– Нет, не хочу, – искренне сказал он. – Не вижу в этом смысла.
Ему показалось, что мама облегченно вздохнула, а папа снял очки и снова принялся их протирать. Ваня посмотрел на них обоих и впервые за все это время задумался о том, что должны чувствовать его приемные родители– отдавшие ему всю любовь и заботу, на которую были способны.
– Ты мой сын, только мой, – раскачиваясь из стороны в сторону, как заговор, повторяла его мать. – Ты – мой сын, мой мальчик…
Ваня сел перед нею на корточки, взял ее за руки, чего никогда не делал раньше, и сказал:
– Не надо, пожалуйста, перестань. – В его голосе было столько заботы и мягкости, как будто он говорил с кем-то, кто намного младше его. – Никто не помнит, как его рожали, и я тоже не помню. Но зато я помню, как болел, а ты сидела со мной рядом всю ночь.
– Это когда у тебя была свинка? – мама перестала раскачиваться и стала слушать.
– Да, и когда свинка – тоже. Или как меня кусал соседский Коля, а ты узнала и пригрозила ему, что если он не прекратит, то ты сама его укусишь…
Мама заулыбалась и посмотрела на него с благодарностью.
Они стали говорить, перебивая друг друга, и каждый их рассказ начинался со слов: «А помнишь, как…» Они стали смеяться, сначала несколько истерично, еще не оправившись от пережитого волнения, а потом все веселее и радостнее, и вместе с этим смехом в их дом возвращался мир и покой.
– Видишь, как много есть, чего вспомнить, сказал Ваня.
– Да, очень много, – согласилась мама.
– Мы должны перевести тебя в другую школу, сказал папа. Он никогда не забывал о практической стороне дела. – Так будет лучше.
Именно поэтому Иван Волков посреди учебного года перевелся в школу, расположенную в другом районе. Он никому не рассказывал правду о, причине своего перехода и надеялся, что она никогда не откроется. Не то чтобы он стыдился своего происхождения, просто есть вещи, о которых лучше молчать.
Но, к сожалению, многие считают иначе.
10
Боря Шустов подошел к Ване на перемене и, заговорщицки оглядываясь, сказал:
- Слушай, можно тебя попросить?
– Ну? – нехотя откликнулся Ваня. Он не ждал от Бори ничего хорошего.
– Ты меня очень выручишь… Понимаешь, тут такое дело… – Боря мялся и темнил, подбирая наиболее безобидные слова. – Кошка меня вызывает с вещами. Наверное, стуканул кто-нибудь из наших…
– А я тут при чем? – насторожился Ваня.
– Прищучили меня, вот что, – как будто не слыша вопроса, продолжал Боря. – Передержи у себя коробок, будь другом. – Боря умоляюще посмотрел на него, и Ваня поежился.
Будь его воля, он бы вообще никогда не разговаривал с Шустовым, но если ты новенький, выбирать не приходится.
– Коробок? – переспросил Ваня. – Я тебя правильно понял: коробок с анашой?
Боря нервно огляделся по сторонам и, зашикал на него:
– Да тиге ты! Совсем не обязательно, чтобы все об этом знали. Так ты поможешь или нет? Я же не могу оставить его без присмотра… А ты – новенький, на тебя никто не подумает…
Ваня задумался. Ему очень не хотелось хранить у себя наркотики, пусть даже анашу и пусть даже на пять минут. Но еще меньше ему хотелось, чтобы в новом классе его считали трусом. Не было ни малейшего сомнения, что в случае отказа Боря обо всем растрезвонит.
– Будь другом, – продолжал упрашивать Боря. Ну, что тебе стоит…
Часто приходится делать то, чего совсем не хочешь. И хотя Ваня понимал, что, связываясь с Шустовым, встает на узкую и скользкую дорожку, все таки отказать не смог.
– Ладно, давай свой коробок, – нехотя сказал он. – Только учти, что это в первый и последний раз.
– Заметано, – обрадовался Боря. – Я быстро к Кошке. Одна нога здесь, другая – там! Спасибо; ты настоящий друг.
От этих слов Ване стало не по себе. Меньше всего он хотел быть для Бори настоящим другом, потому что это довольно сомнительная радость – быть другом такого человека. Боря подул на длинную челку, закрывающую глаза, она разлетелась в разные стороны, и Ваня посмотрел на него со скрытой неприязнью. «И зачем я только помогаю этому человеку?•– спрашивал он себя. – Дурацкие условности! Приходится покрывать то, что и сам не одобряю…».
