блеск — непонятно. Мишель сразу же заподозрит неладное, а трусливое бегство его сына усилит это подозрение. И что делать? Она попробовала улыбнуться, но улыбка превратилась в жалкую гримасу.
Нежнова выскочила на крыльцо, чтобы забрать сливки и молоко, и увидела Виктора в рыжей короткой дубленке, выгуливающего длинноухих биглей. Выпрямилась, попыталась улыбнуться, задорно махнула ему рукой, но бывший шпион, перехватив ее взгляд, Прочитал в нем все как по открытой книге.
— Что-то случилось? — неожиданно спросил он.
У Алены задрожали губы, две предательские слезинки скатились по щекам. Виктор привязал собак к калитке и метнулся к ней.
— Что случилось, Алин?
Она не выдержала, расплакалась. Он осторожно прижал ее к себе.
—Я видел, утром уезжал Филипп. Он вас обидел? — прошептал Рене.
Алена кивнула. Виктор еще крепче прижал ее к себе, погладил по волосам.
— Это я виноват, — вздохнул он. — Я хорошо знал нрав этого негодяя. Когда тот не в меру выпьет, способен на любую подлость. Я знал и мог предотвратить. Простите меня, Алин!
— Вы не виноваты.
— Нет, виноват. Я знал. Знал, видел! Мишель слеп, как все отцы, а я умыл руки, как Понтий Пилат.!
— Как кто?
— Неважно. Хотите, я отвезу вас в полицию?
— Ни к чему это.
— Я вас понимаю. Тогда забудьте обо всем! Этот мерзавец не стоит ваших слез!
Алена шумно вздохнула, шмыгнула носом.
— Когда пойдете на прогулку с Мишелем, скажите
ему. что я приглашаю вас после прогулки к себе! Обязательно! Договорились?
Она кивнула, слабо улыбнувшись.
— Ну вот и хорошо! Будем праздновать Рождество, а ваше присутствие станет самым счастливым мгновением в моей жизни!
5
Ободряющие слова Виктора успокоили ее, она с -улыбкой вошла к Мишелю, поблагодарила его за часы, которые уже красовались на ее руке, даже поцеловала в щеку, и он так обрадовался, схватил ее за руку и долго не отпускал. И за завтраком, и потом на прогулке он болтал без умолку, прихватывал пригоршнями снег, пробовал его лизнуть, но Алена, делая вид, что крайне возмущена, немедля пресекала эту ребячью шалость, что лишь добавляло хозяину радостного настроения.
— Тебе хорошо, на твоей родине всегда много снега, — жалобно вздыхал Мишель, — у нас он выпадет и тут же растает! А у вас сколько снега зимой?
— Иногда столько навалит, что под самую крышу сугроб подходит!
— Я хочу к тебе, туда! — потребовал мсье Лакомб. — Ты пригласишь меня в Заонежье? Пригласишь? Я тебя умоляю, скажи «да»!
Алена кивнула.
Накануне прихода сватов пошел первый снег. И настала такая тишина, что тревожно защемило сердце. И мать, прибежав с обновкой от Грабовых, ярким, цветастым полушалком, стала вдруг уговаривать ее пойти за Петра.
— Бригада Грабова, говорят, лучшая во всей артели Его самого-то на орден выдвигать собираются, премию чуть ли не три тыщи выписали, Конюхов, видишь, как его двигает! Поближе к власти, поболе сласти... Сама решай, конечно, тебе жить. Только если между хирургом твоим и Петром выбирать, то Грабов-то посильнее будет! Этот уж золотушный больно!
Алена не выдержала и разрыдалась. Аграфена Петровна приласкала дочь, стала утешать:
— Да что с тобой? Иль влюбилась?!
Она вытерла слезы, схватила куртку и помчалась в больницу, но Кузовлев уже ушел домой отсыпаться. Алена побежала к хирургу домой. Матери рассказывать об условии Грабова бесполезно. Повздыхает и не поверит. А если поверит, то скажет: «Выходи за него, знать, судьба у тебя такая! Стерпится - слюбится!» Станислав же Сергеевич умный, он найдет выход, даст разумный совет.
Она взбежала на второй этаж, громко забарабанила в дверь, потом вспомнила про звонок, вдавила его и держала до тех пор, пока Кузовлев не открыл дверь.
— Что случилось? Кого-то в больницу привезли? Входи! — почему-то прикрывая руками длинные семейные трусы, бросил хирург. — Я сейчас!
Он забрал одежду и ушел в ванную. Алена прошла на кухню, увидела бутылку «Жигулевского», открыла ее и ополовинила прямо из горлышка, даже не почувствовав привычной горечи. Присела на табурет. Потом кинулась к холодильнику, достала кусок копченого сала, отрезала, стала жадно есть, запивая пивом. За этим занятием ее и застал Кузовлев. Он уже был одет.
