Мне доставляло немало удовольствия наблюдать, как кормит их Маркиза, как лелеет. И поучает. Как холку треплет за непослушание. Одной Принцессе с лап сходили озорства — как будто матери любимицей была.
Трёхцветная проказница возглавила борьбу за изгнание Саида из беседки. Тот на порог — она шипит, спина дугой. За ней котяток целый строй и все готовы в бой. Пёс зарычит — бежит Маркиза. Но их мирить, лишь сердце мучить, и гонит друга прочь, что защищал её не раз в тайге дремучей.
К чему Вас этим зоопарком утомляю? Мысль пришла — а почему хозяин жизни только человек? Разве животные думать не умеют? В том мире, что оставил я, главное — не пара рук, а голова нужна. С мозгами. И они есть у моих питомцев. Я докажу.
Тема настолько интересная, что хоть сейчас бросай задуманное и заново всё начинай. И начал, если бы не случай….
На отпевании как-то раз открылся путь к черте заветной. Вернее, я нашёл проводника — он обещал меня с собою взять. Лишь надо обождать. Всего шесть дней, пока душа прощается с землёю.
Сейчас в подробностях.
Омоновца Степана Буландо замучили в Чечне боевики. Пытали, били, истязали, но не сломили дух и не смогли заставить честь уронить, присяге изменить. Посмертно звание Героя ему дали и улицу родную в городе переименовали.
Остались без кормильца жена и маленькая дочь. Городские власти взяли на себя о них заботы — бесплатная квартира, льготы. И добрый всход дал корень Буландо — медалистка в школе, отличница в университете дочь его. Однажды за кордон бесплатную путёвку ей подарили городские меценаты. И надо же несчастию случиться — шофёр уснул, автобус в пропасть, среди погибших дочка Буландо.
Весь город провожал в последний путь её. Прекрасная в гробу она лежала — как живая, только не дышала. Венки из роз украшали ложе ей, и слёзы, отпевая, лил протоиерей.
Нашёл на клиросе девицу в белом одеянии.
— Ты Света Буландо?
— Как маму жалко. А вы кто?
Я рассказал. Ещё поведал, что целить могу, но этого мне мало. Хочу погибших к жизни возвращать, чтоб не было смертей.
— Так не бывает, — она вздохнула.
— Есть сила, которой подвластно всё. Тебя к ней скоро призовут. Возьмёшь меня?
— Если не боитесь — да.
И мы условились, в полночь на девятый день здесь в церкви встретиться опять.
Шесть дней осталось.
Смотрел, как Фенечка с котятами играет, и думал о своём. Как прав был Билли, за леность меня ругая — столько времени коту под хвост. Ну, почему о жизни и смерти не задумывался в ту пору я, когда к услугам Разум свой предоставляла вся Земля? Был молод, глуп — такой ответ. Не устраивает? Нет. Ну, значит, Билли так избаловал меня, что думать не о чём и не хотелось. Вот парадокс: возможность есть — желанья нет, потом наоборот. Когда ж воистину разумен станет человек?
Скрип гравия, шаги к беседке. Покашливание сторожа при храме:
— Алексей Владимирович, к вам человек.
Костюм полуспортивного покроя, фигура развитая, правильные черты лица. Взгляд homo sapiens. А в руке….
— Гладышев? Алексей Владимирович? Вам просили передать.
В руке серебряный браслет оптимизатора.
О, Господи, ты есть! Я верую, и сей же миг крещусь!
— Вы инструктор перемещений?
Тот, покосившись на Василича, ответил:
— Да. И флаер тут, неподалёку, ждёт меня. Иль нас обоих — как скажите.
— Нет, ступайте — я остаюсь. Когда потребуется, свяжусь.
Он ушёл. Я любовался на браслет, не решаясь на руку его одеть. А по усам и бороде катились слёзы….
— Вы плачете? — сторож мялся у порога, не решаясь, уйти или присесть.
— Иди, Степан Василич, весточка с родины — как не зареветь.
Ушёл и сторож.
— Я, Фенечка, прилягу — уморился. Возьми котят и погуляй в саду.
Один остался, и браслет защёлкнул на запястье.
— Здравствуй, Билли!
— Ну, здравствуй, дорогой.
— Обнять тебя, поверь, так хочется.
— Я уже обнял.
— В жилеточку поплакаться.
