«Уничтожив таким образом Каракорумский хребет, мы можем сделать тоже самое и с другими, а именно с Болором Гумбольдта или Белут-Тагом. Исследования русских от Кокана и Самарканда и майора Монгомери от истоков Оксуса, доказывают по видимому, что горные страны Памир, Алай и др. отличаются тем же характером, какой мною описан. Это высокие снеговые хребты, но они не управляют главным течением рек; напротив — от одной главной речной системы до другой обыкновенно бывает почти нечувствительный подъем. Тоже самое мы можем заключить из слов кашмирского пленника, которого мы встретили в Кашгаре. Он был захвачен в одной из пустынных долин, к югу от водоразлива (возле которого впоследствии был убит несчастный Гайворд). Согласно обычаю, он был продан в неволю. Раненый, босоногий, почти нагой, он был привязан к хвосту лошади своего хозяина и, таким образом, уведен с другими рабами в Среднюю Азию. При таком способе путешествия он, конечно, прекрасно бы запомнил все трудности пути, но когда его спрашивали — он не мог припомнить, чтобы он проходил в путешествии какую-нибудь гору и только после неоднократно повторенных вопросов, вспомнил одно такое место, где воды бежали в противоположные направления.»
Г. Шоу совершал свои экскурсии с ведома г. Форсейта. Является вопрос: если г. Шоу знает о какой-нибудь дороге — может ли не знать о ней Форсейт?
И так, природа открыла нам широкие ворота в Индию. Вот куда должны стремиться наши исследователи — куда должно быть направлено внимание нашего правительства: частные люди редко обладают в одно и то же время страстью к исследованиям в опасных местах и капиталами для путешествия. Очевидно, что на помощь им должно придти или общество или правительство. На исследование пути в Индию не следует жалеть ни труда, ни денег, в виду неисчислимых последствий открытия, — в виду тех громадных сбережений, какие доставит нам знание, как добраться до ахиллесовой пяты Англии!
Последняя экспедиция Форсейта состояла из 138 человек и 250 вьючных животных. Все это было разделено на 3 партии и направлено по трем дорогам. Из Ладака две дороги ведут на Каракорум — тут 3 перевала и зимою 10 дней надо идти без корма и воды. Третья дорога на Чан-Ченму (Шон-Шенму) — высохшее озеро, на высоте 16.000 футов — и затем чрез 3 перевала в 15.000 ф. выходит к крепости Шахи-дулла. Вообще весь вопрос о дорогах в Индию со стороны Болора и Кашгара — представляется крайне туманным. Пока здесь не пройдут надежные русские исследователи (не диллетанты, не знающие ни съемки, ни местных наречий) — до тех пор мы ничего достоверного не узнаем. Допустим однако же, что на пути в Среднюю Азию англичане действительно встречают почти неодолимые преграды и препятствия, что караваны их должны перелезть через целую груду, точно высыпанных из мешка, Монбланов, должны проскользнуть между рук нескольких сот тысяч разбойников, должны протащиться по океанам песку и т. п. — допустим все это и спросим: стоит ли игра свеч?
Что может привлекать Англию в Кашгар, Бухару и Хиву? Конечно, не торговля, которая едва насчитывает здесь 10 миллионов потребителей, тогда как Англия имеет в Индии, Персии, Авганистане, Белуджистане и Кашмире до 250 миллионов клиентов!
Стремление к политическому преобладанию, забота об охранении своей дорогой колонии — вот истинные причины всех возгласов Англии о притеснении нами ее торговли, о наших завоевательных целях, об опасности, какой подвергается Ост-Индия от нашего соседства и проч. Возгласы эти своею настойчивостью и частым повторением сделали то, что мы и сами стали верить, будто Англия нас опасается. Это заставило нас объяснять Англии каждое наше движение, успокоивать ее относительно наших намерений и оправдывать перед нею свою политику. Все это не могло не отразиться на наших действиях, получивших оттенок нерешительности — и видимой боязни возбудить в своем сопернике напрасные опасения. Желание успокоить недоверчивость Англии и не подавать повода к ее протестам заставило нас смотреть сквозь пальцы на множество более или менее крупных нарушений международного права со стороны Хивы, Бухары, Кульджи и Кашгара. Англия не спустила-бы и половины этих правонарушений! Наша умеренность однакоже пропала задаром: в глазах англичан мы нисколько тем не выиграли и если Англия по временам кажется верящею и дружественною, то никак не искренно. В Англии, кажется, совершенно разделяют взгляд, высказанный Вамбери в его статье «Соперничество России и Англии в Средней Азии»: «В настоящее время, говорит он, когда Россия стала твердою ногою на Каспийском и Аральском морях, когда она окончательно покорила Кавказ и приобрела огромные выгоды в Средней Азии — теперь было-бы бесполезно стремиться вытеснить этого колосса из его позиций. Что было еще возможно и легко двадцать лет назад — то теперь совершенно невыполнимо — и если Англия не хочет подвергнуться обыкновенной участи торговых государств, т. е. участи Карфагена, Венеции, Генуи, Голландии и Португалии, то ей остается только одно средство спасения: неусыпная бдительность за действиями своего соперника и немедленное принятие всех какие еще возможны, мер предосторожности».
