— Да, — ответила я, смеясь и плача одновременно. — Да, Дмитрий Юрьевич Любенский, я согласна.

Днем Дмитрий объявил о нашей помолвке, и Сергей пришел на мое любимое место в саду, где росла гардения, чтобы поговорить со мной. Когда он взял меня за руку, в уголках его глаз заблестели слезы.

— Что нам нужно приготовить для свадьбы? — спросил он. — Если бы только моя Марина была сейчас с нами… и твоя мать… Какой бы у нас был праздник!

Сергей присел рядом со мной, и мы вместе стали смотреть на зеленые листья, сквозь которые пробивался солнечный свет. Из кармана он достал скомканный лист бумаги и разгладил его на колене.

— Я всегда ношу с собой это стихотворение Анны Ахматовой, потому что оно тронуло меня до глубины души, — сказал он. — Сейчас я хочу прочитать его тебе.

Когда Сергей дочитал, сердце у меня в груди сжалось и я заплакала. Слезы, которые копились во мне годами, хлынули из глаз. Я рыдала так горько, не стесняясь, что мне показалось, будто вместе со слезами выплакиваю само сердце. Сергей тоже плакал, его богатырская грудь сотрясалась от затаенного горя, которое теперь изливалось слезами. Он обнял меня, и мы прижались друг к другу мокрыми щеками. Когда слезы кончились, мы начали смеяться.

— Я устрою тебе самую красивую свадьбу в мире, — сказал он, вытирая тыльной стороной ладони раскрасневшееся лицо.

— Я чувствую мать внутри себя, — ответила я. — Ия уверена, что когда-нибудь я ее обязательно найду.

Вечером Амелия, Люба и я нарядилась в длинные атласные платья. Мужчины надели лучшие смокинги. Все вместе мы втиснулись в лимузин и поехали в клуб «Москва — Шанхай». Из-за вчерашней драки клуб был закрыт. Там все уже было починено, но закрытие на день должно было вызвать дополнительный интерес у посетителей. Та ночь стала единственной, когда все заведение было полностью в нашем распоряжении. Сергей щелкнул выключателем, и яркий свет залил танцевальный зал. Дмитрий на несколько секунд скрылся в офисе и появился оттуда с радиоприемником в руках. Мы начали вальсировать под звуки «Jai Deux Amours», держа в свободных руках бокалы с шампанским и подпевая Жозефине Бейкер. «Париж… Париж», — пел Сергей, прижимаясь к щеке Амелии. Свет, отражаясь от его плеч и струясь вокруг головы, делал его похожим на ангела.

К полуночи у меня начали слипаться глаза. Я прижалась к Дмитрию.

— Я отвезу тебя домой, — прошептал он. — По-моему, сегодня на тебя свалилось слишком много волнений, ты устала.

У порога Дмитрий притянул меня к себе и поцеловал в губы. Меня удивило, каким мягким оказался его рот. Нежность его поцелуя теплом разлилась по моему телу. Он раздвинул губы, помедлил секунду, сдерживая возбуждение, и его язык проник в мой рот. Я упивалась его вкусом, наслаждаясь поцелуем, как шампанским. Неожиданно у нас за спиной распахнулась дверь и раздался испуганный крик старой служанки. Дмитрий отпустил меня и засмеялся.

— Знаешь ли, мы собираемся пожениться, — произнес он, обернувшись к Чжунь-ин, но та лишь сверкнула глазами и острым подбородком указала на ворота.

Когда Дмитрий ушел, служанка заперла ворота на замок, а я пошла наверх, в свою комнату, прикасаясь пальцами к губам, которые еще были влажными от поцелуя.

В комнате царил полумрак. Окна были раскрыты, но горничные опустили занавески и прижали их к стене кроватью, чтобы внутрь не налетели комары. Было душно, как в теплице. Жарко и влажно. По моему горлу скатилась капелька пота. Я погасила свет и раздвинула занавески. В саду стоял Дмитрий и, задрав голову, смотрел на мое окно. Я улыбнулась, и он помахал мне рукой.

— Спокойной ночи, Аня, — сказал он, ступил на дорожку, ведущую к воротам, и растворился в ночи, как вор. Счастье накрыло меня с головой. Поцелуй показался мне волшебными чарами, которые скрепили наш союз. Я сняла платье и бросила его на стул, наслаждаясь внезапным дуновением ветра, который прошелся по обнаженному телу. Я подошла к кровати и рухнула в изнеможении.

