Оксана, так звали мачеху, говорила и смеялась без умолку, все время тормошила Тусю и называла ее Натулечкой. Кажется, она хотела, чтобы все они стали большой, дружной семьей, но Тусе это было не нужно, у нее уже была пусть далекая от совершенства, но родная мама. К тому же Оксана улыбалась совсем неискренне и пыталась говорить нарочито высоким голосом, а это не нравилось Тусе. Отец вел себя отстраненно, отводил глаза и явно смущался. Может, ему было неудобно, что его жена ненамного старше дочери, а может, он тоже чувствовал фальшь этой ситуации. Как бы то ни было, с тех пор Туся больше не встречалась с отцом.
Однажды, почти через год после последней встречи, ей позвонила Оксана.
– Натулечка? – все тем же высоким, неискренним голосом спросила она.
– Да, это я, – обреченно согласилась Туся.
Она узнала голос мачехи и пожалела, что взяла трубку.
– Давно не виделись, – начала та и смущенно замолчала.
– Да, порядком, – отозвалась Туся, потому что пауза затягивалась.
– А у нас с папой для тебя новость, – продолжала Оксана. – Ровно месяц назад у тебя родился братик.
– Поздравляю, – сказала Туся, хотя она еще не вполне уяснила смысл сказанного.
– Ты рада? Он – просто прелесть, вылитый отец. Хочешь на него посмотреть?
– Я? – удивил ась Туся.
– Конечно, ведь ты же его сводная сестра.
– Да, точно, – немного поразмыслив, ответила Туся. – Обязательно приду с ним повидаться, когда будет время.
– Ну, ладно, Натулечка. Я тебе еще позвоню. В трубке послышались короткие гудки, но Туся не вешала ее, а ошалело пялилась на аппарат, принесший ей странную новость. Она твердо решила, что больше не будет подходить к телефону, а говорить с матерью Оксана вряд ли посмеет.
Туся ничего не хотела знать о новой жизни отца не потому, что он ее предал. Просто теперь это был чужой, не знакомый и счастливый человек. А она не хотела мешать его счастью.
Уходя из жизни, Туся с тоской вспоминала тех людей, которые были ей особенно дороги.
Лиза. Туся отдала бы полжизни, чтобы быть такой, как она. Лизу все любят, хотя она никогда не боролась за популярность. Она как будто не придавала значения своему успеху, и это бесило Тусю больше всего. Лиза жила как живется, а получалось хорошо. Туся же старалась изо всех сил, а получалось плохо.
«Ну и пусть они думают, что я плохая, – злобно твердила себе Туся. – Просто я не похожа на других, и этого мне не могут простить. Лиза только притворяется добренькой и миленькой, а они настолько глупы, что попадаются на эту удочку».
Но в глубине души Туся знала, что Лиза никогда не притворяется, что она даже не умеет врать как следует. Просто Лиза относится к тому типу людей, которых непонятно за что всегда любят, а Туся лишена этого дара. Любой ценой Туся хотела бы вернуть ее дружбу, но это было невозможно.
«Если бы ты не отвернулась от меня, ничего бы этого не было, – подумала Туся, и по щекам ее покатились крупные слезы. – Если бы ты сейчас была со мной, мы бы вместе что-нибудь придумали».
Но Лизы не было рядом, и ничто не имело смысла.
«Н у и ладно, – устало подумала Туся, – пусть хоть поплачут; Поймут, до чего меня довели, только будет уже поздно».
И она представила, как все враги и одноклассники станут рыдать на ее похоронах и проклинать, себя за то, что были так невнимательны к ней – такой ранимой и нежной.
К горлу подступила тошнота, в висках стучало, ноги заледенели, но не было сил укрыться. И странное дело, чем больше она вспоминала, тем сложнее ей представлялось прошедшее. Она как будто смотрела на все со стороны и недоумением, как такие мелкие события могли выбить ее из колеи.
Конечно, страшное решение созрело в ней не вдруг и не только из-за Егора. Просто как-то сложилось одно на другое: разлука с Лизой, ссора с Егором, непонимание дома, сознание собственной непривлекательности и постоянное, гнетущее одиночество. Она чувствовала себя одинокой даже рядом с Егором, даже когда все было хорошо. Какая-то часть ее души как будто знала, что она к ней равнодушен, и этого никак не изменить.