Смеем думать, что и 20 лет назад мы бы еще за себя постояли. Если бы Англия могла отодвинуть нас назад она бы давно это сделала, если бы она была в силах остановить нас на теперешних наших позициях — она не медлила-бы ни минуты. Ничего этого она сделать не в силах, и потому ограничивается протестами и журнальными возгласами, чтобы, по крайней мере, задержать наше движение и подольше сохранить безопасное между нами расстояние. Цель эта вполне ею достигается.
Как средство задержать нас на пути к Ост-Индии, англичане придумали нейтралитет Авганистана и Кашгара.
Сношения, завязавшиеся по этому вопросу между кабинетом ее британского величества и нашим министерством иностранных дел повели к обмену взглядов и наконец к соглашению, далеко, впрочем, не такому категорическому, какого желала Англия.
По вопросу об Авганистане наше министерство заявило, что эта страна лежит вне сферы наших интересов и политического действия. Британский кабинет выразил решимость оставить всякую мысль о расширении своих владений в этом направлении. Целью своего вмешательства в дела Авганистана, он выставил желание помочь этой стране выйдти из анархии, ее раздирающей {76}.
Трудно однакоже поверить такому заявлению и приписать помощь Англии особенному и совершенно безкорыстному расположению ее к несчастной стране, погибающей от анархии. Тем менее такое понимание доступно авганцам, которых надобно еще воспитать в этой мысли, чтоб они не сочли себя авангардом Англии против России и не вздумали действовать в разрез великодушным заявлениям своего патрона. Сами англичане прекрасно знают как их ненавидят авганцы. Когда по смерти Дост-Магомета — вице-король сэр Джон Лауренс послал в Кабул офицера поздравить Шир-Али-хана с возшествием на престол, то посланец не мог показаться на улицу без сильного авганского конвоя. Раздражение фанатического населения было таково, что без этой предосторожности англичанин был-бы растерзан.
По уверению Вамбери, авганцы даже хвалятся, гордятся тем, что сумели поставить себя так, что сами они безопасно ездят в Индию для торговли, а к ним не смеет показаться ни один англичанин! До сих пор вся тяжесть договоров ложилась только на англичан, — авганцы-же пользовались одними выгодами. Так в 1857 г., когда по настоянию лорда Каннинга, вице-король с. Дж. Лауренс, отправился на свидание с Достом в Пешавер и заключил с ним союз против Персии, то что-же вышло?
Англичане доставили Досту 8,000 ружей и 300,000 рублей, да сверх того выплачивали по одному лаку рупий в месяц во все время войны с Персией (т. е. по 100,000 рупий или по 60,000 рублей), — сами-же не могли настоять даже на том, чтобы им разрешено было держать агента в Кабуле. Дост отклонил это условие тем, что он не поручится за жизнь консула.
Нам кажется поэтому, что англичане напрасно так сильно рассчитывают на авганцев. Тот-же Вамбери уверяет, будто: «Не только вожди и князья, но каждый авганский воин, каждый пастух на Гильменте, освоился с мыслию о сношениях с русскими, и я имел множество случаев убедиться. Как охотно вступили-бы эти люди в союз с Россиею против англичан… Принесла-ли-бы дружба с Россиею благодетельные плоды для Авганистана, соответствовали-ли-бы они его интересам, об этом никто из авганцев не рассуждает. Авганец, подобно всякому азиятцу, видит лишь минутную выгоду; он видит только вред, который авганцы испытали в Кашмире и Синде вследствие преобладания англичан; он живо помнит последнее, пребывание красных мундиров в Кабуле и Кандагаре…»
