Джеси молча смотрела на мать. Почему-то ей стало страшно.

— Сделай так, как я тебе скажу. — Виолетта приподнялась и указала на темный угол комнаты. — Там стоит мой сундук, вынь все оттуда. У этого сундука двойное дно. Подними верхнее дно. Под ним лежит одеяло. Принеси его мне.

Джеси выполнила приказание матери. Сундук был очень старый. Сколько она себя помнила, он всегда стоял в углу спальни, и мать держала в нем постельное белье. Джеси вынула из сундука белье и потрогала рукой дно. Действительно, его можно было приподнять. Под ним она нашла мягкий сверток.

Виолетта протянула руки за свертком, который она прятала столько лет. Джеси подала его матери и с любопытством смотрела, как она перебирает пальцами край детского одеяльца.

Виолетта нащупала зашитый в одеяло твердый предмет. За прошедшие годы, по мере того как нитки истлевали, она несколько раз обновляла этот шов. Но теперь у нее не было сил разорвать его.

— Помоги мне, — сказала она.

Зачем ей вздумалось распарывать край одеяла, испуганно подумала Джеси. Может быть, мать и впрямь теряет рассудок? Она попыталась отнять у матери одеяльце.

— Отложим это до завтра, мама. Лучше я принесу тебе бульону.

Но Виолетта изо всех сил вцепилась в одеяльце.

— Нет, — решительно сказала она. — Надорви нитку. Ты должна увидеть, что там спрятано.

Джеси наклонилась и увидела подо швом выпуклость, которой не заметила раньше.

— Я не могла тебе рассказать, пока был жив Джадд. — Виолетта чувствовала, что у нее начинает кружиться голова и из углов словно выходят тени и сгущаются над ней. «Боже, дай мне сил рассказать про все Джеси!» — взмолилась она. Ей надо очистить душу, надо, чтобы Бог отпустил ей грех обмана, который терзал ее восемнадцать лет. Иначе она не сможет спокойно умереть.

— Джадд страшно рассердился бы за то, что я ему солгала. Он бы бросил меня, а этого я бы не вынесла. Я все надеялась, что в конце концов он меня полюбит. Как я старалась! И только когда он умер, я поняла, какой была дурой. Он не мог любить никого, кроме нее.

«Моей тетки Айрис», — подумала Джеси. Но при чем здесь это одеяльце? И какой такой секрет скрывала от мужа ее мать?

— Помоги мне распороть шов, и ты все поймешь.

Джеси решила выполнить ее просьбу. Она быстро оборвала и выдернула нить и с изумлением увидела медальон и кожаный кошелек.

— Я не взяла отсюда ни одного цента, — сказала Виолетта, показывая на кошелек. — Даже не знаю, сколько там денег. Это твои деньги.

Джеси взяла в руки медальон и открыла крышку. Как похоже на нее это лицо!

— Мама, этот дагерротип похож на меня.

В эту минуту Суди приоткрыла дверь, чтобы проверить, все ли в порядке. Она увидела в руках мисс Джеси маленький портрет и услышала слова Виолетты, которые заставили ее оцепенеть:

— Это твоя мать.

Суди попятилась и остановилась за полуприкрытой дверью. Она знала, что подслушивать нехорошо, но не могла сдержать любопытства.

Джеси подняла глаза от портрета и с изумлением уставилась на Виолетту:

— Как?

— Да, это твоя мать. Айрис была тебе не теткой, а матерью. А ее муж Люк — не дядей, а отцом.

Джеси потрясла головой. Ее мозг не воспринимал смысла того, что сказала Виолетта. Наверное, она действительно помешалась. Однако, глядя на портрет, Джеси постепенно стала сознавать, что Виолетта говорит правду.

— Когда индейцы убили твоих родителей и братьев, мы с тобой остались в живых. И я сказала Джадду, что ты его дочка. Он ни разу в этом не усомнился, потому что не знал, что наш ребенок за несколько дней до этого родился мертвым.

— Почему ты говоришь мне это сейчас? Почему ты лгала мне и отцу все эти годы?

