Здравствуй, Аська!
Как это «зачем искала»? Я не искала!
…Ну, если честно – я искала, потому что хотела найти ничего. Ничего не найти, чтобы убедиться, что нет никакой болезни, долгов, неприятностей. Думала, вдруг я пойму, почему он в последнее время такой отстраненный.
Я просто случайно увидела на его письменном столе…
Господи, Аська, ты что, не поняла?! Это не были презервативы! Это было хуже, гораздо хуже! Это было – все, что вы не хотели знать о сексе.
Моя первая мысль была – какой великолепный текст!
Так написаны эротические тексты французских авторов восемнадцатого века: изысканный поэтичный язык, тонкие иносказания перемешаны с грубыми выражениями. В то время эти выражения не считались грубыми, и, кстати, – какой прекрасный перевод!.. Вот только одна странность: эротика того времени – это совершенно чистая эротика, не имеющая никакого отношения к личности персонажа. Впервые секс, изменяющий личность, секс как спасение от личностных проблем, от одиночества, секс как способ понять самого себя описан в «Любовнике» Лоуренса, – леди Чаттерлей после встречи с лесником становится совершенно другим человеком, не тем, которым она была до любви с ним… Но это уже двадцатый век, другой язык. Странно.
Я восхищалась стилем, пока не поняла, что я читаю как филолог, а я – обманутая жена.
Это не француз восемнадцатого века. Это Илья. Он описывает свою связь.
Для меня шок не то, что у него любовница! Мне все равно, сколько у него было любовниц, может быть, две, три, а может быть, без счета. Если бы его любовницы знали!.. Наверное, каждая из них надеялась, что она та самая «разлучница» и «уведет мужа из семьи». Если бы они знали!..
Но сейчас! Но это! Что он опять начал писать!
«Я ждал этого всю жизнь… в тебе все женщины мира… духовный и физический экстаз… ты единственная, кем я наслаждаюсь, со всеми остальными я просто спал… оргазм с тобой – это выход в гармонию с миром».
Неужели он может так думать, так чувствовать, так писать!
Знаешь что? Я хочу сделать ему больно, так больно, чтобы он… Я сделаю ему нечеловечески больно – за себя и за тебя!
Зина.
Здравствуй, дорогая Ася!
Сегодня Старый Новый год.
Я собираюсь поговорить с Ильей. Холодно скажу: «В твоем эротическом произведении стиль не соответствует психологическому подтексту».
Я люблю Старый Новый год больше, чем сам Новый год. Новый год нужно «хорошо встретить», а Старый Новый год ни к чему не обязывает. У нас будут гости, а когда все разойдутся, я скажу Илье: «В твоем эротическом произведении стиль не соответствует психологическому подтексту».
У него там есть фраза, что их любовь (он использовал другое слово) – это как будто «ангелы играют золотыми шарами». Я понимаю, в этом сексуальный смысл. Но я не понимаю, почему с ней ангелы играют золотыми шарами, а со мной нет.
А знаешь, мое самое сильное сексуальное впечатление – это твои мимоходом сказанные слова, о которых ты давно забыла.
Это было в седьмом классе. Мы шли из кино – смотрели «Зеркало».
– Любой Чебурашка лучше этой многозначительной зауми, – сказала ты.
Я задохнулась от возмущения, стала говорить, что Тарковский – это великое искусство.
А ты сказала:
– Успокойся, великое искусство обойдется без тебя. Тебе ведь тоже больше нравится простое кино про любовь. Просто я свободный человек, а ты нет. Положено восхищаться Тарковским, ты и восхищаешься. Монтаж у него, конечно, гениальный… А ты занимаешься мастурбацией? Я – да, а ты?
Ты сказала это так легко, будто спросила: «У тебя бывает насморк?»
– Я нет, а ты… часто? – выдохнула я, чтобы показать, что я тебя не осуждаю.
Ты сказала – иногда несколько раз в неделю, а иногда совсем нет, как захочется, – и заговорила о теории монтажа.
Это было мое самое сильное эротическое впечатление. Что ты сказала об этом мимоходом, словно это самое естественное в мире.
