— Ложись! — кричит герой, как только окно разлетается градом осколков, и все тотчас пригибаются, чтобы их случайно не задело. Я тоже пригибаюсь к полу со всей моей чертовой рыцарской решимостью найти для сэра Гавейна его ключи, потому что хорошие люди должны держаться друг друга, иначе разного рода темные личности вроде доктора Дреко могут вам как следует подгадить жизнь.

Этот фильм я видел много раз.

Гавейн нагнулся, исследуя ряд впереди, где обжималась парочка, я же водил по полу лучом фонарика, насвистывая про себя несуществующую рэп-вещицу, что родилась у меня в голове, про то, как два чувака ищут долбаные ключи, а тем временем вода в подвале поднялась, причем красотки скованы цепью, и одежда на них становится мокрой и прилипает к телу, и я обнаружил их как раз в тот момент, когда цепь рвется.

— Эй! — позвал я и проглотил «моего Гавейна», а заодно благодарственную молитву. — Эй, я нашел ваши ключи.

Обжимающаяся парочка на минуту оторвалась друг от друга, чтобы шикнуть на меня, и это было сродни тому чуду, что ключи зажигания оказываются в вертолете как раз в тот момент, когда герои наконец выбираются на крышу и дорого каждое мгновение. Передо мной Кит с какой-то девицей. Девица в шарфе, а Кит весь в губной помаде и уставился на меня, явно узнав, кто перед ним — никак не сообразит, то ли ему выходить из себя, то ли провалиться на месте. Он явно сделал не тот выбор.

— Эй, заткнись! — говорит Кит. — Не свети тут своим гребаным фонариком, не то я тебе сейчас на… Иди продавай свой попкорн или что еще там. Ты билетер.

— А ты — приятель Лайлы, — отвечаю я.

— Эй, вы это о ком? — встрепенулась его подружка. Но уже в следующий момент занялась другим делом — принялась играть с волосами Кита.

— У нас с Лайлой договоренность, — отвечает Кит.

— В таком случае думаю, сэр, вы будете не против, если я скажу ей то же самое, когда вернусь к эскалатору, — произнес я как можно более вежливо. — Лайла — истинная леди, добрая и верная. Самая красивая из девушек, а как прекрасны ее серые глаза! Никто отродясь не встречал создания более прекрасного. Когда я впервые увидел ее, я тотчас это понял. Дело было в шестом классе, и там одна девушка по имени Аллисон плакала из-за чего-то на лестнице, и Лайла обнимала ее так, словно хотела разделить ее горе. Она обнимала Аллисон, потому что она добрая. Она даже тогда сказала «шшш!» — а ведь только добрый человек способен сказать «шшш!», когда видит чужое горе. Я видел, как она склонила свою милую головку на плечо Аллисон, и впервые обратил внимание, какая она красивая и как было бы здорово остаться на этом острове на протяжении всех лет учебы в старших классах, неслышно любя ее в глубине сердца. Ведь очевидно, что она создана для любви, и я, вне всякого сомнения, любил ее. А любовь — это такая чистая вещь, как преклонение перед ней, даже перед ее кружевными трусами, преклонение перед тем, как она трясет головой и ее волосы колышутся у нее за спиной в редкий сиэтлский солнечный день, а эти серые глаза, восхитительные серые глаза, которые подобны облакам, и в них хочется утонуть, и как ты смеешь, Кит? Как только у тебя поворачивается язык говорить о ней такую мерзость, что, мол, у вас «договоренность»? У Лайлы есть честь, Кит, и как ты смеешь, да еще с этой девицей, изменять ей?

Теперь уже на нас зашикали с других рядов, к тому же я вовсе не произнес эту страстную речь целиком, особенно те ее части, которые позаимствовал у сэра Гавейна и Зеленого рыцаря.

— Зачем ты мне это говоришь? — заявляет в конце картины бывшая стриптизерша и взъерошивает знаменитому парню волосы, которые так и отливают красным в отблеске мигалок. Нет, это еще не самый конец, но я уже догадывался, к чему идет дело. Кит поднялся и ткнул в меня кулаком, как я когда-то делал на моей прошлой работе, только это было тесто для пиццы, причем ткнул прямо в дурацкую надпись «Добро пожаловать в наш кинотеатр!».

— Только попробуй сказать Лайле! — прошипел он.

— В чем дело? — произнес мой чувак, держа что-то в руке. — Эй! — воскликнул он, потому что Кит уже схватил меня за грудки, и спокойно протянул руку. Кит тотчас же отпустил мой жилет.

— Это личное, — огрызнулся он.

— Он нас достал! — пискнула искусительница.