Боря вышел, а Ваня спрятал коробок в сумку. Он чувствовал себя соучастником преступления и мечтал о том, чтобы все это скорее закончилось. В класс заглянула Света и приветливо улыбнулась.
– А, вот ты где! – сказала она, заходя. – Идешь в буфет?
– Иду, – и Ваня понуро поплелся за ней следом.
– Что от тебя хотел Шустов? – спросила Света. – Я видела, как он выходил.
– Да так, ничего, – ответил Ваня, но было видно, что он чем-то озабочен. – Довольно противный тип, правда?
– Не знаю, – пожала плечами Света. – Кажется, он в меня влюблен до потери пульса. Ты иди, а я тебя догоню…
в это время Аня зашла в учительскую, потому что Кахобер Иванович попросил ее сходить за журналом. Она увидела Людмилу Сергеевну и Борю, которые оживленно о чем-то говорили. Однако, как только на пороге появилась Аня, они сразу замолчали, выжидающе глядя на нее.
– Я вот… только журнал взять… – как будто оправдываясь, проговорила она.
– Хорошо, Малышева, иди, – поторопила ее Кошка. Было заметно, что они ждут не дождутся, когда Аня уйдет, чтобы продолжить разговор.
Аня кивнула и вышла из учительской. Она сделала несколько шагов, но что-то заставило ее остановиться и вернуться к двери. Она чувствовала в воздухе терпкий запах опасности. Она недолюбливала Борю и боялась Кошку, поэтому понимала, что их союз не сулит ничего хорошего. «Подслушивать нехорошо, – сказала она сама себе, – но иногда – просто необходимо». Аня приблизилась к небольшому просвету в двери и стала прислушиваться.
– Ты в этом уверен? – спрашивала Кошка Борю, и лицо у нее было радостным и азартным.
– Никаких сомнений, – убеждал ее Боря. – Он мне сам сегодня предлагал. Я его спросил, почему он вас не боится, ведь вы же предупреждение делали, грозились из школы отчислить.
– Ну, а он что?
– Я, говорит, новенький, на меня в последнюю очередь подумают…
И Боря возмущенно покачал головой.
– Надо же, – возмутилась Кошка, – а на первый взгляд кажется таким положительным… Как говорится, в тихом омуте черти водятся.
– И что ему теперь будет? – с фальшивой тревогой в голосе спросил Боря. – Выгоните из школы?
– Если эта информация подтвердится при обыске, то у меня не останется другого выхода, – сказала Людмила Сергеевна. – А тебе, Шустов, спасибо.
– Да не за что, – заерзал на стуле Боря. – И еще, знаете, мне бы не хотелось, чтобы мое имя… Ну, вы понимаете…
– Понимаю, Шустов, все понимаю. Не беспокойся.
Разговор подходил к концу, И Аня в ужасе отпрянула от двери. «Что делать?» – с отчаяньем подумала она. Было ясно, что речь шла о Ване и о наркотиках. «Этого не может быть, – твердо решила Аня. - Это какое-то страшное недоразумение». Она чувствовала, что должна что-то сделать, как-то помочь Ване, но не знала как. «Если его выгонят из школы, я же больше никогда его не увижу, – с тоской подумала она. – А я этого не переживу».
Аня вошла в кабинет, где должен был начаться следующий урок, и села за свою парту, обхватив голову руками. «Обыск», – вдруг вспомнила она непривычное для уха, страшное слово. «Они хотят устроить у него обыск, и если что-нибудь найдут…» Она хотела бежать за Ваней, чтобы предупредить его, но времени оставалось мало, большая перемена вот-вот должна была подойти к концу, и где она его найдет?
«Нехорошо лазить по чужим сумкам», – сказала она себе, но ее руки уже выкладывали Ванины учебники, тетради и… Аня как будто обожглась, когда дотронулась до Светиной фотографии. Это была фотография в полный рост, на Свете было короткое, обтягивающее платье и туфли на высоких каблуках. Она стояла, одной рукой упершись в бедро, как будто говорила: «Ну как? Хороша?» «Хороша», была вынуждена признать Аня. Она даже хотела расстроиться, но сейчас ей было не до этого – нужно было найти наркотики раньше, чем это сделает Кошка.