У меня ушел целый год, чтобы об этом забыть и перестать думать, как ты торопишься домой, чтобы поскорее начать себя трогать.
Глупо, да?
Люблю, скучаю.
Зина.
Здравствуй, Ася!
Не волнуйся, Мася нашлась.
Ты хочешь узнать, что случилось? О-о, это – рассказ. Рассказ, новелла, набросок для романа «Супружеская жизнь», первая серия сериала «Наши соседи»…
У нас были гости, три пары: две пары – наши старые друзья, и одна пара – наш старый друг с новой женой. Новая жена моложе старых жен на двадцать лет и впервые в гостях в новом качестве. Была любовница-разлучница, стала жена. Ей бы вести себя поскромней, но она не обращала внимания на явную недоброжелательность старых жен, не поглядывала на часы, прикидывая, когда будет прилично уйти, в общем, «чувствовала себя как дома».
– Илья, а можно я заодно возьму у вас интервью? – спросила новая жена и, не дождавшись ответа, заторопилась: – Скажите, Илья, как можно оставаться в таком долгом браке?
Старые жены покосились на нее неодобрительно, но она не смутилась.
Новая жена – журналистка, пишет для глянцевых журналов. Неприлично прийти в гости к публичному человеку как к частному лицу и тут же попросить об интервью! Илья предъявляет свое остроумие, распахнутые от счастья глаза и чуть нервную манеру говорить «об интересном» каждому журналисту, и каждый журналист ловится на это.
Вот и эта, новая жена, решила, что именно с ней Илье особенно приятно поговорить.
– Я имела в виду – что происходит с людьми в таких долгих браках, – сказала она. – Свежесть чувств и… все такое.
– Деточка, я вам объясню, в чем прелесть долгого брака, – сказала одна старая жена. – Ваш муж в юности любил стихи Вознесенского, фильмы Тарковского, песни Окуджавы, а вы всего этого не знаете.
– А зачем нам вместе петь песни? – удивилась новая жена. Дурочка!..
– А и правда, зачем? – вступился Илья с интонацией Фрейндлих из «Служебного романа», дурочку нужно было спасать, даже ее собственный муж смотрел на нее как на безнадежную идиотку.
– Скажите нашим читательницам, что главное в браке? – кокетничала новая жена.
– Хорошо, я скажу, – вежливо кивнул Илья, как будто ведущий на передаче задал ему глупый вопрос, но ладно уж, он на него ответит. – Главное в браке – любить.
– Люби-ить? – разочарованно протянула новая жена.
– Да, люби-ить, – необидно передразнил Илья. – Любить себя.
За это его и ценят, за это его и рвут на части – телевидение, радио – за умение парадоксально ответить на самый глупый вопрос, за то, что он придает тупым передачам хотя бы немного интеллектуальности, как будто присаливает пресный суп.
– Когда вы с Зиной поженились, вы удовлетворяли условиям, необходимым для брака? Общие интересы, цели? – настаивала новая жена. – И чего вы ожидали от брака – вечной любви или понимания, тепла?
– Мы не удовлетворяли ни одному условию, которые так ловко формулируют психотерапевты в глянцевых журналах. К тому же мы были из разных социальных слоев: я мальчик из питерской коммуналки, а Зина – дочь знаменитого советского писателя. Мои ожидания от брака были – «любовь с интересом».
Илья улыбнулся, и все послушно заулыбались. Только он может позволить себе сказать такое, и чтобы все улыбнулись.
– Тогда тост: за вас, Зина и Илья, за то, что вы случайно так блистательно подошли друг другу, – вывернулась новая жена.
А она не такая дурочка, как кажется.
– Я так и напишу: в этом доме все прекрасно – и душа, и одежда, и мысли… Все так красиво, гламурно, просто идиллия!
Нет, все-таки такая.
Ну что же. В нашем доме все прекрасно, все гламурно, общую идиллию нарушают лишь измена мужа и запертые в шкафу ботинки. Разве бывают семьи без запертых в шкафу скелетов, разве бывают семьи без запертых в шкафу ботинок?
Перед приходом гостей разразился скандал – с криками, хлопаньем дверьми, битьем тарелок. Кричал, хлопал дверьми, бил тарелки конечно же не Илья.
