Литмир - Электронная Библиотека

Сколько живет Идари на своей протоке, почти каждый лень она ездит с кем-нибудь на лодке то за дровами, то за ягодами или грибами, то на рыбную ловлю, но никак не может без содрогания, без страха смотреть на воду.

— Налегай, переплываем протоку! — прикрикнула Агоака и начала загребать рулевым веслом.

Идари взглянула на сестру и увидела, как понесло ее вместе с кормой лодки вниз по реке, только замелькали тальники и обвалившийся высокий берег с ноздреватой серой глиной. Девушка закрыла глаза.

— Трусиха ты, Идари, — засмеялась Агоака. — Когда ты привыкнешь к течению?

— Не знаю, голова кружится, — прошептала Идари. Переплыли на правый берег, здесь течение было тихое, проглядывалось искрившееся блестками желтое песчаное дно. Запыхавшиеся девушки пристали к берегу и бросились на зернистый горячий песок. Идари лежала вниз лицом, распластав руки в стороны, будто обнимая землю, и ни о чем не думала. Агоака лежала рядом, она брала в ладони песок и тоненькой струйкой пересыпала в вырытую ямку, будто просеивала чумизу, купленную у болоньского торговца У. Вдруг она обернулась к реке, подтолкнула сестренку:

— Смотри, твой Пота подъехал.

Идари села. Пота вылез из оморочки, подтянул ее и подошел к сестрам.

— Бачигоапу, девушки, — поздоровался он, опускаясь возле них. — Что вы здесь делаете?

— На песке играем, — улыбнулась Агоака, кокетливо повернув голову.

Пота улыбнулся в ответ, сверкнул белыми, как гольцы на вершинах высоких гор, зубами. Идари стыдливо взглянула на него, сразу заметила усталость, осунувшееся лицо, непереплетенную, взлохмаченную косу.

— Рыбачил? — допрашивала Агоака.

— Острогой бил.

— Добыл много?

— Для нашей семьи хватит, да и соседям на талу останется.

— А брат твой Улуска без ветра, а шатается…

— И сегодня еще пьют? — встрепенулся Пота.

— Не знаю, видела — шатается, ноги по песку волочит.

Пота молчал.

— Уезжай. Если кто увидит нас здесь, что подумают?

«Ну, посмотри на меня, улыбнись, — внутренне подбадривала его Идари. — Хоть здесь не думай о домашних, пусть они пьют. Ну, ну…»

Пота словно услышал мольбу Идари, поднял голову, взглянул в упор и будто уколол в грудь; девушка почувствовала, как затрепетало сердце. С недавних пор, что-то около года назад, ее всегда стало охватывать волнение, когда она встречалась с черными, чуть нагловатыми глазами Поты. Почему-то в детские годы Идари не ощущала этого волнения, хотя десятки раз встречалась с Потой, наоборот, она даже злилась на него, когда он ломал построенные с любовью и фантазией песчаные дома, разбрасывал ее акоаны. [13]

Идари два раза случайно встречалась с Потой, она и тогда ездила за дровами. После второй встречи девушка долго не могла прийти в себя. Пота обнял ее, поцеловал в глаза и говорил много хороших слов, он признался, что любит ее. Идари хотелось еще и еще раз услышать его признания, хотелось, чтобы он еще и еще обнимал ее и прижимал, но она пересилила себя и убежала. После, в ночной тиши, она с замирающим сердцем вспоминала о встрече, о Поте, сравнивала его с Чэмче Тумали и с другими парнями и находила Поту лучшим из всех.

«У него лицо белее, чем у других, коса толще и длиннее, глаза самые острые, он самый сильный, самый ловкий», — перечисляла она достоинства возлюбленного.

— Не гони меня, Агоака, — попросил Пота, — я пристал отдохнуть.

— Не ври, кто же пристает отдыхать, когда едет вниз по реке?

— Я пристаю.

— Знаю, зачем ты пристал, не маленькая. Идари, идем собирать дрова. — Агоака встала.

— Я вам помогу. — Пота вскочил на ноги.

— Помощнику мы рады, быстрее выедем домой.

Пота достал из оморочки маленький охотничий топорик и поплелся вслед за девушками в тальниковую рощу. Он рубил возле Идари сухостой и складывал в кучу. Девушка чувствовала на себе его горящие, зовущие глаза, краснела и низко нагибала голову.

