— Инспектор! — окликнул ее кто-то из них. — Эй, инспектор!

— По какому случаю здесь, инспектор? Ну же, дорогуша, дайте нам что-нибудь!

Она с удовольствием сделала бы это. Даже несмотря на «дорогушу», сделала бы. Но не сбавила шага. И уже почти достигла ворот, когда услышала другой голос.

— Инспектор! Что происходит, инспектор? Мальчик Сэмсон. Стрельба. Простое совпадение, верно?

На этот раз Люсия остановилась. Остановилась, не успев ничего обдумать.

— Давайте же, инспектор, — произнес тот же голос. — Нам-то вы можете рассказать. Мы умеем хранить секреты.

Смех, но и возбужденный обмен какими-то репликами тоже. Расстояние между Люсией и журналистами сокращалось. Один из них — Люсия решила, что последние слова произнес он, — уже наполовину пересек улицу, а его диктофон был еще и ближе к ней, чем он сам. Он заговорил снова:

— Неофициально, а? Ссылаться на вас мы не будем.

Подобно сдающему оружие киношному полицейскому, он поднял диктофон чуть выше плеча и демонстративно выключил его.

Люсия не ответила. Отвернулась. И, не обращая внимания на звучавшие за ее спиной просьбы, среди которых затесалось и одно ругательство, зашагала к воротам.

Спортивные площадки пустовали, — впрочем, Люсия знала, что из каждого окна на нее смотрят чьи-то глаза. Пересекая двор, она чувствовала, как, прищурившись, вглядывается в нее здание школы. Солнце с трудом, но пробивалось сквозь пелену повисших над городом облаков, однако, когда Люсия подошла к дверям школы, день, почудилось ей, вдруг потускнел. Все еще знойный, гнетущий, он словно бы стал более мрачным, хоть здание школы и не отбрасывало сегодня сколько-нибудь отчетливой тени. Люсия поднялась по ступеням. Стекло дверей отразило ее. Дома никого нет, сказало ей здание. Никого, кто захочет разговаривать с тобой. Люсия потянула на себя одну из створок и вошла в школу.

И все ее мрачные ощущения немедля растаяли. Стайка учеников торопливо пересекала вестибюль. Сплошь девочки, они держались вплотную друг к дружке, смеялись. Люсию они то ли не заметили, то ли не захотели замечать. Из далеких классов доносились голоса школьников, перекрываемые голосами учителей. Она услышала бряцанье и скрип работающего механизма школы: скрежет сдвигаемых стульев, стук роняемых книг, хлопки дверей.

Из коридора показалась учительница: Матильда Мур, преподавательница химии, начавшая работать в школе одновременно с Сэмюэлом Зайковски. Ее шаги по паркетному полу сопровождало стаккато высоких каблуков. Улыбнулась, приближаясь.

— Инспектор Мэй, не так ли? Я могу вам чем-нибудь помочь, вы кого-то ждете?

— Мне необходимо повидаться с директором.

— Сейчас посмотрю, свободен ли он, хорошо? Он вас ждет?

— Нет. Он меня не ждет. Да вы не беспокойтесь. Я знаю, где его найти.

На лице учительницы появилось неуверенное выражение, однако Люсия кивнула ей и свернула в сторону. Она поднялась, ощущая спиной взгляд Матильды, по короткой лестнице, ведшей в административную зону школы, услышала удаляющиеся шаги учительницы. Люсия подошла к двери директорского кабинета, постучала.

— Войдите.

Люсия так и сделала.

— Инспектор. Так-так.

Директор поднял взгляд от стола. За его спиной стояла, прижимая к груди стопку бумаг, Джанет, секретарша школы. Она улыбнулась Люсии, кивнула и, похоже, удивилась, не получив ответной улыбки. А затем извинилась и торопливо направилась к двери, соединявшей ее кабинет с кабинетом директора. Дверь беззвучно закрылась за ней.

— Инспектор, — повторил Тревис. — Должен признаться, не ожидал вашего визита.

— Нет, — ответила Люсия. — Полагаю, не ожидали.

Она так и осталась стоять у двери.

Директор немного помолчал. Потом откинулся в кресле назад, прокашлялся.

— Ладно, — наконец произнес он. — Чему обязан удовольствием?

— Оно закончено, — сказала Люсия. — Расследование.

— Да. Я знаю. Беседовал с вашим начальством.

