Важно понять, что эта проблема в определенном смысле но меняется. Вера в “одушевленность” вещей — объектов — формировала мышление людей в самых различных культурах: житель острова Манус, считающий, что его господин Дух (дух недавно умершего мужчины из его дома) может похитить “душу” у его рыболовных снастей, точно так же как он может похитить душу человека; барды и менестрели, которые описывали наделенный душой меч героя (Дюрандаль Роланда, Бальмунг Зигфрида, Экскалибур Артура, Тирфинг Ангантира); люди, наделяющие судно хорошей и дурной репутацией; те, кто впервые видя машину с двигателем, приписывают ей определенную степень жизни. К ним нужно отнести и тех, кто сегодня предсказывает будущее, когда “компьютеры” заменят людей и выступят проектировщиками и создателями повых машин, будущее, в котором компьютер “родит другой, маленький компьютер” или в котором мы с запозданием обнаружим, “что в течение всей нашей жизни нами откуда-то управлял большой компьютер”. Эта загадка отношения человека к средствам, расширяющим его творческие возможности, прояснилась, и сегодня ее можно выразить как загадку отношения Жизнь — Человек — Машина. Именно так ее и сформулировал один из наших наиболее одаренных специалистов по человеческому фактору при проектировании систем человек — машина. Одна из сторон этих поэтических образов — конфликт в умах у тех, кто желал бы видеть в продуктах творчества человека образец для него самого и тем не менее боится, что попытки такого рода приведут к какой-нибудь философии мрачного редукционизма.
Другая линия развития, начавшаяся значительно позже в истории,— расширение человеком с помощью техники своих способностей восприятия внешнего мира. С изобретением телескопа и микроскопа человек начал головокружительное расширение мощи своих перцептивных возможностей, которое сегодня привело к созданию электронного микроскопа, к бомбардировки одиночной хромосомы, к таким проектам, как превращение поверхности Луны в гигантский рефлектор. Первые восторги, сопровождавшие открытие бесконечно большого и бесконечно малого и вызвавшие к жизни множество фантастических путешествий в космос и игр с изменением масштабов, были предвосхищением того, что и сегодня владеет нашими умами.
Но в то время как эти ранние изобретения в чрезвычайно большой степени расширили способность человека видеть самое отдаленное и самое малое, сохранение во времени увиденного через линзы зависело от зарисовки, сделанной рукой человека. Даже после изобретения фотокамеры можно было запечатлеть увиденное лишь в его мгновенности, а связи, объединяющие одно изображение с другим, должны были представляться иным путем.
Но вслед за изобретением кинокамеры и методов записи звука, а впоследствии — изобретением автоматической синхронизации зрительного образа со звуковой записью и совсем недавним изобретением методов замедленной съемки, позволившей анализировать запись движения в мельчайших деталях, стал возможным и микроанализ. Сейчас, например, разработаны методики съемки фильмов о росте растений, фильмов, регистрирующих взаимодействие рыб или животных в экспериментально контролируемых условиях и — недавно — фильмов, регистрирующих сложные структуры уникальных событий, происходящих в группах людей.
Параллельно с этими нововведениями появились новые точные методы определения длительных промежутков времени с помощью анализа годовых колец на дереве, радиоуглеродной датировки и другие методики геохронологии. Аналогичным образом были созданы новые и более тонкие методы обработки и интерпретации временно-пространственных отношений в воздушной археологии.
Так было продолжено это ритмическое развитие мысли о человеке, создающее такую духовную атмосферу, где ныне процветает троякий подход к его эволюции: исследование эволюции, оперирующее очень длительными временными периодами, громадными изменениями, сопровождающими культурное развитие человечества после появления Homo sapiens; исследование сопоставимых эволюционных рядов, в которых человеческие группы, начиная с общей совокупности идей, разрабатывают их приблизительно одинаковым образом (многолинейная эволюция Стюарда) ; исследование фактически происходящих процессов изменения, имеющих место в одном поколении или же между близкими поколениями.
Интерес к этим трем подходам к эволюции выходит за рамки антропологии. Мы сталкиваемся с ними в исследованиях Уоддингтоном поколений дрозофил, учитывающих опыт каждого из них, в исследованиях Лоренцом поведения отдельных особей диких гусей, в исследованиях закономерностей развития звуковой сигнализации у птиц, выросших в разных условиях (Торп и другие), и в детальных исследованиях небольших человеческих сообществ в процессе изменения.