— Ты, кажется, раньше не любила пиво.
— Раньше мне не отворачивали голову.
— Что случилось? Ты можешь толком объяснить?!
Она все ему рассказала, в том числе и о своей
догадке о слежке Грабова за ними. Он сначала не поверил.
— Ты меня разыгрываешь?
— Нет, я тебя не разыгрываю! И он нас не разыгрывает. Он услышал твои слова об убийце, о руках по локоть в крови, о мужлане — и готов мстить. Петр отказывается от мести, если я выйду за него. Все просто, но что делать, ума не приложу!
Она не выдержала, схватила сигарету и зажигалку, но он отобрал, принес початый пятизвездочный «Арарат», налил ей рюмку, и она ее залпом выпила.
— Коньяк пьют по глотку.
— Да пошел ты!
Станислав Сергеевич обиделся, но снова наполнил ее рюмку. Алена не стала опрокидывать рюмку залпом, а выпила ее в три глотка.
— Я думаю, надо идти к Конюхову, он тут глава, а я единственный хирург, они во мне заинтересованы...
— Они что, будут охранять тебя двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году?! И потом, я не хочу выставлять себя на посмешище!
— Но есть же милиция, власть, черт возьми! — не выдержав, взорвался Кузовлев. — Мы живем в цивилизованной стране! Почему я должен пугаться этого отморозка?! Да, твой Грабов мастерски обучен убивать, но я тоже умею взрезать человека, и когда моя рука берет скальпель, то в ней нет предательской дрожи! Я не боюсь Грабова! Не боюсь!
— Ты хочешь его убить первым? — не поняла Алена.
Станислав Сергеевич не ответил. Он плеснул себе коньяка и также залпом выпил.
— Я не обучен убивать...
— Заладил: он обучен, я не обучен! Ему наплевать на твою милицию! Это человек слова. Он сказал, так и сделает. Убьёт тебя, чего бы ему ни стоило, даже
если ты прямо сейчас сбежишь в Москву! Завтра я отказываю его сватам, он едет за тобой в Москву и пристрелит тебя там. Грабов такой человек. Он не чувствует боли. Это он зашивал себе рану, я видела, как он это делает. Он шил так, словно рука была не его. Не ойкал, не кусал губы, не скрипел зубами, а шил и улыбался. Я такого еще не видела.
Она умолкла, глядя в сторону. Онемел от ее слов и Кузовлев. Он помедлил, разлил остатки коньяка.
— Тогда моя жизнь в твоих руках... — Он усмехнулся.
Алена не ответила, пригубила коньяк.
— И как ты намерена с ней поступить? — спросил он.
— А ты готов от меня отказаться?
— Зачем ты так говоришь?! Ты же знаешь, что я люблю тебя! Люблю больше всего в жизни!
— Тогда не сиди, придумай что-нибудь! — рассердилась она, глотая обжигающий коньяк. — Ведь ты такой умный, пошевели мозгами!
Я готов умереть за тебя, — неуверенно прошептал он.
Раздался телефонный звонок. Они оба вздрогнули. Станислав Сергеевич подскочил, схватил трубку.
— Слушаю!.. Понятно!.. Ладно, готовьте к операции... Да нет, нет, я уже проснулся. — Он взглянул на часы. — Хорошо, присылайте машину!
Он положил трубку, растерянно взглянул на Алену. У нее под глазами лежали глубокие тени.
— Ты так и не спала еще?
Она кивнула.
— Вот что! Ложись поспи, а я, как только закончу операцию, сразу же примчусь! Надеюсь, остальные больные смогут подождать до утра. По дороге куплю поесть и что-нибудь выпить. Мы сядем и спокойно все. обсудим! Выход конечно же должен быть! А как
же! — Он забрал из прихожей пальто, на ходу стал одеваться, разматывая длинный красный шарф. — Свободного человека нельзя. поставить на колени! Мы не поддадимся на его угрозы! Я готов выйти на площадь, собрать всех заонежцев и рассказать им обо всем! Пусть все знают! И пусть после этого он попробует меня убить! Да его изгонят из поселка, я уверен! Я лечу этих людей, я приношу им добро, я им нужен! Они не позволят меня убить! Да он просто тебя шантажирует. Это шантаж! Расчёт на то, что ты испугаешься и сдашься. Он молодой парень! Зачем ему себя губить? Что, мало вокруг красивых девчонок? Он подслушал разговор и хочет унизить меня. Это обычный шантаж, хитроумная месть! Он как бы говорит: «Вы плюгавые интеллигенты, я раздавлю вас как клопов, причем вашим же оружием, обычной трепотней!» Вот и все! Или ты считаешь, я не прав?