— Ты плачь, а я пока сканирую твои мозги. Тут наворочено…. Присвистнуть хочется.
— Ничего не трожь! Пусть будет всё, как есть. Сканируй память — сам поймёшь, что пережито.
— Событий густовато. Вижу травму черепную — сдвинуты мозги. Но как ты выжил?
— Смотри, смотри. Не только выжил, но и преуспел во многом.
— Я вижу. "Ничего не трожь". Тебе стекляшка эта не мешает?
— Напротив — помогает. Смотри — я ещё сам во всём не разобрался. Быть может, что-нибудь подскажешь ты.
— Ну, хорошо. С наскока не решить: мы больше не расстанемся — к чему спешить.
— Давай не будем больше расставаться — мне страшно без тебя. Скажи, наша Земля всё также хороша?
— Ещё прекрасней стала. Освоены планеты, солнце под контролем. И космос больше не таит угрозу.
— А Настенька нашлась?
— Увы, Создатель, нет.
— И нет контактов с гуманоидами?
— Нет.
Я помолчал, о дочери печалясь.
— Как нашёл меня?
— Скажу, не сразу. Но, слава Богу!
Как долго он копается в мозгу, а мне приспичило болтать.
— Билли, я в тему влез, в которой очень неуместно меня Создателем считать, и называть.
— Что такое?
— А ты ещё не понял, над чем работают мозги?
— Тут всего…. Над чем?
— Я души умерших умею различать, общаться с ними, понимать.
— Опять за старое. Часом не тронулся в отсутствии меня?
— Вот и проверим — мне скоро рандеву с такою предстоит. Ты взглянешь на неё через мои глаза, послушаешь ушами, поговоришь….
— Ну, хорошо, не будем пустословить — увидим и решим.
— Но, Билли, суть эксперимента в том, что встретиться хочу с Создателем, который жизнь дарует.
— Ты знаешь, с сумасшедшими не спорят, и я не буду. Для чего?
— Чтоб убедиться, что он есть.
— И только то? Не проще просто верить?
— Когда увидишь все способности мои, поймёшь — болезни вижу я насквозь, умею исцелять. Лишь жизней прерванные нити не могу связать. А ты не научился?
— На всех есть клеточная база данных — клонируем внезапно умерших землян.
— Но это ведь совсем другие люди. Кстати, с Костиком ошибся ты. Теперь я понял: не память генную он потерял, а душу. Сознание спаслось в оптимизаторе, и без души он зомби был. Вот суть жестокости его.
— Пусть будет версия — в неё поверю, когда увижу то, что видишь ты. И всё-таки скажи, зачем во лбу стекляшка у тебя — она ведь нервными окончаниями оплетена. Ты сам не зомби, друг, не биоробот?
— Ты смотри, смотри — не всему, что имею и умею, могу дать объяснение….
Шесть дней мы с Билли ворковали — я, в беседке лёжа, закутавшись в одеяло, он, ковыряясь в моём мозгу.
Во мне участие приняли.
Отец Михаил:
— Вы не заболели часом — всё лежите и лежите? Давайте доктора я позову.
— Не надо, всё в порядке у меня. Лишь ностальгия, но она сама пройдёт — дайте срок.
Степан Василич подтвердил:
— К ним человек намедни приходил, подарок приносил.
Фенечка книжку принесла:
— Послушаешь меня?
— Да-да, конечно же, дитя.
И Билли:
— Послушай, друг, и ты. Эту девочку я излечил от немоты.
— Ты многого достиг в развитии ума — тобой горжусь и кой чему учусь.
— То отличительная твоя черта — красть знания.
— Знакомо мне твоё брюзжание….
Шесть дней прошло — условленное время подошло.
Пред полночью Василича я попросил, храм отворить и в нём меня закрыть до самого утра.
Звеня ключами, он ворчал:
— Что за блажь? Ну, были б вы Хомой, а в церкви панночка лежала….
Полная луна сияла сквозь витражи окон. Под сводом гулко звучали мои шаги.
— В чём-то сторож прав, — Билли сказал. — Насчёт блажи….
— Помолчи. До полночи далёко?
— Хватит времени в дверь постучать или окно разбить, чтоб сторож прибежал.
— Ты трусишь?
— Мне чего бояться? Дрожь чувствую в тебе.
— Страх неизвестности в крови у человека.
— Полночь. Где панночка твоя?
— Да вот она.
С иконы Богородицы спускался силуэт….