— Мора, ничто уже не сможет изменить это решение насчет Ирэн. Она знает о нас с тобой — настолько мало и настолько много, что этого оказалось вполне достаточно. Наши встречи Ирэн может сосчитать по пальцам одной руки. Я продолжал бы совместную жизнь с ней. Но она не захочет этого. Ирэн понимает, что со мной произошло, и все, что за этим последует.

Мора быстро подняла голову:

— Что последует? Что ты имеешь в виду?

— Что я не вернусь на фирму.

— Джонни!

— Что в этом толку? — спросил он. — Куда это приведет меня? Через шесть месяцев я снова уеду.

— Но я думала, что все уладилось... Ты собирался вернуться и работать, что бы ни произошло.

— Что бы ни произошло не включало того, что я полюблю тебя. Или того, как я полюблю тебя. Видит Бог, Мора, я не хотел этого. Ты относишься к тому типу женщин, какой мало меня привлекает. Но к этому не имеет отношения ни то, какая ты, ни то, какой я. Я не стоял перед выбором. Я люблю тебя потому, что ничего не могу с этим поделать. Это чувство не поддается никакому разумному объяснению. Пока ты не приехала, я был почти уверен, что смогу вернуться домой и делать то, что хочет от меня отец, но последние месяцы показали, что всему этому пришел конец.

Он коснулся рукой ее волос, откинув их со лба, сопровождая свой жест словами:

— Я вполне понимаю, что развод с Ирэн не отдаст мне тебя. Я понимаю, что ты не захочешь выйти за меня. Но это лишь часть целого. Если я не получу тебя, мне не нужен никто иной. Я не имею ни малейшего понятия о том, куда мне идти или что со мной случится, но Ирэн должна быть освобождена от мучительной неопределенности. Хочет она этого или нет, но ей лучше всего находиться вдали от меня. Ей будет больно, но она не должна проводить остаток жизни привязанной к человеку, который не знает, что случится с ним завтра.

— Джонни, это я виновата...

— Кто говорит о вине? Ты не просила, чтобы в тебя влюблялись. Я не хотел влюбляться в тебя. Никто не виноват в неизбежном. Если ты хоть немного меньше была бы дочерью своего отца, ты могла бы использовать свой шанс со мной... Но тогда я не смог бы полюбить тебя. Будь я в меньшей степени ренегатом, в большей степени таким, каким следовало быть, я не вошел бы в тот паб дожидаться твоего прихода. Случайные события не планируются, не так ли, Мора? Они всегда поражают неожиданно.

Он зажал ее лицо между своими ладонями.

— Теперь я ухожу. Я не имел никакого права приходить сюда. Тебе было бы гораздо лучше обойтись без всего этого. Но я слишком большой эгоист, чтобы отпустить тебя на волю. Если бы я стал страдать, ты узнала бы об этом. И мне хотелось услышать, как ты скажешь, что любишь меня. Скажи это еще раз.

— Я люблю тебя, Джонни. Навсегда.

Они поцеловались, на этот раз со всей страстью. «Никогда», возникшее в воображении Моры, казалось, нависло над ними темнотою ночи, придав этому поцелую привкус отчаяния. Их разлука начнется с того мига, как кончится поцелуй. Эта близость причиняла им боль, но в ней была уверенность, что они принадлежали друг другу.

Внезапно Джонни отпустил Мору и быстро пошел к выходу. Она ждала стука захлопнувшейся двери, стоя к ней спиной, но прошла минута тишины. Она медленно повернулась.

— Джонни...

Он снова был рядом и обвил ее руками:

— Мора, пойдем со мной. Какого черта? Ты же любишь меня, ведь правда? Есть ли что-нибудь более важное, чем это? Мы могли бы сделать вместе миллион вещей... Мы были бы счастливы вместе. Я на все готов ради тебя. Мора, ты не можешь прогнать меня, раз мы любим друг друга так сильно. Мора... Мора!

Он крепко прижал ее к себе.

— Джонни, я не могу.

— Ты должна пойти со мной. Как я смогу существовать без тебя?

— Ты не должен просить меня. Ты же понимаешь, что это безнадежно. Это невозможно... Невозможно, Джонни.

— Ты не будешь счастлива, любовь моя. Скажи, что пойдешь со мной. Скажи, что пойдешь. Скажи, что пойдешь!

Она начала безудержно рыдать:

— Нам нельзя... Мне нельзя.

Он рассердился. Зрелище ее слез взволновало его:

— Мы должны, Мора, я не оставлю тебя.

