– Действительно, прогресс, – сквозь зубы пробормотал доктор Шаффер.

– Ну и ладушки, – сказал Крушитель. – Щас мы тут порядочек наведем… Куды к фабрике калорий, док?

Глубоко вздохнув, доктор Шаффер повел его в кухню.

Там их уже поджидала Эмили. В этот миг она охотно променяла бы свою стройную, точеную фигурку на двести фунтов мяса и жира и профиль бульдозера. Она стояла перед полуантичной электрической стиральной машиной в надежде, что Крушитель ее не заметит.

– Как, – вежливо сказал Крушитель.

– Дела, – ответила Эмили, соблюдая нормы приличия, но от ее слов на всю кухню повеяло холодом.

Крушитель сделал вид, будто не замечает стиральной машины.

– Скажите, пожалуйста! – душевно порадовался он, – этот повар-шмовар так и сияет… Выбор диапазонов, инфра-тостер и hi-fi восстановитель вкуса… Достойненький ответ язве желудка!

Но, говоря, он украдкой подбирался все ближе и ближе к обреченной стиральной машине.

– Вы пропустили угловую панель, – с паникой в голосе воскликнула Эмили. – Это анабиозный отсек самой последней модели. В нем мы храним в состоянии онежняющей мясо комы двух гусей, пять цыплят, трех омаров и индейку… Мы хотим подержать индейку до самого Рождества.

Но ее попытка отвлечь неумолимый рок с треском провалилась. Ничуть не вдохновленный чудесами анабиоза. Крушитель неумолимо приближался к своей жертве. Его движение было так быстро, что миссис Шаф­фер даже отшатнулась.

– Как же так, миссис Шаффер? – промурлыкал Крушитель. – Ути какие мы непослушные! Чокнуться можно, это старье и впрямь стирает? да еще водой, а? И ради этакого хлама рисковать своей репутацией?! И чо только ваш психонал скажет?

– Нет, – в отчаянии умоляла Эмили. – Не ломайте ее, пожалуйста. Это семейная реликвия. Я знаю, она устарела, но…

Ее голос прервался, когда она увидела, как Крушитель одевает на свой молот специальную красящую приставку.

– И чо мне вам приписать, милая леди? – поинтересовался Крушитель со счастливой ухмылкой, – подкуп или попытку помешать выполнению моего долга?

Молот поднялся и опустился. Три раза. И после каждого удара на покореженных жестяных панелях оставалась броская надпись УСТАР. И каждый раз Шафферы вздрагивали, словно это по ним били тяжелым молотом.

– Милочка, – заявил Крушитель, разглядывая разбитую машину, – вот обзаведетесь вы ультразвуковой мойкой-стиралкой, помянете меня со слезкой на гла­зиках.

– Можете не сомневаться! – мрачно заверил его доктор Шаффер. – Лучше скажите мне, кто совершил ужасную ошибку, решив, будто бесчувственный олух вроде тебя является человеком? Теперь припиши мне призыв к мятежу, и я твоим же собственным молотом проломлю твой устаревший череп!

Эмили побледнела как полотно.

Крушитель безутешно вздохнул. Такая уж у него была судьба – нигде не находить понимания.

– Когда нас колют, – печально сказал он, – разве из нас не течет кровь? Когда нас щекочут, разве мы не смеемся? Когда нас отравляют, разве мы не умираем? А когда нас оскорбляют, разве мы не должны мстить? – “Венецианский купец”, третий акт… Не отчаивайтесь, док. Кто-то вот должон делать эту работенку. – Он плотоядно усмехнулся. – Ну-ка, поглядим, чего это там у вас ище… Ваш дешевый автомобильчик… Одна птичка вот скакала и сказала, дескать… он ждет-пождет моего дружка.

Победная улыбка озарила лицо доктора Шаффера.

– Будьте готовы к некоторому разочарованию, – объявил он. – Это стеклянный “Кадиллак” образца 1965-го года… если вы не знаете, всеми признанный раритет.

– Кто бы мог подумать? – Крушитель изумленно приподнял брови. – Готовьтесь к худшему, док. Стеклянный “Кадик” 1965 года только что объявлен ну совсем-совсем устаревшим. С ним теперича на дорогу ни-ни! Печально, а?