— Вам не о чем беспокоиться, — продолжала Люсия. — В результатах расследования нет ничего, что может доставить вам неприятности.

Локти Тревиса упирались в подлокотники кресла. Он держал перед собой дорогую на вид ручку, подпирая ее с двух концов кончиками указательных пальцев.

— Если вы намереваетесь привести меня в замешательство, инспектор, вам следует высказываться с несколько меньшей двусмысленностью.

Люсия почувствовала, как ее легкие сжались от выплеснувшегося в кровь адреналина.

— В замешательство? — словно эхо, повторила она. — Нет, мистер Тревис. Это в мои планы не входит. Надеюсь, недавние события уже сделали это за меня.

Тревис опустил ручку на стол.

— Полагаю, чаю вы не хотите, инспектор Мэй. Имеет ли смысл предлагать вам присесть?

Люсия покачала головой.

— Не имеет, — сказал Тревис. — Разумеется. Ну что же. Давайте перейдем прямо к делу, согласны? Полагаю, вы имели в виду маленького Сэмсона. Полагаю также, что вы питаете некое недовольство, которое вам хотелось бы высказать.

— Питаю. И уже высказала. Но я надеялась, что необходимости разжевывать то, что и без того ясно нам обоим, у нас не возникнет.

— И что же это такое? — поинтересовался Тревис. — Скажите мне. Разжуйте, почему же нет?

Люсия вздохнула.

— Ответственность лежит на вас, мистер Тревис. Вы — виновная сторона. Вы повинны в смерти этого мальчика, точно так же, как повинны в том, что в актовом зале вашей школы пролилась кровь.

Несколько секунд директор сидел неподвижно. Лицо его никаких чувств не выражало. Затем он издал смешок — единственный, презрительный и резкий.

— Вы находите это забавным, мистер Тревис? Погиб еще один мальчик. Еще одна семья лишилась ребенка. А вы находите это забавным.

Лицо директора посуровело.

— Как вы смеете? — произнес он. И встал. — Повторяю: как вы смеете? Если я и нахожу в этой ситуации что-либо забавное, инспектор, так это нелепость — и неуместность — ваших утверждений.

— Я не принадлежу к числу ваших учеников, мистер Тревис.

— И что это значит?

— Это значит, не стоит разговаривать со мной так же, как с ними.

Директор усмехнулся снова.

— Я буду разговаривать так, как сочту нужным, юная леди. Да и какое право имеете вы требовать чего-то иного? Какое право имеете нагло врываться в мой кабинет и предъявлять мне обвинения, которые, как вам прекрасно известно, вы ничем подкрепить не можете?

— С юридической точки зрения вы, судя по всему, правы. Я не могу подкрепить их, во всяком случае, не настолько, чтобы они произвели впечатление на тех, кто принимает решения о необходимости каких-либо действий. Но я увидела и услышала достаточно, чтобы убедиться в их истинности.

Директор презрительно поморщился.

— Не следует особенно доверять тому, что говорят вам школьники и, — он мотнул головой в сторону двери смежного кабинета, — секретарши, инспектор. И те, и другие печально известны чрезмерной живостью воображения.

Из-за двери донесся шум, там что-то упало или опрокинулось, — по-видимому, Джанет отпрянула от двери, у которой подслушивала, и сбила на пол некую безделушку из тех, что во множестве, как уже знала Люсия, украшали ее письменный стол.

— Выводы из услышанного я делаю самостоятельно, мистер Тревис.

— Да что вы? Весьма прискорбно, в таком случае, что ваше начальство с ними, похоже, не соглашается. Как оно прореагировало, когда вы изложили ему вашу теорию?

— Дело Зайковски, как вам хорошо известно, закрыто. Дело Сэмсона вряд ли будет открыто. Весьма, как вы выражаетесь, прискорбно. Более того: позорно.

Директор школы улыбнулся. И даже ухмыльнулся.

— Вы называете это позором. А я здравым смыслом — качество, до прискорбного редкое среди государственных служащих нашей страны. — Он снова сел, снова откинулся на спинку кресла. — Вы избрали предметом нападок меня, инспектор. Почему? Почему не детей, которые мучили маленького Сэмсона? Почему не их родителей? А Зайковски? Вы действительно считаете, что я несу за случившееся ответственность большую, чем человек, лишивший жизни тех несчастных детей?