Ли Чао прервал свой монолог и едва заметно вздрогнул. По его желтым отвислым щекам пробежала легкая дрожь.

– Однако хаос наступает, беспорядок пожирает нас. Но это не космический хаос, из которого рождается порядок, а смятение умов, необязательность, нежелание знать свое место, бессодержательность. Традиции утрачиваются, память разрушается. Небытие наступает на нас.

С этими словами Ли Чао неожиданно двинул правой рукой и положил ее на стол. Мне стоило немалого труда сдержать возглас ужаса. Моим глазам предстала обугленная кисть, в которой с трудом можно было распознать человеческую руку, судорожно сжатую в кулак, – настолько все обгорело и превратилось в бесформенную массу; по всей видимости, руку поджаривали на медленном огне

– Вы друзья моего друга, а я верный друг моих друзей, так что кое-что я вам все-таки сообщу. Две маленькие детали. Две мелочи. Во-первых, «Оргульо обреро» – это одно из имен беспорядка. Во-вторых, разговаривая на эти темы, вам следует соблюдать осторожность. Потому что кто-то из вашего окружения в этом замешан.

– Кто?

Ли Чао улыбнулся, сделав вид, что не слышал вопроса.

– Я предложил бы вам еще чаю, но он остыл. А потчевать гостей холодным чаем – непростительная невоспитанность. Впрочем, в беседе забываешь о времени. Надеюсь, вы простите вашего покорного слугу за допущенную оплошность.

– Это мы должны просить у вас прощения, – сказала я, поняв намек. – Мы отняли у вас чересчур много времени. Спасибо за теплый прием.

Я произносила слова благодарности, а мои глаза как магнитом притягивало к изувеченной руке, оголенным сухожилиям, истерзанной плоти. Ли Чао перехватил мой взгляд, заставив меня покраснеть.

– Я замечаю, ваше внимание привлекает состояние моей руки. Это тоже следствие беспорядка.

Он приподнял культю: казалось, пальцы, или то, что от них осталось, сплавлены между собой.

– Однако боль – это один из элементов всемирного равновесия. Так же, как насилие. Или месть.

После этих слов он с усилием разжал обезображенный кулак: на том месте, где когда-то была ладонь, я увидела маленький пузырек из прозрачного стекла, заполненный какой-то жидкостью, похожей на воду; в ней, как рыбка в миниатюрном аквариуме, плавал мягкий, круглый, набухший человеческий глаз.

Я выбежала из «Седьмого неба», с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту: пулей пролетев по все еще пустому залу, рывком распахнула дверь и, оказавшись на улице, жадно вдохнула холодный воздух. Адриан же в это время трещал без умолку и все не мог остановиться. Иногда такое с ним случалось на нервной почве.

– Сукин сын, ну и мрачный же тип; когда он заговорил про Конфуция, я думал: еще немного, и он перережет мне глотку, а ведь это было еще до того, как он продемонстрировал глаз, гадость страшная, а рука, это же ужас, и еще этот кошмарный розовый свет и…

– Как мы теперь выберемся отсюда?

По мере того как ко мне возвращался рассудок, я начинала трезво оценивать ситуацию. Адриан огляделся по сторонам. Окраинная улица окраинного района, безлюдная, пустынная, пугающая. Ни одного прохожего, ни одной машины, ни единого освещенного окошка – вокруг глухие стены. Тьму кое-как рассеивали лишь горевшие вполнакала уличные фонари да отблески жалкой иллюминации китайского ресторанчика.

– Можно вернуться в «Седьмое небо» и вызвать такси по телефону.

– Вернуться? Даже не думай.

– Тогда придется идти пешком.

И мы зашагали наугад по улице, толком не представляя себе, в какую сторону надо идти, чтобы поскорей выбраться из этого ужасного района: таксист изрядно поколесил по округе, прежде чем доставил нас по нужному адресу.

– Не торопись, Лусия! Ты почти бежишь. Кажется, такая маленькая, а я еле за тобой поспеваю, – сказал Адриан с улыбкой и закурил, всем своим видом показывая, что нет ничего естественнее, чем прогуливаться по противоестественной улице.

– Я боюсь. Мне здесь не нравится. Я хочу попасть в какое-нибудь цивилизованное место.

