Конец мая. Бизе сообщает Лакомбу: о сюжете отчаянно спорят и пока не пришли к соглашению.
Снова перебирают названия. Снова «Гризельда», «Кларисса Гарлоу», «Календаль» — но это связано с совершенно другими сотрудниками-либреттистами. Может, «Синяя птица»? Потом — все же «Кармен». Так… Не очень всерьез — Дю-Локль просто хочет позлить Левена: отношения накалились и Левен понимает, что ему суждено удалиться. А раз так — на «Кармен» он согласен. Назло! Пусть провалятся! Пусть! О нем еще вспомнят и пожалеют! Хорошо — он сдается. Дю-Локль хочет «Кармен»? Пусть «Кармен»! Ах, он теперь сомневается? Испугался? Ах — вот как! «Ничего не боится»! Почему же он против «Кармен»?
Но он все же кричит вслед Людовику Галеви, уходящему после одной из бесчисленных встреч:
— Я вас все-таки очень прошу — сделайте хотя бы так, чтобы она не умирала! Смерть в Комической Опере — это же что-то невиданное! — Слышите вы? — Невиданное! — Пусть не умирает! Я вас об этом очень прошу, деточка!
Мщение — мщением, но у Левена есть все-таки совесть!
А в общем — ему все равно. Сегодня — особенно. Отношения содиректоров уже взорвались бурным судебным процессом, после которого Дю-Локль просто откупил у Левена его права за 300 тысяч франков и стал единоличным хозяином театра.
На карту поставлено многое. Нужно резко менять направление. Сборы упали по сравнению с прошлым годом на 182 тысячи франков. Традиционный репертуар больше не привлекает широкую публику — на семейных ложах ведь далеко не уедешь! — и Дю-Локль в виде экстраординарной меры предполагает закрыть финансовую брешь семью концертами в 1874 году и еще семью в 1875-м, включив в программу «Марию Магдалину» Массне и «Реквием» Верди под управлением автора.
— Смешно! Служат мессы по мертвым, чтобы жила Комическая Опера! — язвит один критик.
А в Париже бушует опереточный бум. Фарс Империи обернулся позором Седана. По законам старинных спектаклей, теперь, после трагедии, требуется дивертисмент.
— Никаких драм в искусстве! Война кончилась! Мы желаем забыть о позоре. Ничего не случилось! Контрибуция — это, в конце концов, только деньги. Франция уцелела — и да здравствует Франция! Пусть Париж отдохнет!
Оперетта захлестывает столицу. В этом жанре работают «Варьете», «Буфф-Паризьен», «Гэтэ», «Ренессанс», «Фоли-Драматик», «Мариньи», «Дежазе», «Клюни», «Шато д'О», «Меню-Плезир», театр «Тэтэбу», «Фоли-Бержер», «Скала»… Публика туда валит валом. Есть еще «Циферблат», «Эльдорадо», «Европейский концерт», театр «Порт Сен-Дени», «Буфф дю-Нор», театр Монмартра… Они множатся, как грибы, — там, где один прогорает, рождаются два. И, конечно, Мельяк и Галеви, всеми признанные мастера, не могут ради дружбы с Бизе поступиться законами жанра! В свое время они лихо расправились даже с Еленой Прекрасной, превратив героиню Гомера в коронованную потаскушку, — почему бы не сделать «веселенькое» и из «Кармен» Мериме! Автор умер — хлопот с ним никаких! Перичола из «Кареты святых даров» уже пляшет в оффенбаховской «Периколе» — от бедняжки осталось лишь имя. Сделаем и «Кармен» театральной!.. Так на свет появляются бригадир Моралес, авантюрные Мерседес и Фраскита, голубоглазая Микаэла. Мальчуган из Эсихи по прозвищу Ремендадо (что значит «пятнистый», «пегий») постарел, превратился в ассистента бандита Данкайро, а убитый Хосе офицер неожиданно ожил и стал лейтенантом Цунигой. Лукас — пикадор не из самых удачливых — обрел внешность блистательного Эскамильо.