Но сейчас прошлые обиды казались ей лишенными смысла. Чем ближе подходила смерть, тем больше хотелось повернуть события вспять. Однако теперь это было невозможно. Тусе казалось, что она находится внутри старинных часов, гигантский механизм которых хочет ее раздавить и надвигается все ближе и ближе.
… Вдруг она увидела свою бабушку, которая тихо вошла в комнату и села рядом с Тусей.
– Бедная моя девочка, – сказала она, а ее глаза смотрели с ласковым укором. – Что же ты наделала!
Туся всегда любила бабушку. Только она могла рассказывать сказки так, что они казались правдивые реальности, только она пекла такие нежные и воздушные пирожки с капустой
– Бабушка! – пробормотала Туся. – Разве ты не умерла?
– Умерла, Наташенька, давно умерла, – ответила она, но Туся не испугалась – бабушка была совсем не страшной и привычной. – Как раз об этом я бы и хотела с тобой поговорить.
И бабушка смущенно примолкла.
– Что случилось? – насторожилась Туся.
– Знаешь, совсем я плохая стала. Что на моих похоронах было – ничего не помню. Может, ты мне расскажешь?
Наступающий сон сделал веки Туси тяжелыми, как свинец. Она прикрыла глаза, а когда открыла их снова, бабушки уже не было.
Боже мой, Боже, и надо же быть такой дурой!
Как хорошо жить, когда у тебя ничего не болит, когда не тошнит и когда тепло. Зачем я здесь, мама, что я здесь делаю? Где ты? Как же хочется пить.
И не было ей дела ни до Егора, ни до Лизы, ни до своей внешности. Холод поднимался от ног к самому сердцу, парализуя остатки воли.
Жить, только жить, пусть уродиной, все равно, только в тепле. Что за привкус во рту, мне бы встать за водой, больно, как больно, колется на куски голова, кто-нибудь … что я делаю здесь…
Туся захотела подняться, но не смогла. Она стала шарить рукой, пытаясь нащупать телефонную трубку, но трубка от радиотелефона упала под диван. Мама уехала в гости, а это значит надолго. За последнее время Туся потеряла всех друзей, поэтому никто не мог позвонить в дверь или встревожиться из-за того, что Туси не было в школе.
Жалко, отсюда не выбраться никак… Мутной волной накатывает воздух… Плохо одной… я одна… Нет, кто это здесь? Что я делаю? Мама, мне страшно…
Туся нырнула в глубокую дремоту. Но сквозь сон ей удалось услышать, как поворачивается ключ в замке.
– Тусечка, это я. Скукотища там была страшная. Едва пару часов высидела и сразу домой, с этими словами в комнату вошла Тусина мама и увидела дочь, которая в одежде лежала на диване.
– Что-то ты бледная, – забеспокоилась мама, – температуру мерила?
– Мама, – Туся блаженно улыбнулась, как будто пробуя на вкус это слово. – Мама, я отравилась.
– Ну вот, – от огорчения мама даже села, – так я и знала, что они торты просроченные продают! Много ты съела?
– Не торт, – слабым срывающимся голосом проговорила Туся. – Сама. Сама отравилась. Нарочно….
– Как нарочно? – не поняла мама. -.:.. Как сама?
– Потом. Все потом, мама. Вызови врача. Пожалуйста.
Сначала Инна Дмитриевна сидела неподвижно, не зная, что предпринять, а потом в ней проснулась хватка деловой женщины, и она начала действовать.
Через пятнадцать минут приехали врачи и начали делать Тусе промывание желудка.
– Сама будешь открывать рот или мы откроем? – с угрозой в голосе спросил врач. – Только учти, если будешь сопротивляться, можешь лишиться передних зубов.
Ничего не ответив, Туся покорно села на стул посреди комнаты и кивнула головой.
В рот ей вставили распорку и, черпая кружкой из ведра водопроводную воду, вливали в горло. Туся судорожно глотала, а когда желудок наполнялся, он извергал потоки мутной жидкости, вынося остатки пищи и таблеток, которые еще не успели всосаться в кровь. Процедура эта повторялась снова и снова, и врач все приговаривал:
