— Ладно, пускай будет «визуально».

— «Без зрения, без глаз, без лица и один-одинешенек, отрезанный от мира, визуально отрезанный, изгнанный из… из… монотонного однообразия… однообразия… однообразия… пульсирующей повседневной жизни этого мира. Ах, да был ли кто когда-нибудь в таком отчаянном положении? Ведь теперь для меня окружающее — это всего лишь чистый лист бумаги, чистый чистый лист»… Нет, погодите! мне кажется, это… ага… Это «чистый черныйлист… чистый черный лист, с которого стремительно исчезают последние следы написанного текста. Чего бы только я не дал — мою правую руку, левую руку, ноги, нос, пальцы…» Ну, сэр, читаю уж как написано: «половой член, да все, что угодно! — за возможность еще разок взглянуть на мир!» Господи боже ты мой! Скверно же ему приходилось.

— Ладно, ладно, Уилли. Больше уважения к покойному. Там есть еще записи?

— Да, сэр. Почти весь блокнот исписан.

— Хорошо. Что ж, мистер Райдер, с вашего разрешения, эти записи мы, пожалуй, заберем с собой.

— Мне…

— Я уже говорил: а вдруг они помогут нам разгадать, что́ у него было на душе перед самым концом. Кто знает?

И я очень вам благодарен за то, что вы уделили нам столько времени. Пошли, сержант.

Пожалуйста, не беспокойтесь, провожать нас не надо. Еще раз — спасибо. Если вы нам зачем-либо понадобитесь, мы знаем, как с вами связаться. До свиданья, мистер Райдер.

— До свиданья.