— Так, — Матт подался назад, — смотрится превосходно. Взгляни. — Он взял стоявшее на тумбочке зеркало и поднес его к ней. Ожерелье было красивым, но впечатление несколько портили пятно туши под одним глазом и большой подтек в углу другого. Она поспешно их стерла.

— Это так любезно с их стороны. Я ничего особенного не совершила, — пробормотала она. А потом выдохнула с ужасом. — Ой, я же тебя не спросила, совсем из головы вон: как твой очерк?

— Им понравился. Они там почти ничего не изменили.

— О, замечательно. А в газете?

— Там тоже вполне довольны.

— Я так рада. Значит, ты не зря над ним так бился.

— Да, это почти всегда так. Сегодня чувствую себя кем-то вроде Иисуса Христа. Это лучшее из всех ощущений, или почти лучшее… — Он улыбнулся. — На другой день после того, как закончишь что-нибудь такое, над чем пришлось попотеть, — он легонько пожал ее бедро через одеяло. — И все это благодаря тебе, дорогая.

Имоджин смущенно поежилась.

— Да что ты, — она отчаянно искала другую тему для разговора. — Послушай, Ивонн действительно не догадывается, что это я?

— Ну, сегодня у нее голова занята другим. Джамбо прошлой ночью явно опозорился, и пляж сегодня, в субботу, похож на Оксфорд стрит в часы пик, но она про все это забыла. Сегодня она получила с дневной почтой телеграмму, подтверждающую ее участие в съемке фильма.

— Надо же! — воскликнула Имоджин.

— Вот именно. Она сделалась совсем нетерпимой, особенно теперь, когда поставила Кейбл на место. Как ты можешь догадаться, у той нынче не самое радужное настроение.

Его волосы почти высохли. Светлые и шелковистые, они падали на загорелый лоб. Имоджин хотелось запустить в них пальцы. Его близость сводила ее с ума, и это было такое наслаждение сплетничать вот так с ним, сидящим на ее постели, что она почти забыла о своем похмелье.

Он поднялся.

— Чтобы отпраздновать свое назначение на такую большую роль, миссис Эджуорт приглашает всех нас на ужин. Надеюсь, ты будешь в состоянии прийти. Мне там будут нужны союзники.

Когда он ушел, она открыла конверты с письмами. Среди них было несколько приглашений, адресованных Морган Броклхерст. Ее просили приехать на званые вечера в разные части Европы. В одном из них ей даже предлагали торжественно открыть какое-то празднество в Марселе на будущей неделе.

Письмо Ларри было нацарапано на листке папиросной бумаги:

«Дорогая малышка Имоджин, ты была очень ласкова со мной прошлой ночью, когда я так сильно в этом нуждался, и тебе удалось вызвать у Бэмби дикую ревность, и все это оказалось как нельзя более кстати, хотя в свете событий последней ночи мне было очень трудно убедить ее в том, что я без нее так страдал. Снимки тебе пришлю, когда отпечатаю. Если когда-нибудь тебе надо будет заночевать в Лондоне, приезжай и останавливайся у нас. Обнимаю. P. S. Твое сочинение на машине миссис Эджуорт было вдохновенным».

Последнее письмо было от герцогини:

«Дорогая Имоджин. Еще раз и миллион раз благодарю тебя за то, что ты сделала для нашего Рики. Это маленькое ожерелье лишь в малой мере выражает нашу тебе признательность. Приезжай к нам в следующий раз, когда у тебя будет свободное время, и напиши, как заканчивается твой отдых. Мне понравился твой мистер О'Коннор, и к тому же он прекрасно пишет. На твоем месте я бы надежду не теряла. С любовью, Камилла».

Надежда — это хорошо, но можно и ни с чем остаться, вздохнула Имоджин, но все-таки позволила себе помечтать о квартире в Лондоне, о званых обедах, которые она там будет давать, о том, как будет приглашать к себе герцогиню и Браганци, представлять им Ларри и Бэмби, как Матт будет приходить пораньше, чтобы помочь с напитками, как она будет встречать его в черной шелковой комбинации, а он тут же начнет ее целовать, так что оба они окажутся совершенно не готовы, когда прибудут гости.

Хватит об этом, твердо сказана она себе, но заснула с мыслью о том, что надо будет все же попросить его подыскать ей работу в Лондоне.

