Литмир - Электронная Библиотека

Уже после того, как была распущена труппа, собранная Рафаэлем, некий режиссер задумал поставить «Мастерскую» Жан-Клода Грюмбера, и благодаря череде чудесных совпадений «Месье ожидал» была выбрана на роль одной из одежд, сшитых в этой мастерской.

— Мне показалось, что я вернулась в ателье на улице Тюренн, — рассказала «Месье ожидал». — Автор пьесы как будто все это время жил, спрятавшись под кроильным столом мсье Альбера. Разве что в пьесе хозяина звали мсье Леон, как нашего гладильщика. А кроме имен, все так же: такие же швейные машины, такие же манекены Стокман, кроильный стол, гладильная доска, отрезы ткани, пуговицы, ножницы, бобины ниток — все там было. И вот впервые моя роль не ограничивалась тем, чтобы быть театральным костюмом. Я играла роль самой себя. Моей главной сценой был момент, когда мсье Леон приходит в мастерскую, взволнованный, как это бывает в разгар сезона. Под мышкой у него жакетка, которую вернули из магазина. Эта жакетка была я. «Как вы думаете, — спрашивает мсье Леон у отделочницы, — мы работаем для живых или для мертвых?» И тут мсье Леон начинает вертеть меня во все стороны: «Если мы работаем для живых, надо предполагать, что живому неминуемо придется совершать какие-то телодвижения. Например, шевелить руками, садиться, дышать, вставать, застегиваться, расстегиваться. Я уж не говорю о военном времени, когда живому зачастую, чтобы остаться в живых, необходимо поднять вверх одновременно две руки; но, конечно, я говорю об обычном времени, об обычной жизни в обычной одежде. Взгляните на это изделие: стоило клиенту ее надеть… (и чтобы лучше показать, как клиент это сделал, мсье Леон брал отделочницу за руку и надевал на нее жакетку, то есть меня…), как подкладка рукава — да, мадам Симона, подкладка рукава разошлась. Да, знаю, это не так страшно, да не плачьте вы, всякое случается, продавец так сразу и сказал, нитки плохого качества, стежки слишком слабые, ладно… А потом пуговицы посыпались одна за другой, когда клиент решил застегнуться…» И пока мсье Леон вертел нас туда-сюда, мадам Симону и меня, пуговицы и правда сыпались одна за другой, и было ощущение, что у меня, как говорится, «голова с плеч катится».

Каждый вечер перед самым спектаклем, — продолжала «Месье ожидал», — костюмерша большими слабыми стежками пришивала подкладку рукава и пуговицы, так, чтобы они продержались только на время представления. До того самого вечера, когда во время кружения с мадам Симоной я на балконе первого яруса, хотя в зале был полумрак и можно было различить лишь силуэты, разглядела зрительницу, одетую в жакетку «Без вас».

Я сразу перестала следить за сценой, и можешь себе представить, с каким нетерпением ждала конца спектакля, чтобы, когда зажжется свет в зале, суметь наконец ее увидеть! Ее, так быстро исчезнувшую из нашей жизни и вроде бы пришедшую сюда ради меня. И в то же время мне было стыдно, что она после стольких лет увидит свою подругу в таком жалком виде, с этой плачевно свисающей из рукава подкладкой. Но когда занавес поднялся и зрители стали стоя аплодировать, место, где, как мне казалось, я видела «Без вас», было пустым. Тогда мне стало стыдно за свой стыд.

Не знаю, вправду ли я ее видела. Возможно, потому, что это был всего лишь нечеткий миг, след его показался мне столь драгоценным. Исчезла, едва появившись. И тогда, глядя на это пустое кресло, я поняла, что, скорее всего, мы больше никогда не увидимся.

Долго еще «Не зная весны» и «Месье ожидал» воображали, что «Без вас» находится рядом, что она здесь, что она слушает их без грусти, но, сочувствуя их печали, слушает, как они в сотый раз называют ее по имени.

«Мы с тобой будем говорить о ней…»

«…и мы отдохнем… мы отдохнем».

*

Вот что еще рассказывают.

В Бонне, в «Кунстмузеум», в рамках широкой ретроспективы, где были собраны многочисленные произведения современных художников, среди экспонировавшихся была одинокая, в человеческий рост скульптура — бюст, одетый в некое подобие одежды из шерстяного бархата. Пуговицы были отрезаны. Петли, карманы и обшлага рукавов зашиты. В каталоге значилось: «Шерстяной бархат на бюсте. Без названия».

Казалось, художник хотел, но не мог создать то, что не имеет лица. Голова, скорее перевязанная, нежели прикрытая, и там, внутри, распахнутые глаза, из которых грубо наложенной красной краской пытались стереть воспоминания. Потому что, говорили, слишком тяжело было выносить ничего не забывший взгляд.

*

«Die Erzählungen der Chassidim», книга Мартина Бубера, которую Лотта когда-то подарила Рафаэлю, в 1963 году вышла во Франции в издательстве «Плон» в переводе Армеля Герна под названием «Хасидские истории». Там на 424-й странице можно найти такую притчу:

«Рабби Боунам рассказывал: „Все другие хасиды Люблинского Провидца были куда лучшими учениками, чем я; но я знал его лучше, чем другие. Потому что однажды я вошел в его комнату, когда Провидца там не было, и услышал шепот: это одежды говорили между собой о его величии“».

Примечания

1

Рабби Исраэль бен Элиезер (1700–1760), прозванный Баал-Шем-Тов (Владелец доброго имени), основатель хасидизма. (Здесь и далее примеч. переводчика.)

(обратно)

2

Песни (нем.).

(обратно)

3

«Чудо в Милане» (1951) — кинофильм Витторио Де Сика.

(обратно)

4

Имеется в виду Вторая дивизия армии генерала Леклерка, которая освободила Париж в августе 1944 г.

(обратно)

5

Благослови вас Бог! (англ.)

(обратно)

6

Дедушка (идиш).

(обратно)

7

Хасидские предания (нем.).

(обратно)

8

Линен Робер (1921–1944) — французский актер, сыгравший главную роль в кинофильме «Рыжик» (1932); прославился в романтических и трогательных амплуа «несчастного ребенка».

(обратно)

9

Имеется в виду Гуго фон Гофмансталь (1874–1929), австрийский писатель-символист.

(обратно)

10

Изис (наст. имя Израиль Биндерманас, 1911–1980) — французский фотограф литовского происхождения; автор широко известных фотографий послевоенного Парижа.

(обратно)

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

2

3

4

5

6

7

8

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

26
{"b":"161362","o":1}