- Как бы то ни было, а забот много, - притормозив перед светофором, Наоэ обратился к сидящему рядом Такае. - Я уверен, теперь Ями Сэнгоку разгорится еще сильнее. Кончились наши каникулы, Кагетора-сама.
- Мм… - Такая невыразительно взглянул на него и отвернулся. - …Ага.
Такая рассеянно изучал пейзаж за окном. Сасса Наримаса… Вассал Оды Нобунаги, генерал Эттю. Четыреста лет назад он соперничал с Уэсуги за контроль над северным Эттю и Этиго. Да и после смерти Кэнсина множество жестоких сражений прогремело между ним и Кагекацу, следующим главой клана Уэсуги.
“Кагекацу…”
Как во сне, он мысленно повторял это имя. Хоть и не возникало никаких ярких впечатлений, но чувства - давящие, невыносимые - поднимались в груди. Печаль, агония… Младший брат, с которым они сошлись в смуте при Отатэ.
“Уэсуги Кагекацу…”
В молчании Такая слегка закусил губу, а Наоэ пристально смотрел на него. Да, Кагетора несомненно начал набирать силу и припоминать то, что некогда знал. Тогда, наверное, и память о том… “Кагетора-сама!” - беззвучно выкрикнул он, а потом понял, внезапно и запоздало, что свободно думает о Такае как о Кагеторе, когда бывает с ним рядом: каждый поступок Такаи, каждое слово в точности напоминало поведение Кагеторы. Наоэ взглянул на него по-новому.
“Может ли такой человек вынести все, что пока запечатано внутри? Сможет ли он принять прошлое? Сможет ли выстоять и понять чрезмерную жестокость воспоминаний четырехсотлетней давности? Или все же сломается? А еще…”
В сознание просочились темные мысли. Когда Кагетора вспомнит…значит ли это, что его, Наоэ, оттолкнут? Тебя одного я не прощу до конца вечности! Значит ли это, что полные ненависти слова снова полетят в лицо?
“Нет, пускай он сломается.”
Так будет куда лучше: ведь тогда можно собрать осколки в горсть и никогда не отпускать. Этот человек достанется ему, человек, любовь к которому больше никто не способен пронести через всю вечность. И пусть есть те, кто любит его, те, кого любит он… Наоэ никому не позволит и пальцем его коснуться. Он не отдаст его.
“Никому.”
- Наоэ?
Заслышав голос Чиаки, Наоэ пришел в себя и (загорелся зеленый свет) тронул автомобиль с места. Снова за окном побежала дорога. Чиаки изучал лицо Наоэ в зеркале заднего вида. Хотел еще что-то сказать, но передумал и только надрывно вздохнул.
“Полагаю, мне лучше не соваться…”
Чиаки закусил язык. Точно: он оборвал все связи с призрачной армией Уэсуги, наверняка решил. Уэсуги Кэнсин больше ему не хозяин. Он не слышал этот властный голос десятки лет, и нет больше нужды слепо подчиняться долгу. Он твердо решил жить так, как вздумается. Он оторван от всего, что касается миссии и прочего-прочего. Да он вообще может завтра исчезнуть куда-нибудь!
“Только…”
Чиаки смотрел на двоих людей, сидящих спереди. Наоэ и Кагетора…
“Никто из вас не уйдет так уж запросто, это да…”
Занятые каждый своими мыслями, пассажиры молчали. И тем сильнее ударил по ушам вопль Чиаки. Такая и Наоэ, вырванные из задумчивости, дернулись.
- К-к-какого черта с тобой приключилось, Чиаки? Не пугай меня так!
- Дерьмо! Мой Леопардик все еще припаркован в запретной зоне! Эй, Наоэ, поворачивай и дуй обратно к Ямато-Коизуми! Ну же, жми!
- И что же? Не стоит разводить такую панику.
- Придурок, они его утащат, а меня оштрафуют! Да я в бюрократчине потону!
- Так тебе и надо: нечего без прав кататься.
- Не в том дело…а если они его поцарапают?! Заплатишь мне за ремонт?!
- Ну, что посеешь, то и…
- Что ты еще ляпнешь, Кагетораааа?!
- Или просто карма у тебя такая.
- Да я тебя прибью!
- Попробуй только, горе-водила.
Чиаки, рванув Такаю за воротник, завел крупномасштабную перебранку. Наоэ, прижав ладонь ко лбу, повернул к станции. Может, в паре Нагахидэ с Кагеторой и работали, как нельзя лучше, да только побочные эффекты их общения - то еще удовольствие.
- Чиаки, сволочь! Черт, ты меня достал!
- Это я должен тебе сказать, козел! Я с тобой сейчас раз и навсегда разберусь!
- Флаг тебе в руки! Хочешь буйствовать, так вали из машины! Вали, я ска…а-а-а!
Битва захлестнула и Наоэ - Presia выскочила на встречную. Одному водителю пришлось так резко вывернуть руль, что его машина вылетела на рисовое поле. Presia же, почти неуправляемая, гордо катила по шоссе. Вокруг пели цикады, а ясное лазурное небо над полями предвещало очередной прелестный летний день.
