За кюветом — поле, благословен тот, кто посадил здесь картофель. Я люблю землю, возделанную человеком. Наступает время, и он пожинает плоды своих трудов, благословен крестьянин, посадивший картофель. Между тем есть люди, которые прячутся с ружьем, быть может, в то самое время, когда я безмятежно любуюсь картофельным полем. А он прячется в зарослях и берет меня на мушку. Но какие заросли? Там нет никаких зарослей. Важны не заросли, а убийца, который в них прячется.

Ну хорошо, убийца, но кто ему сказал, что я отправлюсь этой дорогой,

Тут есть кто-то, кто должен был быть на моей стороне, а оказался на стороне моих врагов, он следит за каждым моим шагом, я ощущаю на шее его дыхание, оно липкое, как у червя. Я мог бы закричать, но вокруг — ни души, все спрятались или ушли. Где они, где вы? Вы прячетесь — тогда я тоже скроюсь, прежде чем совсем стемнеет.

Сейчас половина восьмого, солнце уже зашло, в небе отражаются огни Рима — бледно-фиолетовое облако. Это машины, которые носятся взад и вперед по улицам, ослепляя фарами прохожих, светящиеся рекламы, прожекторы Форума и Колизея. Горит огонь железнодорожного вокзала Термини — согласно туристским справочникам, он самый яркий в мире.

Я уже недалеко от Альбано. Когда вернусь к себе на склад, быстро войду и захлопну за собой дверь. И лягу спать. Хочу проспать беспробудным сном целый год, не мешайте мне спать. Слишком много людей охотится за мной, точно за стадом диких зверей. Если уж вы решили убить меня, то убейте во сне, тогда я ничего не почувствую и буду думать, что по-прежнему сплю. Аминь, как возглашают в конце молитвы.

Вот я уже почти добрался до места. Я иду осторожно, на цыпочках. Любопытно, чем все это кончится? До дверей склада остается несколько метров.

Плохо, говорит Розальма, боюсь, что все кончится плохо.

Владелица виллы сказала: не понимаю, что делает некрофилия-могильщица возле моего дома? А я сказал — вернее, сказал мухолов: значит, где-то тут есть труп. Это невозможно, сказала владелица виллы,

Послушайте, синьора, сказал я, некрофилия-могильщица не ошибается, если трупа нет в доме, то он, верно, есть на лугу в зарослях. А она сказала: о каких зарослях вы говорите, возле виллы зарослей нет, вернее, там растут лишь сорные травы да редкий кустарник. Земля вокруг не возделана, и на виллу невозможно проникнуть, она огорожена колючей проволокой.

Вот уже много лет на этой вилле никто не умирал, в этом доме трупов нет. Мой муж погиб далеко отсюда, в Восточной Африке, в Абиссинии, в 1936 году во время войны. Он шел с патрулем по джунглям, и свои, итальянцы, приняли его за абиссинца и выстрелили в него. Синьора заплакала. Бандиты, сказала она, принять моего мужа за абиссинца! Мне прислали телеграмму с выражением искреннего соболезнования за подписью Бадольо.

Но может умереть собака, лошадь, любое другое животное, сказал я — вернее, Джузеппе-мухолов. Нет у меня ни собак, ни лошадей, которые умирали бы в поле, сказала владелица виллы. Если б у меня исчезла лошадь, я бы это заметила, но уже много лет я не держу ни лошадей, ни собак.

Если это не собака и не лошадь, тогда, верно, человек — человеку нетрудно перебраться через колючую проволоку. А она сказала: только очень странный тип способен перелезть через проволоку ради того, чтобы умереть на лугу. Да нет, вовсе не странный, возразил я. Смерть — самая естественная вещь, такое с каждым может случиться. Поймите, синьора,

Нет, сказала синьора, некрофилия-могильщица явно ошиблась. В наших местах трупов наверняка нет.

Нет сегодня, будут завтра, сказал я — вернее, Джузеппе-мухолов. У некрофилии-могильщицы редкий нюх на мертвецов, она их чует неделей раньше. Рассказывай, рассказывай, Джузеппе, ты ведь беседуешь с синьорой о мертвеце, а это очень даже любопытно.