— Идари, я тебя во сне вижу, — прошептал Пота. — Каждую ночь вижу.

Девушка обхватила длинные ветвистые жердины тальника и поволокла их на берег.

— Не веришь мне? — с обидой в голосе спросил Пота, когда она вернулась.

— Верю, — выдохнула Идари, и малиновые пятна пошли по ее лицу.

Нота замахал своим игрушечным топориком, тремя ударами свалил толстое деревцо и вместе с ветвями, отдуваясь, поволок сквозь частый стоячий тальник. Вернулся, сел на сложенную кучу дров.

— Я хочу тебя каждый день видеть, я из окна за тобой слежу, для этого ножом дыру сделал в пузыре. Нарочно хожу мимо вашей фанзы.

— Не ходи, люди заметят…

— Не заметят, все ходят.

— Люди узнают, стыдно.

— Я женюсь на тебе, Идари! Ты согласна?

— Как отец, братья…

— Я нынче зимой на тори буду копить, и ты будешь моей женой. Ни на ком другом не женюсь и тебя другому не отдам.

— Отец, братья…

— Они согласятся, я знаю, они согласятся. Лето это, зима пройдут, и ты будешь моей женой. Я тори соберу, умру, но соберу! Отцу ни одной шкурки соболя не отдам.

— Эй, хватит вам шептаться! — крикнула Агоака. — Несите все на берег, хватит на лодку.

Пота помог погрузить дрова, сел на свою оморочку и уехал, провожаемый тоскующими глазами Идари. Агоака тоже смотрела вслед оморочке.

— Упрямый, храбрый охотник будет, — сказала она.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, на лице все видно. Ты скажи ему, пусть не ходит за тобой, отец заметит — беды не оберешься.

— Он не ходит за мной, откуда ты взяла?

— Ты совсем глупышка, ничего не видишь, что делается дома. У нас скоро свадьба будет. Наш Дяпа женится на дочери Гаодаги, Исоаке.

— Вот хорошо, нам веселее будет, молодая в дом наш войдет, — обрадовалась Идари.

— Веселее будет нам, а тебе придется в их дом перебраться.

— Как перебраться? Я не хочу.

— Дурочка. Исоаку отдали за нашего человека, за тебя, поняла? Женой Чэмче будешь — так отцы решили.

Идари с тоской и болью посмотрела вслед удаляющейся оморочке, и, переплывая протоку, она на этот раз не зажмурила глаз, а смотрела на спешившую к морю воду, на шумевшие, втягивающие в себя всякий мусор, охлопья пены ненасытные воронки; у нее кружилась голова, ослабевшие руки опускали весло, но она смотрела на воду широко открытыми глазами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В большом доме Баосы справляли свадьбу, справляли невесело, без старинных обычаев, не выставляли напоказ мужнино тори, приданое жены, и няргинцы недовольно шушукались:

— Жаднюги, почему не показывают тори? Думают, мы от зависти умрем?

— А приданое какое?

— Нет никакого приданого.

— Какая свадьба без тори? Женщины совсем обесценились, что ли?

— Не знаете — молчите, у них обмен.

Невеста в богатом свадебном наряде, сопровождаемая двумя подругами в таких же нарядах, почти бегом, опустив голову, перешла из своего дома в мужнин, преподнесла чарочки водки родителям мужа, потом своим, переменила халат и побежала на берег по воду. Все это не походило на свадьбу, зрители остались недовольны тем, что невесту не привезли на лодке, что она не выполнила обычный обряд вхождения в дом мужа. А молодой жених тем временем с бутылкой водки обходил гостей, а так как в кругу были только охотники старше его, то ему приходилось на коленях переходить от одного к другому и бить лбом поклоны об отвердевший, словно камень, глиняный пол. Старики брали в дрожащие руки чарочку, смочив указательный палец в водке, брызгали в четыре стороны света, бормотали, обращаясь к эндури: [14]

— Оберегай их, Ходжер-ама, [15]от всех болезней и несчастий, пусть растут, живут здоровыми, детей плодят…

Выпивали чарочку с наперсточек, оставляли полкапельки на донышке на счастье молодым, притягивали жениха за шею и целовали в тугие щеки, щекоча редкими бороденками, в которых что ни волос, то подходил для петли, и никакой двужильный соболь не оборвал бы ее. А сосед в это время смотрел на плескавшуюся в бутылке водку и ждал, когда дойдет и до него очередь.

6
{"b":"161158","o":1}