалась щекой и обняла. Плакала она, закрыв глаза, и так и стояла, обняв Семена. Тот лишь слегка поддерживал ее за плечи. Себя он уже не слышал ни внутри, ни снаружи. Но еще один голос он не мог не услышать. Голос, который все решил за них.

— Папа, а Тихий океан, оказывается, совсем не тихий!.. — Андрейка обнимал его за ногу.

Мужчина и женщина, на которых украдкой бросали взгляды немногочисленные пассажиры и встречающие, вдвоем подняли на руки улыбающегося мальчика. Странным могло показаться окружающим, что взрослые плачут, а ребенок улыбается и о чем-то рассказывает. И рядом еще двое: озадаченный, и от этого имеющий глупый вид, телохранитель, и Леша Павлов, который губу прокусил до крови, чтобы глаза не слезились. А, может, странным им показалось то, что за спиной мужчины в зеркале отражается он сам, но так, будто стоит к зеркалу лицом. А, может, это им только показалось...

декабрь 1997 — февраль 1999 — январь 2004