Ночью разгоряченный воздух оставался влажным и густым. Вместо того чтобы сбросить с себя одеяло, я каким-то образом завернулась в него, словно в тугой кокон. Проснулась я рано утром от жары и раздражения. Внизу спорили Сергей и Амелия. Воздух был таким неподвижным, что каждое их слово слышалось совершенно отчетливо, как звон бокалов.

— Что же ты творишь, старый дурак? — говорила Амелия, которая явно была пьяна. — Зачем ты так стараешься для них? Ха-ха! Посмотрите на него! И где ж ты это прятал?

Послышался звон чашек о тарелки и звук брошенных на стол ножей. В ответ Сергей сказал:

— Они для меня как наши… как дети. Я не был так счастлив уже много лет.

Амелия громко хохотнула.

— Ты же знаешь, что они собрались пожениться только потому, что им не терпится потрахаться! Если бы они действительно любили друг друга, они бы подождали, пока ей исполнится восемнадцать.

— Иди проспись. Мне за тебя стыдно! — воскликнул Сергей. Говорил он громко, но голос оставался спокойным. — Когда я и Марина поженились, нам было столько же лет, сколько сейчас Дмитрию и Ане.

— Ах да, Марина, — бросила Амелия.

Дом погрузился в тишину. Через несколько минут в коридоре послышались шаги и дверь в мою комнату распахнулась. На пороге стояла Амелия. Черная копна волос, белая ночная рубашка. Она смотрела на меня, не догадываясь, что я не сплю, Меня начало трясти от страха, как будто ее взгляд был длинным острым ногтем, который медленно чертит линию вдоль моего позвоночника.

— Когда все вы наконец прекратите жить прошлым? — громко спросила она.

Я еле сдержалась, чтобы не пошевелиться, и сделала вид, что сонно вздыхаю. Амелия ушла, оставив дверь открытой.

Я дождалась, пока не щелкнул замок на двери спальни Амелии, и только потом встала с кровати и спустилась вниз. Половицы под моими горящими ступнями показались прохладными, мокрые пальцы прилипали к перилам на лестнице. В воздухе витал запах лимонного масла и пыли. На нижнем этаже было тихо и темно. Я не могла понять, ушел ли Сергей к себе в комнату или все еще находится в гостиной, пока не увидела лучик света, пробивающийся из-под двери в столовую. Я на цыпочках прошла через зал и приложила ухо к резной деревянной двери. Оттуда доносилась прекрасная музыка. Мотив был такой живой и веселый, что, казалось, проникал в кровь и покалывал кожу изнутри. Помедлив секунду, я взялась за дверную ручку. В комнате все окна были распахнуты настежь, на буфете гордо возвышался старый граммофон. В тусклом свете я смогла разглядеть стол, заваленный коробками. Некоторые были открыты, и из них выглядывала бумага, такая желтая и сухая, что рассыпалась в руках. Большие и маленькие тарелки стояли, как и положено, горками. Я взяла одну из них. У нее был золотой ободок, а посередине фамильный герб. Вдруг тишину нарушил стон. Я подняла глаза и увидела Сергея. Он, скрючившись, сидел в кресле у камина. Я поморщилась, ожидая увидеть ядовитую голубую дымку вокруг него, но Сергей не курил опиум. С этого дня он навсегда оставил пагубную привычку. Его рука свесилась с подлокотника, и я подумала, что он, наверное, спит. Одна его нога стояла на раскрытом чемодане, из которого вздымалось нечто напоминающее пушистое белое облако.

— Это «Реквием» Дворжака, — глухо произнес Сергей, поворачиваясь ко мне. Его лицо оставалось в тени, но я разглядела его посеревшие губы, мутные глаза, наполненные невыносимой болью. — Она любила эту часть. Слушай.

Я подошла и села рядом на ручку кресла, обняв и прижав к груди его голову. Музыка набирала силу. Звучание скрипок и барабанов уже напоминало бурю, от которой замирало сердце и хотелось спрятаться. Рука Сергея сжала мою, и я поднесла его пальцы к губам.