Я не отпустила Масю гулять, потому что у нее завтра семинар по истории правовых и политических учений.
Она кричала: «Я могла бы тебе не говорить про семинар, я сама тебе сказала как идиотка!»
Я кричала: «Ты и есть идиотка, не понимаешь, что важнее – правовые и политические учения или посидеть с подружками в кафе!»
Она заплакала от обиды, я заплакала от злости и от жалости к себе и… я выбросила в окно ее ботинки. Мася взвыла, как раненый зверек.
Интересно, когда я стою на кафедре и читаю лекцию или принимаю экзамен, мои студенты могут представить, что я – тоже человек и кидаюсь ботинками?
Я действительно это сделала – схватила ее ботинки и выкинула в окно, затем рывком вытащила ее из кровати и начала трясти, как куклу. Она убежала в пижаме на лестницу, я бросилась за ней и закричала: «Вернись немедленно, ты простудишься!»
И в этот момент пришел лифт, и из него вышел Илья с ботинками в руках. В любой драме есть элемент комедии и даже фарса.
– Девочки! Почему ботинки летают по воздуху! А почему вы выкатились со своим скандалом на лестницу… – сказал Илья. – А почему меня никто не предупредил, что мы теперь итальянская семья?
Илья вошел в дом, снял ботинок, замахнулся на меня ботинком и, бешено вращая глазами, закричал: «Женщина, где мои спагетти?!» Мася фыркнула и сказала:
– А я все равно не буду готовиться к правовым учениям.
– Нет, будешь! – заорала я. – История правовых учений – это основа для понимания современного права!
Кончилось все тем, что я заперла в шкафу эти ее несчастные ботинки…Не то чтобы у нее одни валенки и ей больше не в чем выйти. У нее целый шкаф обуви, но без новых любимых ботинок она никуда не уйдет. Посердится, пожалуется на меня подружкам по телефону, а потом начнет готовиться к семинару по истории правовых и политических учений.
Илья ворковал с журналисткой, я улыбалась и думала: гости уйдут, и я поговорю с Ильей.
Гости разошлись в три часа ночи, как в настоящий Новый год. Я подошла к Масиной комнате – свет потушен, Мася спит. Она подходила ко мне пожелать спокойной ночи.
Когда я представила себе Масину золотую головку, склонившуюся над учебником по истории правовых и политических учений, я тут же растаяла от умиления, буквально превратилась в варенье. Это совсем не обидно – чувствовать себя вареньем. Для всего остального мира я вовсе не варенье, а профессор, доктор наук, автор монографий.
Мася всегда спит как убитая, и я не боялась ее разбудить, – стояла над спящей Масей и проговаривала вслух свое беспокойство, методично перечисляла все ее грехи, как будто читала лекцию:
– Ты опять опоздала на первую пару, не обедала дома, нельзя каждый день есть в кафе нездоровую пищу… Ну ладно, спи, моя маленькая, мой котеночек…
Я наклонилась ее поцеловать, поправить одеяло, а там…
А там не Мася, а тюк! Кукла из подушек и одеяла! Я читала лекцию кукле из подушек.
…Мася не отвечала на звонки. Мы с Ильей обзвонили всех подружек, все больницы. Мася пришла домой под утро, в шесть сорок три: «Ой, мамочка, папочка, вы не спите… А я телефон забыла включить…»
Облегчение – слава богу, жива, желание убить на месте, недоумение – как же можно так?.. Чтобы я в юности хоть раз задержалась на десять минут – хоть пожар, хоть наводнение, – никогда, папа будет волноваться! А она?! Илья смотрел на Масю таким беспомощным взглядом, что, кажется, любой бы на ее месте устыдился. Но она совершенно искренне не понимает: «Я же сделала куклу из подушек». И все.
Как она могла?.. Сбежать, прогулять всю ночь? Да скорей всего ее вынудили куда-то ночью уйти. Какие-то подружки попросили помочь, а Мася не может отказать, она совершенно нерасчетливая, она очень добрая – себе во вред.
Как нормальный человек может так поступить? Как она будет жить?!
Зина.