Она резко отпрянула от него:

— Это бесполезно. — Она по-детски вытирала глаза тыльной стороной ладони. — Уходи, Джонни.

— Ты не можешь прогнать меня. Я не уйду.

— Пожалуйста, уходи.

Она повернулась к нему спиной и спрятала лицо в занавеску, от которой шел запах пыли и сажи, запах Лондона.

— Я не хочу больше видеть тебя, Джонни. Не приходи ко мне больше. Тебе нельзя меня видеть. Ты понимаешь?

— Мора...

— Ты понимаешь? Я так хочу.

Она ждала его ответа в течение невыносимых мгновений молчания, стараясь не думать о том, что делает. Мора вцепилась в штору, желая, чтобы эти тяжелые минуты поскорее прошли. Она пыталась представить себе, как потом будет вспоминать эти мгновения, какой она была беспомощной, слабой и близкой к поражению. Джонни следовало бы догадаться и воспользоваться этим. Если он сейчас не уйдет, думала она, эти мгновения окажутся сильнее, чем ее решение.

Наконец, раздался звук его шагов, и она с силой вцепилась в штору, чтобы не позвать его обратно, когда открылась и захлопнулась дверь. Мора считала каждый шаг по деревянной лестнице, слышала, как громко они раздавались в пустом здании. И вот она увидела его на улице, когда Джонни проходил под аркой ворот у выхода из двора.

Крупный черный кот зашевелился, предчувствуя приближение человека, но снова успокоился, когда Джонни даже не взглянул в его сторону.

Мора подождала, пока не обрела уверенность в том, что он ушел, затем подошла к телефону, стоявшему на столе, и набрала номер Ганновер-террас.

Отец ответил сразу же:

— Мора, я уж боялся, что ты засиделась так поздно. Брось-ка это, дитя мое. Работа может подождать до понедельника.

— Я все закончила, папа. Все в порядке... Я оставила все на твоем столе. Хочу тебе сказать, что прямо сейчас я поеду в коттедж. Вернусь, наверно, во вторник... Самое позднее — в среду.

— Что так, вдруг?

— Прости, но я чувствую, что мне нужно съездить туда. С меня хватит Лондона... Я должна отдохнуть от него пару дней.

— Там же некому отпереть коттедж. Да и «Радуга» не готова.

— «Радуга» уже две недели как спущена со стапелей. В коттедже всегда есть еда.

После короткой паузы он сказал:

— Очень хорошо, Мора... Если чувствуешь, что должна.

— Прости, но я не прошу разрешения на отъезд. Я намерена поехать в любом случае.

— Мое дорогое дитя, я и не думаю останавливать тебя. Поступай, как тебе угодно.

— Да... да.

Тут мука, с которой она боролась, одолела ее, она почувствовала слабость во всем теле. Она не могла больше разговаривать.

— Я позвоню тебе, когда вернусь. До свиданья, папа...

Мора положила трубку, прежде чем он ответил.

Она больше не рыдала, только смотрела в окно и старалась думать о том, что ей предстоит сделать, что позволит ей сохранить самообладание и то мучительное здравомыслие, которое помогло ей прогнать Джонни.

— О, Господи, — сказала она вслух, — что мне делать? Что я буду делать без него?

Она долго просидела так, пока не стало слишком темно, чтобы видеть что-либо, кроме очертания окна.

VII

Дельту реки у Гарвича озарили первые проблески зари. Черные небеса начали сереть, и на этом фоне резко выделились молодые зеленые листья на деревьях, окружавших коттедж Моры. Царила торжественная тишина, только краткий одиночный щебет то тут, то там возвещал пробуждение птиц. Деревья не шевелились; тишь стояла на полях. Пейзаж еще был бесцветен, преобладали серый цвет и тьма. Занималось утро.

Парусиновые туфли Моры тоже издавали мало шума, когда она начала спускаться к якорной стоянке. Постепенно, но со все нарастающей силой зазвучал птичий хор — слабый щебет, подхваченный тонким пересвистом, затерявшийся затем в мириаде птичьих песен, какие он пробудил. В этом робком начале утра были красота, которую она позабыла, восторг, трогавший и ранивший ее, потому что он принадлежал только этим немногим быстрым секундам, которые никогда нельзя будет вернуть. Она ступала тихо, чтобы не спугнуть кроликов, кормившихся на полях, стараясь слиться с окружающим миром, с красотой этого раннего утра.