Когда около восьми часов она проснулась, оставалась некоторая слабость, но в общем самочувствие было нормальное. Остальные уже сидели в баре и встретили ее как вернувшуюся после долгой отлучки сестру. Через несколько минут ей стало ясно, что всех их ожидает довольно бурный вечер. Ивонн, одетая в длинное небесно-голубое платье, которое вполне могла бы носить дева Мария, держалась отвратительно. Она самодовольно улыбалась и демонстрировала свое превосходство над всеми, особенно над Кейбл, которую Имоджин от всей души пожалела бы, если бы та не была в таком гнусном расположении духа, не огрызалась бы всем и не бросала в сторону Имоджин таких злобных взглядов. Теперь, когда Трейси уехала, она явно вознамерилась отыграться на Ники и настояла на том, чтобы за ужином сидеть рядом с ним.

Они только что кончили есть. Кейбл лишь поиграла с несколькими кусочками спаржи, когда официант положил на край ее тарелки пластиковый пакетик с шампунем.

— К чему это? — сказала Кейбл. — Они что, хотят, чтобы я помыла голову?

— Это для мытья пальцев, — объяснил Ники.

— Я предпочитаю чашки с водой.

— Их вполне можно использовать после секса, — сказан Ники, рассмотрев пакетик. — Им бы надо класть это в спальни.

— Для этого я тоже предпочитаю чашки с водой, — сказала Кейбл.

— Портной, пирожник, солдат, сапожник, — бубнила Имоджин, бессмысленно пересчитывая оливковые косточки.

Кейбл метнула на нее взгляд, полный неукротимой ненависти.

— Жаль, что там никак не рифмуются распутные ирландские журналисты. Тебе ведь это нужно, правда, Имоджин?

— Заткнись, — холодно сказал Матт.

— Вот, я оказалась права, — объявила Кейбл, открыв сумочку и доставая оттуда губную помаду.

Тут же на стол упал какой-то счет. Кейбл быстро потянулась, чтобы подобрать его, но Матт ее опередил.

— Отдай, — прошипела Кейбл.

Матт разгладит счет и внимательно его прочитал. На щеке его задергался мускул.

— Это за что? — спросил он спокойно.

— За некоторые вещи, что я купила себе в Марселе.

— Но тут на четыре с половиной тыщи франков!

Это больше пятисот фунтов, подумала Имоджин, не веря услышанному.

— Должно быть, это твое павлинье платье, — сказана Ивонн, вся посветлевшая от перспективы разборки. — Я тебе говорила, что сдерут с тебя как следует.

— Вроде того, как кто-то содрал его с тебя прямо на той вечеринке, — сказал Джеймс и захохотал, но вскоре замолк, увидев, что никто больше не смеется.

— Ты хочешь сказать, что истратила четыре с половиной тыщи франков на одно платье? — медленно спросил Матт.

— Мне надо было надеть что-то новое. Что же мне было — идти на этот вечер, завернувшись в какой-нибудь старый половик? А это платье все заметили. Так и делаются дела.

— Нет, так дела не делаются. Чем, по-твоему, мы будем платить за оставшиеся дни отпуска?

— Ты опять их отыграешь в казино. Ты всегда можешь позвонить в газету. Ты уже, кажется, два раза это делал из-за истории с твоим драгоценным Браганци.

Оба они сохраняли враждебное молчание, когда подошел официант и убрал все со стола, оставив только чистые бокалы и пепельницы.

— Во всяком случае, — снова начала Кейбл, — раз ты решил купить ей, — она посмотрела на Имоджин, — целый гардероб, я подумала, что теперь моя очередь обзавестись обновками. Я права, Ники?

Тот осклабился с уклончивым видом. Он не собирайся встревать в этот разговор.

— Ребята, ребята, — кокетливо улыбаясь, воскликнула Ивонн, весьма довольная таким поворотом событий, — пожалуйста, не надо портить мне вечер. Я должна всем вам кое-что сказать. Сегодня особый день для Джамбо и меня.

— Ты нам это уже говорила, — проворчала Кейбл и повернулась к Матту. — Не знаю, отчего это последнее время у тебя так туго с деньгами.

— Ладно, — сказал Матт, — об этом поговорим после.

Когда он сложил счет и сунул его себе в карман, лицо его ничего не выражало, но рука дрожала от гнева.