– Я знаю отличный трюк, с помощью которого можно спокойно ходить по самым глухим улицам. Когда я попадаю в подобное место, то воображаю себя убийцей. А если я убийца, то кто же на меня может напасть? Действует безотказно.

Я недоуменно посмотрела на него. Никогда я до конца не пойму мужчин. Позади вспыхнули фары, завелся мотор. Я с облегчением вздохнула: по крайней мере, мы теперь на улице не одни. Видимо, дело в том, продолжала я размышлять, что мужчина не в состоянии нести в себе свой страх, ему легче вообразить себя убийцей, чем признаться в собственной трусости. Между прочим, машина до сих пор нас не обогнала. Червячок беспокойства зашевелился у меня в груди. Я взглянула через плечо назад. Машина следовала на небольшом расстоянии за нами со скоростью наших шагов. Беспокойство сразу же переросло в тревогу, у меня перехватило дыхание.

– Адриан… – прошептала я.

– Вижу.

Перед нами расстилалась длинная темная улица без единого подъезда, куда можно было бы юркнуть, без единого двора, где можно было бы спрятаться, ну а о том, чтобы оторваться от преследователей, даже думать не стоило.

– Что будем делать? – спросила я.

– Пойдем дальше. Побыстрее, но только не бежать. Сделай вид, что ты ничего не замечаешь.

Я слышала перестук наших шагов на разбитых плитках тротуара: один широкий Адриана, два коротеньких моих. И урчание мотора позади. Я украдкой бросила взгляд на машину. Свет фар мешал рассмотреть все в деталях, но, как мне показалось, за ветровым стеклом мелькнули по крайней мере два силуэта.

– Успокойся, впереди нас люди.

– Что?

– Впереди нас люди, – повторил Адриан.

Действительно, в нескольких метрах, освещенные желтоватым светом фонаря, маячили две или три фигуры. Мы прибавили шагу, и у меня сразу закололо в боку, так что стало больно дышать. Их было трое, теперь я это ясно видела, трое ничем не примечательных молодых людей, двое из них в джинсах, еще один в костюме. Машина по-прежнему ползла за нами, прижимаясь к тротуару.

– Адриан…

То, что я увидела, мне совсем не понравилось. Трое незнакомцев, не говоря ни слова и не спуская с нас глаз, выстроились в одну линию, поперек тротуара. Рядом с ними был припаркован большой дорогой автомобиль.

– Адриан!

Они перегородили нам дорогу. Я ощутила себя покорной овечкой, которая сама заходит в ворота бойни. Мы замедлили шаг и наконец остановились. Позади хлопнула дверца преследовавшей нас машины: кто-то вышел. Но мы не обернулись. По крайней мере, я этого не сделала, глядя как зачарованная на стоящих перед нами людей. Те двое, что были одеты в джинсы, располагались по бокам. И направляли на нас черные блестящие пистолеты. Тип, который стоял в центре, был рыжим, высоким и мускулистым и напоминал героя телесериала. Он принадлежал к породе смазливых субчиков, настолько самодовольных, что это у них перерастает в агрессивность. Я почувствовала прикосновение к уху холодного металла, видимо, пистолетного дула; Адриану же огромный пистолет приставили к горлу.

– Какой сюрприз! – проговорил рыжий нараспев. – Кого я вижу – бедную безутешную супругу.

– К-кто вы такие? – спросила я таким слабым и дрожащим голосом, что меня трудно было услышать.

Тем не менее Красавчик услышал.

– Много задаешь вопросов, дорогая, в этом твоя беда. Чтобы спокойно жить, надо держать язык за зубами.

Он подал знак рукой, и позади вновь хлопнула дверца машины. А вскоре в поле моего зрения появился новый персонаж, он тащил что-то за собой на цепи. Я сразу узнала это повизгиванье, еще ничего не видя перед собой: это была моя Фока. Она рванулась ко мне, однако конвоир крепко держал ее за ошейник и не пускал.

– Зачем вы ее сюда привели? – пробормотала я.

– Видишь? Ты неисправима: не переставая задаешь вопросы, – сказал рыжий.

Он наклонился и погладил собаку.

– Хорошо воспитанные люди не станут носиться повсюду, приставая с дурацкими расспросами и беспокоя множество людей. Ни за что не станут.