Говоря откровенно, Бизе тоже не очень стремится к полной верности Мериме. У писателя все таинственно и фантастично. Кармен связана с тьмой. Она гибнет в пустынном ущелье. Трагедия, развертывающаяся в тишине.
Либреттисты, кажется, правы. Пусть родится совершенно иная Кармен. Она звонко живет — и умрет под сияющим солнцем, при ликующих воплях толпы, славящих победителя-тореадора.
— Кармен — роль для Зюльмы Буффар, — заявляет Мельяк. — Посмотри ее в оффенбаховском репертуаре.
— Ну уж нет! Это — нет! Никаких героинь оффенбаховской сцены! «Кармен» — все же трагедия…
— На подмостках Комической Оперы, — уточняет Мель-як. — Тебе что же — нужна оперетта с печальным концом?
Либреттисты временно капитулируют: от Буффар решено отказаться.
Возникает кандидатура Марии-Ипполиты Роз — но яростная правда образа пугает уже завоевавшую положение артистку. Бизе пытается ее переубедить, указывая на мужество, которое Карменсита проявляет в сцене последнего объяснения.
— Я, конечно, совершенно согласна с вами, — отвечает Мари Роз. — Трагический конец «Кармен» заставляет меня предположить такое действие, которое может изменить весьма скабрезные черты этого характера; пояснения, столь любезно высказанные вами в начале нашей беседы, показали мне, что ее характер должен быть сохранен скрупулезно, и я сразу же поняла, что эта роль мне не подойдет, или, вернее, я не подхожу к ней.
Роль предлагают другой певице.
Селестина Галли-Марье находилась в гастрольной поездке, когда ей вручили пакет из Комической Оперы. Решив быть любезной с директором, она написала Дю-Локлю почтительное письмо — и с той же почтой отослала другое послание, адресованное солисту того же театра Полю Лери: «Твоя маленькая обезьянка-директор пишет мне, интересуясь, соглашусь ли я петь Кармен. Что это такое?»
Отвлек ли в этот момент артистку кто-то из ее театральных поклонников или сама она страдала некоей рассеянностью? Как бы то ни было, но Лери, вскрыв конверт, обнаружил, что его величают «господином директором», а Дю-Локль прочел фразу об обезьянке. Галли-Марье указала даже породу — уистити. Это нечто совершенно плюгавое.
Путаница с конвертами принесла Жоржу Бизе несколько неприятных часов. Он решил, что певица придумала озорной способ отказа.
К счастью, все объяснилось.
Судьба словно подталкивала Галли-Марье к этому образу. Еще в 1864 году, через два сезона после ее дебюта на парижской сцене, композитор Виктор Массе попросил Викторьена Сарду написать либретто для этой певицы: «Мне кажется, что «Кармен» Мериме была бы для нее ролью оригинальной и замечательной… Здесь должна быть Испания подлинная и захватывающая… Я решительно принимаю развязку Мериме: Кармен, как вы помните, убивает ее любовник».
Но даже такой мастер интриги, как Сарду, не чуждающийся кровавых сюжетов, тогда предпочел воздержаться.
И все же идея о Галли-Марье — Кармен — далеко не случайна.
«Она маленькая и изящная, с кошачьими движениями, с физиономией задорной и шаловливой, и во всем ее облике, во всей ее личности есть что-то проказливое и озорное. Она играет так, будто действительно была служанкой в богатых домах времен Мольера; она поет голосом круглым и свежим, пикантно и нежно» — так отозвался один из критиков на ее блестящий дебют в «Служанке-госпоже» Перголези. В «Ларе» — опере Луи-Эме Майяра, вдохновленной поэмой Байрона, где она исполняла роль травести, «смешались грация кошки с бешеной энергией». «Лара» принес громадный успех Галли-Марье, которая стала действительно одной из самых заметных актрис», — писал Людовик Галеви в 1864 году. В 1866-м она спела заглавную партию в опере Тома «Миньон», так слившись в сознании зрителей с этим образом, что когда позднее опера было возобновлена с другой исполнительницей, критика запротестовала: «Миньон — это Галли-Марье, никто другой не должен петь эту роль». А еще раньше она покорила Перрена в «Цыганке» Бальфе.