Когда мы изучаем такие небольшие группы, мы оказываемся в состоянии понять вклад в эволюцию, сделанный отдельными людьми не только в качестве носителей “хороших” генов или мутантов с репродуктивными возможностями. Мы в состоянии понять и вклад человека, такого, как он есть и каким он может стать, в ту культуру, в которой он должен жить. Поэтому сейчас уже не имеет смысла настаивать, как это делали Добжанский 28и Бердселл, что единственно значимым в эволюционном развитии является биологический вклад индивидуума в последующие поколения; следует считать несостоятельным и тезис Лесли Уайта, по которому индивидуум, как таковой, незначим.
Сегодня мы в состоянии изучать достаточно детальным образом вклад индивидуума в эволюцию культуры, и мы можем высказываться с большей определенностью о возможностях, заложенных в исследования как дивергентных, так и конвергентных явлений.
КОММЕНТАРИИ
I
“Иней на цветущей ежевике *. Годы моей молодости” (Mead M.Blackberry Winter, My Earlier Years. William Morrow & Company, Inc. N.Y., 1972) — автобиография М. Мид, доведенная ею до начала второй мировой войны. Для перевода взята вторая часть книги (с. 134— 240), в которой содержится описание главных этнографических экспедиций исследовательницы — полевые работы на Самоа, Новой Гвинее, Бали (1926—1938). Первая и третья части книги носят более личный, семейный характер.
* Сочетание Blackberry winter (букв, “ежевичная зима”), которым озаглавлена автобиографическая книга М. Мид, обозпачает холодную пору поздней весны, когда цветет ежевика. В эпиграфе, открывающем книгу, сказано: “Blackberry winter, время, когда иней ложится на цветы ежевики; без этого заморозка не завяжутся ягоды. Это предвестник обильного урожая”. — Примеч. ред.
1 Боас (Boas) Франц (1858—1942)—один из крупнейших американских этнографов и адтропологов, специалист но языкам и культурам американских индейцев. Родился и получил географическое образование в Германии. Интерес к этнологии возник у Боаса во время его первой экспедиции на Баффинову Землю (1883—1884). С 1886 г. ои организовал несколько этнографических экспедиций в Британскую Колумбию (Канада) для изучения квакиютлей и других племен. С 1899 г.—профессор антропологии в Колумбийском университете в Нью-Йорке, основатель и декан антропологического факультета в этом университете. Противник спекулятивного эволюционизма, Боас разработал основы строго описательной методики анализа языков и культур, которая стала методологией самой значительной школы в американской этнографии. Внес крупный вклад в физическую антропологию — измерение формы черепов у нескольких поколений иммигрантов. Использо,вал полученные данные для резкой критики теорий “нативизма” (прирожденно биологических детерминантов человеческого поведения), в особенности расизма. Инициатор широкого привлечения женщин к полевым этнографическим исследованиям. Подробный анализ взглядов Ф. Боаса и его места в американской этнографии см. в книге Ю.Аверкиевой “История теоретической мысли в американской этнографии” (М., 1979).
2 Бенедикт (Benedict) Рут (1881—1948) — американский этнограф и этнопсихолог, преподавательница антропологического Факультета Колумбийского университета, ученица Ф. Боаса, известная своими работами по культуре и религии. Основным предметом исследования Р. Бенедикт были религия и фольклор американских индейцев [“Мифология зуньи” (Zuni Mythology. Vol. 1—2), 1934]. В своей знаменитой книге “Модели культуры” (Patterns of Culture, 1934) Р. Бенедикт дает этнопсихологическую трактовку культуры как системы императивов, предъявляемых ею к нравственному облику и образу жизни каждого ее члена. При этом Р. Бенедикт подчеркивает, что лишь небольшая часть возможных форм человеческого поведения санкционируется этими императивами, по-разному определяемыми разными обществами. Теоретические построения Р. Бенедикт неоднократно подвергались критике за чрезмерную релятивизацию социальных норм, драматизацию культурных контрастов между обществами. Считается вместе с Маргарет Мид основоположницей сравнительной этнопсихологии в американской антропологии. Оказала значительное влияние на парадигмы анализа эмпирического материала у М. Мид.