Но для доктора Шаффера это было не просто печально. Это была настоящая трагедия. Много лет уже он холил и лелеял свой стеклянный “Кадиллак”. Он потратил сотни часов, чтобы превратить потрепанную развалину, обнаруженную им в сарае в Миннесоте, в сверкающий шедевр. Это был предмет зависти всех его друзей, которые, устав носиться со скоростью двухсот миль в час в своих жуках, с вожделением во взоре следили за древним исполином, неторопливо (каких-то девяносто миль в час!) плывущим по дороге.

Понимание, что сейчас по его детищу пройдется неумолимый Молот, нанесло доктору Шафферу психологическую травму, с которой его и так перегруженный мозг уже не мог справиться. Где-то там, в глубине его сознания, разом вылетело сразу несколько предохранителей. Доктор Шаффер дважды обернулся вокруг своей оси и тяжело повалился на пол, глядя оттуда на Крушителя, словно тот только что объявил о конце света.

Поглядев на него с некоторым даже сожалением и состраданием во взоре, Крушитель повернулся к Эмили:

– Чудно это как, мужики-то завсегда первыми ломаются, – цинично заметил он. – Приговорю-ка, пожалуй, этот “Кадик”… покамест док себе витает… Как пройти к камере смертника, красотка?

– Первый поворот направо, мимо улья шмелей, – ответила Эмили, показывая пальцем на соответствующую дверь.

Вскоре до Шафферов долетели звуки ударов и звон бьющегося стекла – лебединая песня старого “Кадиллака”. Эмили крепко обняла своего мужа, словно пытаясь защитить его от этого страшного звука. Но, как ни странно, доктор Шаффер даже не вздрогнул.

Наступила тишина, и доктор Шаффер внезапно взял себя в руки.

– Эмми, – спокойно сказал он, – наверно, мы с тобой тоже устарели…

Не успела Эмили как следует обдумать эту глубокую мысль, как в кухню с видом человека, выполняющего свой долг вне зависимости от своих собственных взглядов, вернулся Крушитель. Небрежно прислонив свой молот к анабиозному отсеку, он достал карманный калькулятор и почти целую минуту сосредоточенно тыкал толстыми неуклюжими пальцами в клавиши.

– Вас приветствует президент Соединенных Штатов, – весьма официальным голосом заявил он, окончив подсчеты. – В результате только что проведенных актов уничтожения, Дядюшка Сэм задолжал вам, счастливчикам, ровнехонько двенадцать тысяч пятьсот долла­ров. Вы обязаны потратить их в течение тридцати дней. – Подобрав свой молот, он спрятал его в футляр. Он уже собрался уходить, но в последний момент наклонился и потрепал доктора Шаффера по плечу. – Так разбиваются благородные сердца. Спи, милый принц. Спи, убаюкан пеньем херувимов… “Гамлет”, пятый акт, сцена вторая… Пока, док.

С добродушной улыбкой на устах Крушитель покинул гостеприимный дом Шафферов.

Когда Крушитель ушел, доктор Шаффер уселся перед видеофоном и набрал номер.

– Почему бы не сообщить Джо наши радостные новости, – уныло пробормотал он.

Ожидая, пока установится связь и загорится экран, он неожиданно привлек к себе Эмили, усадил на колено и запечатал ее уста необычайно страстным поцелуем.

– Маленькая проверочка рефлексов, – пояснил он и с некоторым удивлением добавил. – Похоже, мы еще живы.

Они оба не заметили, как на экране видеофона появилось лицо.

Несколько секунд Джо, а это был именно он, одобрительно наблюдал за милующейся парочкой, потом деликатно кашлянул. Коротко взвизгнув, Эмили вырвалась из рук своего мужа и отскочила в сторону.

– Привет, Джо, – невозмутимо сказал доктор Шаффер.

– Спасибо за натюрмортик, – улыбнулся Джо. – Можно аплодировать или надо присылать пожертвования?

Доктор Шаффер выразительно хмыкнул.

– Сегодня пятница, тринадцатое, и сегодня я сорвал банк. Этим утром Индепендент меня уволила. А вечером к нам на огонек заглянул Крушитель.

– Бедняги! – улыбка исчезла с лица Джо. – Джимми, он не поднял свой молот на…

– Поднял, можешь не сомневаться. Стеклянный “Кадик”, одна штука, устарел… А также стиральная машина Эмми и несколько других милых нашему сердцу штуковин.

– Черт, – пробормотал Джо, как никогда чувствуя, что ему не хватает слов. – Мое сердце обливается кровью… вместе с вашими. Почему бы вам не навестить нас сегодня? Пообедаем вместе, поплачемся друг другу в жилетку.