— Так уж вышло. Мне казалось, что сам Господь позаботился о том, чтобы Джадд меня не бросил. Айрис дала мне тебя покормить грудью, потому что у меня скопилось много молока, я вся разболелась, и мне надо было от него избавиться. Я взяла тебя и пошла подальше от лагеря, в кусты. И тут напали индейцы… — Дыхание Виолетты затруднилось, в груди захрипело, и она закашлялась. Потом, отдышавшись, заговорила просительным тоном: — Пойми же, я это сделала только потому, что очень любила Джадда. Я думала, что Айрис умерла. А раз так, какая разница, скажу я ему правду или нет? Если бы Джадд меня тогда бросил, как бы я стала тебя растить?

Джеси не отводила глаз от портрета матери. Потом до нее дошел смысл слов Виолетты, и она подняла на нее глаза:

— Ты думала, что Айрис умерла? Разве ты не знала этого наверняка?

— Тогда я считала, что она умерла. Видишь ли, я потеряла сознание. Последнее, что я помню, — это как убили твоего отца, который пытался защитить Айрис.

— Но ты не видела, как она умерла?

— Нет. И когда солдаты пересчитали трупы, оказалось, что одной женщины не хватает.

Джеси чувствовала, что у нее все смешалось в голове.

— Значит, возможно, ее и не убили?

— Солдаты тогда не предполагали такого. И мне не пришло это в голову. Мы с Джаддом считали, что, может быть, ее труп утащили койоты. Но десять лет назад случилось нечто, заставившее меня усомниться в ее смерти.

Джеси напряглась:

— Что?

— К нам заехал человек, который раньше служил вместе с Джаддом в Техасе. Джадда не было дома — он уехал на охоту, и этот человек рассказал мне о странном случае, который произошел в форту Бэрд. В стойбище команчей нашли белую женщину. Солдаты увезли ее в форт, но она убежала обратно к индейцам.

У Джеси расширились глаза.

— Почему ты думаешь, что это была моя мать?

— Он сказал, что у женщины были глаза необыкновенного сиреневого цвета, каких он никогда не видел. А Джадд говорил ему, что у его свояченицы красивые сиреневые глаза. И он решил заехать и узнать у нас, могло ли так случиться, что Айрис не умерла, а живет с индейцами? Это было то же самое племя — команчи, — которое напало на наш лагерь.

— Господи, — проговорила Джеси, — почему ты не сказала об этом папе? Как ты могла от него это скрыть?

Виолетта словно вжалась в подушки под тяжестью укоров собственной совести.

— Но ведь никаких доказательств не было, — оправдывалась она. — А Джадд все равно поехал бы в Техас ее искать. И уж, во всяком случае, он не простил бы мне обмана. Я бы потеряла его навсегда. Разве ты не понимаешь, что это было выше моих сил? А Айрис, если это действительно была она, видимо, прижилась у индейцев, а не то бы она не убежала к ним. Я решила, что лучше не ворошить былого.

— Ты не имела права принимать такое решение!

— Это верно, детка, — слабым голосом проговорила Виолетта. — Меня все время грызла совесть. Но тогда я считала, что поступаю правильно. Потом-то я поняла, что была не права, вот я и решила все тебе рассказать. Ты уж сама решай, как поступить, а я теперь могу спокойно умереть.

Джеси опять посмотрела на дагерротип. Как же быть? Если мать еще жива, надо ее найти. Но Майкл станет ее отговаривать. Это бесполезно, скажет он, прошло слишком много времени. Он тоже решит, что лучше не ворошить былого. А Оливия закатит истерику, узнав, что мать женщины, на которой хочет жениться ее сын, живет среди индейцев. Впрочем, что будет говорить Оливия, Джеси волновало меньше всего. Если есть хоть какая-нибудь надежда найти Айрис, надо попытаться это сделать. Теперь Джеси поняла, почему люди, которых она считала своими родителями, были так несчастны в браке.

— Ты сможешь меня простить? — с горестью спросила Виолетта. — Я ведь тебя любила, старалась быть тебе хорошей матерью.

Джеси взяла ее за руку. Какой смысл упрекать несчастную женщину?

— Мне нечего тебе прощать. Ты поступила так, как считала правильным, и я тоже люблю тебя. Тебе надо постараться выздороветь и…

Джеси в ужасе замолчала: голова Виолетты вдруг бессильно поникла, а пальцы, которые Джеси держала в руке, стали безжизненно-вялыми.

Остекленевшие глаза Виолетты все еще смотрели на Джеси, словно и после смерти умоляя о прощении.

Удивленная наступившей тишиной, Суди заглянула в комнату, в ужасе закрыла рот рукой и бесшумно выбежала на крыльцо. Миссис Виолетта умерла!