Математику вела сестра Бернадетта, толстая женщина, у которой подбородок переходил сразу в шею. Из-за очень сильного северного акцента я только через два дня поняла, что слово, которое она постоянно повторяла, было «скобки».
— Что вы все время хмуритесь, мисс Аня? Вам что-то непонятно с сопками?
Я покачала головой, заметив, что две девочки с соседнего ряда смотрят на меня и улыбаются. После урока они подошли к моей парте и представились. Их звали Кира и Регина. Регина была очень маленького роста, с темными волосами и фиалковыми глазами. Кира рядом с ней казалась совсем светлой.
— Ты ведь из Харбина? — поинтересовалась Кира.
— Да.
— По тебе сразу видно. Мы тоже из Харбина, но мы приехали с родителями в Шанхай еще до войны.
— А как вы определили, что я из Харбина? — спросила я.
Они рассмеялись. Кира подмигнула и прошептала:
— Тебе не нужны уроки русского.
Отец Киры был терапевтом, а Регины — хирургом. Оказалось, что на следующий семестр мы записались на одни и те же дисциплины: французский язык, английская грамматика, история, математика и география. Но если я после уроков оставалась на дополнительные занятия по искусству, то они спешили домой на уроки игры на фортепиано и скрипке. Жили они в дорогом районе на авеню Жоффр.
Хотя мы сидели вместе почти на каждом уроке, я чувствовала, что их родители не одобрили бы, если бы дочери пошли ко мне в гости в дом Сергея или если бы мне вздумалось навестить их. Поэтому я никогда не приглашала девочек к себе, а они не звали в гости меня. Признаться, я ничуть не огорчалась по этому поводу, поскольку в душе опасалась, что, если бы позвала их, Амелия могла устроить очередной пьяный скандал и мне было бы стыдно перед такими хорошо воспитанными девочками. Поэтому, несмотря на мое желание проводить с Региной и Кирой больше времени, наша дружба начиналась с утренней молитвы и заканчивалась со звонком с последнего урока.
Во времена моего посещения школы Святой Софии я частенько пробиралась в библиотеку Сергея и незаметно выходила оттуда в сад с руками, полными книг и записной книжкой. На третий день моего пребывания в этом доме я обнаружила в дальнем, защищенном от непогоды углу сада гардению. Это место стало моим тайным убежищем, и я почти каждый вечер приходила туда почитать Пруста и Горького или зарисовывала в свой альбом цветы, распускавшиеся вокруг. Я делала все, чтобы как можно реже встречаться с Амелией.
Иногда, когда Сергей возвращался домой раньше обычного, мы с ним вместе сидели в саду и разговаривали. Скоро я поняла, что он больше начитан, чем мне показалось сначала. Однажды он принес мне книгу русского поэта Николая Гумилева и прочитал вслух стихотворение о жирафе в Африке, которое поэт написал, чтобы утешить свою жену, когда та грустила. Голос Сергея был таким звучным, и декламировал он так выразительно, что в моем воображении сразу же возник яркий образ гордого животного, скитающегося по африканским саваннам. Стихотворение настолько захватило меня, увлекло мои мысли в такую даль, что я совершенно позабыла о своей печали. Мне хотелось слушать его до бесконечности. Но, как и всегда, примерно через час пальцы Сергея начали дрожать, а тело подергиваться, и я поняла, что сейчас нашему приятному общению наступит конец и он обратится к своей пагубной привычке. В такие минуты я замечала неизбывную тоску в его глазах и постепенно осознала, что он тоже по-своему старался избегать Амелии.
Однажды, вернувшись из школы, я, к своему удивлению, услышала, что в саду кто-то разговаривает. Сквозь заросли деревьев и древовидных папоротников я увидела, что у фонтана в форме головы льва в плетеных креслах сидят Дмитрий и Амелия. С ними были две девушки в ярких платьях и шляпах. Звон чашек и женский смех разносились по саду, как звуки из потустороннего мира. Голос Дмитрия, который был громче остальных, заставил мое сердце забиться чаще. Как-то он предлагал отвезти меня в Юйюань, и сейчас, когда мне было так скучно и одиноко, я вдруг ужасно захотела, чтобы он вспомнил о своем обещании.
— Здравствуйте! — сказала я, выходя из-за деревьев.
Амелия вскинула брови и презрительно покосилась в мою сторону. Но я была так рада встрече с Дмитрием, что мне было все равно, будет ли она бранить меня за неожиданное вторжение или нет.
— Здравствуй. Как дела? — сказал Дмитрий, вставая и пододвигая кресло для меня.
— Давно не виделись, — откликнулась я.
Дмитрий не ответил. Он опустился в свое кресло, зажег сигарету и начал вполголоса напевать какую-то мелодию. Мне стало неловко. Я-то думала, что он обрадуется, увидев меня.
Две присутствующие девушки были примерно одного возраста с Дмитрием. На них были платья цвета манго и розы, украшенные кружевами на рукавах и вокруг шеи; под облегающим шелком чуть заметно выделялись складки нижних юбок. Девушка, сидевшая ближе ко мне, улыбнулась. Ее губы, на которых поблескивала очень темная помада цвета спелого винограда, и сильно накрашенные глаза наводили на мысль о древнеегипетских богинях.
— Меня зовут Мари, — представилась она, протягивая бледную руку с заостренными ногтями. Кивнув в сторону златокудрой красавицы, она добавила: — А это моя сестра Франсин.
— Еnchante, — вежливо произнесла Франсин, убирая со лба непослушный локон и наклоняясь ко мне. — Comment allez vous? [3]Я слышала, ты в школе изучаешь французский.
— Si vous parlez lentement je peux vous comprendre [4], — заметила я, удивившись, кто это мог ей про меня рассказывать. Амелии было совершенно безразлично, что я изучаю, французский или суахили.
— Vous parlez français très bien! [5]— воскликнула Франсин. На ее левой руке блеснул маленький бриллиант. Обручальное кольцо.
— Merci beaucoup. J'ai plaisir a letudier [6].
Франсин повернулась к Дмитрию и прошептала:
— Она очаровательна. Я бы хотела ее удочерить. Надеюсь, Филипп не станет возражать.
Дмитрий не сводил с меня глаз. От его взгляда я так засмущалась, что чуть не уронила чашку с чаем, которую дала мне Франсин.
— Поверить не могу, что ты — та девушка, которую я видел несколько месяцев назад, — сказал он. — В школьной форме ты выглядишь совсем по-другому.
Краска залила мое лицо от шеи до корней волос. Амелия хихикнула и прошептала что-то на ухо Мари. У меня перехватило дыхание, и я невольно откинулась на спинку кресла. В памяти всплыло, как прижимался ко мне Дмитрий тем вечером и наши лица оказались так близко друг от друга, что можно было подумать, будто мы друзья детства. Может, из-за того синего бархатного платья он не понял, что мне всего тринадцать лет? Наверное, сегодня я кажусь ему ребенком: девочка в пышной блузке и переднике, с двумя туго заплетенными косичками, которые торчат из-под соломенной шляпки. Такую он, наверное, вряд ли захочет везти в Юйюань, тем более что рядом Мари и Франсин. Я поджала ноги под кресло, потому что мне вдруг стало стыдно за свои школьные туфли и гольфы до колен.
— Ты очень симпатичная, — сказала Франсин. — Я бы хотела сфотографировать, как ты ешь мороженое. К тому же я слышала, что ты неплохо рисуешь.
— Да, она перерисовывает одежду из моих журналов мод, — подтвердила Амелия, ухмыльнувшись.
Я снова покраснела, испытывая неловкость, и теперь даже боялась поднять глаза на Дмитрия.
— Что мне не нравится в школьницах больше всего, — с едкостью произнесла Амелия, барабаня ногтями по чашке чая и предвкушая, как сейчас вонзит в меня отравленный кинжал, — так это запах апельсинов, которыми от них всегда несет, когда они возвращаются домой. И это несмотря на то, что утром их отправляют в школу чистыми и аккуратными.
Мари захохотала, выставив напоказ ряд маленьких и острых, как у пираньи, зубов.
— Как вульгарно, — отсмеявшись, сказала она. — А я была уверена, что они только тем и занимаются, что бегают по школьному двору и прыгают через скакалку.