Конечно, нельзя и представить себе исполнительницы, более подходящей.
Бизе встречается с Галли-Марье и знакомит ее с фрагментами своего произведения.
— Кармен вовсе не Мессалина, — говорит он певице. — Она ищет. Ищет Настоящего Человека. Не от мужчины к мужчине она идет — от разочарования к разочарованию.
— Это мне в какой-то степени близко, — отвечает Гал-ли-Марье.
Ее личная жизнь не сложилась.
— Кармен пришла с гор. Ее мир — контрабандистские тропы. Она и на фабрику-то поступила не иначе как для какой-нибудь дерзкой махинации с контрабандой. Паноптикум большого города ей смешон, непонятен, она здесь над всем издевается. Что может ей дать этот город? Нищенский заработок «Las Cigarreras»? Замужество — то есть кучу детей, роль безгласной рабы супруга, проводящей жизнь в одиночестве и почти взаперти в то время, как муж жуирует, волочась, по обычаю, за «красотками»? Жизнь содержанки? Что твердят ей севильские кабальеро? «Кармен, ну когда же пойдешь ты со мной!» У них даже слов настоящих нет! А любовь — для Кармен это огромно! Лавину не остановишь словом, она неподвластна рассудку. Любовь обрушивается как лавина, когда Кармен кажется, что перед нею — достойный любви. И в этой громадной и цельной любви Кармен умеет быть честной. Когда избалованный популярностью Эскамильо окажется в окружении сумасшедших поклонниц, каждая из которых готова пасть к его ногам, — она, Кармен, единственная из всех посетителей кабачка Лилас Пастья, останется в стороне и, может быть, именно этим обратит на себя внимание Эскамильо, как в свое время именно этим обратил на себя ее внимание Хосе там, на площади близ табачной фабрики. Он один ни о чем не просил. Ей показалось, что Хосе — не такой, как остальные. Кармен ведь не понимает, что сломала его карьеру: ему, человеку из нищей деревни, многотрудная жизнь солдата должна была казаться раем, бригадирская должность — блистательным положением. Она все разбила внезапным ударом, она его освободилаот города, этой вселенской казармы, — как он недавно освободил ее от тюрьмы. С ее точки зрения, она дала ему жизнь, более достойную человека, — она подарила Свободу. И будет ждать его, и посмеется над блистательным Эскамильо. Но Хосе явится — и окажется рабом города. Разочарование будет ужасным, оскорбительным, страшным — но в тот момент, когда, кажется, будут развеяны все иллюзии, Хосе заговорит о любви. Его речи будут так непохожи на те, которые она выслушивает ежедневно, — это сила великой страсти вознесет его над землею! Но в ту минуту, когда она почти уже поверит, — Хосе унизится до мольбы и мгновенно сравняется с остальными. И это окажется новым разочарованием. Кармен все же сразится за душу Хосе, уведет его под бездонное горное небо, и Хосе будет ею любим. Потом снова наступит ужасное разочарование — и теперь уже окончательное; Хосе окажется вовсе не тем человеком, которого она себе намечтала. Чужой в ее мире, внутренне несвободный. «Изволь, бандитом оставаться тебе вновь обещаю!» Но он ведь не можетбыть вольным бандитом, хоть он ловок и смел — чего стоит его поединок в горах с Эскамильо. Ей трудно понять, когда он ей откажет в Свободе, — он сразу становится человеком из мира, который она не принимает. И тогда ей покажется истинной любовь Эскамильо, презревшего всех женщин мира и отыскавшего ее, Карменситу, здесь, в горах, на извилистой контрабандистской тропе. Кармен — не «идейная героиня». Она поступает как женщина.