— Парень здесь из-за меня. — Гавейн встал между креслами рядом со мной словно телохранитель. — Он мне помогает. Так что не берите в голову.

— Да мне, собственно, по фигу, — произнес Кит и сел.

— Тогда садись.

— Я нашел ваши ключи, — сказал я. Мы еще несколько секунд оставались на месте, глядя, как на экране парочка извивается в объятиях — как раз в тот момент, когда грузовик слетел с моста. На вид ужасно страшно, но герой вытворял чудеса, как ковбой на родео.

— Счастливо вам досмотреть фильм, сэр, — произнес я.

Я и мой Гавейн прошагали по проходу, словно были медалями за доблесть или по крайней мере заслужили таковые. Мы с ним остановились под знаком «Выход». Надпись отбрасывала на наши лица зеленый свет, словно сама ночь была зеленой. Верно, это была очень даже зеленая ночь.

— Вы действительно нашли мои ключи? — спросил Гавейн.

Я протянул их ему, но потом передумал и подбросил в воздух, чтобы Гавейн их поймал. Что он и сделал, причем ловко.

— Спасибо, — произнес он, — а я нашел что-то для вас.

И Гавейн поднес к моим глазам руку, словно поймал в ручье лягушку, затем разжал пальцы, чтобы я смог увидеть, что там. Цепочка из темного металла, небольшие, но массивные звенья, плотно прилегающие друг к дружке, — вещь классная, такую увидишь разве что на обложке какого-нибудь альбома. Она лежала у него на ладони, свернувшись в комок, как какой-нибудь зверь в своей норе, а как раз посередине виднелся кулон. Такой блестящий, со специальными завитушками и причудливый будто сказочный дворец, и, главное, запечатленный как раз в тот момент, когда он приготовился к прыжку: единорог, сильный и прекрасный, усыпанный крошечными полудрагоценными камнями. Один камень — глаз, другой — кончик рога, и еще три камешка — сбруя. Классная вещь.

— Подарите это девушке. Ну, той самой, у эскалатора. Как мне кажется, это поможет вам завоевать ее сердце.

— С чего вы взяли, что она мне нравится? — удивился я.

Гавейн сжал пальцы и, поднеся свою руку к моей, вылил цепочку на мою потную ладонь.

— Это очевидно, — произнес он и вновь кивнул в сторону экрана номер четыре. — Кто знает, может, это ваш шанс. Тем более что этот тип, Кит, готов профукать свой.

— Вы слышали? — переспросил я. — Вы слышали, что я сказал?

— По-моему, вы здорово ему всыпали, — произнес он, надевая куртку. — Я вмешался, только когда вам явно потребовалась помощь со стороны.

Единорог был холодным, но приятным на ощупь, и все равно я опасался, что все может пойти наперекосяк. Прекрасная вещь, которая обошлась бы мне как минимум в девять вечерних рабочих смен здесь, в кинотеатре, и это не считая денег на бензин, которые приходится тратить, чтобы добраться до работы, и все равно еще надо подкупать сестру, чтобы она поехала со мной и помогла выбрать подарок, а потом не трепала языком.

— Так я действительно могу его взять себе? — переспросил я. — Вы серьезно?

Гавейн распахнул дверь, и мы, словно новорожденные младенцы, замигали, ослепленные светом фойе.

— Он ваш. И она тоже ваша. А мне надо бежать, потому что моя точно открутит мне голову.

И он побежал, а я остался стоять в растерянности и изумлении, и сердце колотилось у меня в груди, потому что как такое может случиться? Потому что это уже не очевидно. С другой стороны, очевидно лишь то, что в будущем мне ничего не светит. Лайла так ничего и не заметит, и наша квартира, где все блестит хромом, так никогда и не материализуется. Мы постоянно мечтаем о девушках, которые стоят рядом с нами и не замечают нас, по крайней мере насколько я могу судить об этом в нашей дождливой жизни, или же, если вы гей, то о парне в спортивной раздевалке, или же это пропитанные вином воспоминания о чем-то таком, что происходило тайком в спальном мешке, хотя лично со мной ничего подобного не случалось, и мне все равно, что там по этому поводу говорит Том. И пусть мой единорог на вид такой надежный и блестящий, все равно ничего не выйдет. Здесь, на Мерсер-Айленде, вам не встретить мифических животных из эпических поэм, как бы вы ни мечтали об этом. Мне они не позволены. У меня в понедельник сочинение. Сегодня я видел, как Лайла прошла в двери, что-то напевая на пару с наушниками, какую-то из своих любимых мрачных вещиц одного британского певца, от которого она тащится, правда, не понимаю, с чего.