Но тогда эта некрофилия-могильщица куда лучше полиции. Еще не было случая, чтобы полиция прибыла на место преступления неделей раньше, она обычно прибывает неделей позже. Перед этой некрофилией-могильщицей надо в знак уважения снять шляпу. Однако между ними та разница, сказал я Джузеппе-мухолову, что полиция ищет убийцу, а некрофилия-могильщица, с вашего позволения, — убитых... Он же ответил: — Полиция даже убитых не находит.

Ну, а чем все кончилось на вилле, спросил я, с той синьорой? Мухи не ошиблись, сказал Джузепле. Стоп, рассказывай дальше, рассказывай без утайки. И он сказал: я обошел поля и нашел пятна крови на земле возле хижины.

И в траве лежал мертвый старик, подсказал я ему. Минуточку, сказал Джузеппе-мухолов, не было там никакого старика, а была лишь соломенная хижина. По-моему, вы плохо смотрели. Хижины были в каменном веке. Не вернулись ли мы случайно на сто тысяч лет назад, когда были хижины на сваях, а вокруг — болота, кишмя кишевшие крокодилами. Не успеешь ступить — и тебе откусят ногу. А как потом ходить на одной ноге? Тяжела жизнь среди болот, кишащих крокодилами. А там водятся и гигантские комары, и голодные птицы, способные одним ударом клюва выклевать тебе глаз. А мне что делать одному, вернувшись на сто тысяч лет назад, среди крокодилов, комаров и голодных птиц?

Это был мясник, он тайком рубил мясо, сказал Джузеппе-мухолов, он делает все, что захочет. Так значит, сказал я, речь идет не о преступлении,

Должно быть, теленка или другого убойного скота, сказал Джузеппе-мухолов. При чем здесь кровь человека?

Джузеппе, дружище, мухолов сказал, что это были телята или другой убойный скот. Ты попусту теряешь с ним время. Ну, хорошо, попусту теряю время; с вашего позволения, я имею право терять все, что мне вздумается.

Говорят, он бродил по Павонскому краю и пугал девочек. Есть такие старики, которые любят пугать девочек: спрячутся в кустах, а потом внезапно, одним прыжком, выскакивают и начинают строить гримасы, паясничать. Иной раз и я этим занимаюсь, когда не знаю, чем заняться. Отчасти из-за распущенности, отчасти ради развлечения, скорее, ради развлечения, чем из-за распущенности. Но и из-за распущенности тоже.

Говорят, он собирал макулатуру: книги, газеты и другой бумажный хлам. Видели, как он вел велосипед с мешком бумаги. В мешок никто не заглядывал — как же можно утверждать, что там была макулатура?

Видели, как ночью старик один бродил по пляжу Торвайяники. Так говорят, вернее, говорит одна женщина, жена мясника из Павоны. Он то и дело останавливался и прислушивался к шуму моря, словно ждал условного сигнала. Но ведь с моря доносится лишь шум волн, особенно в Торвайянике. Какие сигналы может подавать море у Торвайяники? Глупые шутки, скажу я вам.

Он шел босиком, то вдруг останавливался, весь обратившись в слух, то снова пускался в путь и все брел и брел босиком по пляжу, прислушиваясь к сигналам — но к каким сигналам? А что делала жена мясника из Павоны ночью на пляже Торвайяники? Что насчет этого ее муж говорит? Не мешало бы послушать мясника, пусть объяснит, что его жена делала ночью на пляже Торвайяники.

Говорят, что это был профессор, переодетый в нищего. Один из тех, что ищут древнеримские руины. Они всегда надеются найти новый Колизей, но чаще всего вообще ничего не находят. А если находят какой-нибудь камень, тут же тащат его жене — полюбоваться. Старик мог быть одним из таких профессоров.

Но что он надеялся найти в этом краю? Ну хорошо, тут есть руины древнеримских домов, только проку от них мало. Богачи сюда отдыхать не приезжали. Это были скромные домишки, что сразу видно по уцелевшим стенам. Ни за что не отыщете ни одной мраморной колонны, а если и найдете, то ее надо тащить на площадь Аргентины, как это сделал Бенито Муссолини, а такие перевозки стоят немалых денег. Между тем у этих профессоров обычно нет и лиры. Так отправляйтесь искать в другие края, здесь вы ничего не найдете!