— Мне страшно, — говорит Стивен. — Наверное, здесь я и умру.

— Нет! — возражает Эдди, но тотчас вспоминает про его ногу, и ее тоже начинают одолевать сомнения. — Почему ты непременно должен здесь умереть? Будь это что-то действительно опасное, у тебя было бы кровотечение.

— А по-моему, стало еще хуже, — говорит Стивен. — Раз нет кровотечения, значит, стало хуже.

— Не знаю, — говорит Эдди. Она действительно не знает. Потому что стоит только подумать про рану, как все кажется гораздо серьезнее. Иначе с какой стати она сидит здесь, рядом с совершенно незнакомым человеком? Не потому ли, что ему плохо и он умирает?

— Если я скажу тебе, что ты умрешь, ты потом всем об этом расскажешь. Томасу, например. Скажешь, что эта женщина ждала вместе с тобой и все время говорила неприятные вещи, от которых тебе становилось еще страшнее.

— Ты знаешь Томаса? — удивляется Стивен, тотчас хмурится и прикусывает губу. — Мне и впрямь очень больно.

— Может, лучше приподнять ногу? — предлагает Эдди. — Или промыть рану водой?

— Я уже промывал из бутылки, сразу после того, как упал, и еще как раз перед тем, как вы пришли. Ты, главное, отвлекай меня.

— Отвлекать? — Рана, насколько помнит Эдди, была сухая, когда Стивен ее продемонстрировал.

— Ты, главное, говори. Расскажи что-нибудь.

— Хорошо, я расскажу тебе, какой однажды мне приснился сон. — С какой стати ей рассказывать ему сон? Ведь история происходит совсем не в то время, когда на белом свете жили прорицательницы. Подумаешь, сон! И все же мы рассказываем подобные вещи, потому что это кому-то интересно. — Я расскажу тебе сон, который мне приснился прошлой ночью. С тех пор он не выходит у меня из головы.

— В нем что, какие-то конкретные детали? — спрашивает Стивен. — Я, помнится, читал, что некоторые вещи могут отвлечь, если у вас что-то болит. Как на поле боя, когда вам советуют подумать о чем-то конкретном. Например, о вашей девушке.

— Ну, думать о своей девушке — это еще не конкретные детали, — возражает Эдди, — хотя с другой стороны… Нет, то был просто сон, но я добавлю в него конкретные детали. В моем сне я встречалась с парнем, с которым мы учились в одной школе. Если не ошибаюсь, во сне я пару-тройку раз сходила к нему на свидание. В настоящей жизни я его вообще не знаю, то есть мы с ним даже не учились в одной школе. Хэнк Хейрайд.

— Не похоже на настоящее имя, — говорит Стивен.

— Ты прав, — соглашается Эдди. — Совсем не похоже. Раньше мне это и в голову не приходило. Я просто проснулась и подумала, что встречалась с парнем по имени Хэнк Хейрайд. А таких имен не бывает.

— Во сне всякое бывает, — назидательно произносит Стивен.

Эдди его не слушает.

— Хейрайд, — повторяет она. — Черт, откуда только оно взялось? Хейрайд, Хейрайд. Может, Хейторн? Может, все-таки Хэнк Хейторн? В общем, его звали Хэнк, вот только фамилии его не помню… В любом случае кто-то сказал мне, что он умер. Наверное, тоже во сне.

— Знаешь, твой сон почему-то совсем не отвлекает от боли, — говорит Стивен.

Эдди легонько шлепает его по плечу, просто так, без всякой задней мысли, затем на секунду задерживает руку. Стивен наверняка это заметил. Взгляд Эдди устремлен куда-то в направлении каменистого склона, где, судя по всему, Стивен и поранился. Оттуда никак нельзя упасть и получить такую травму. Эдди отказывается в это верить. Но с какой стати ему врать? Зачем он лежит здесь, у ручья, неужели для того, чтобы слушать чьи-то выдумки? Эдди не знает, что и думать.

— Итак, я встречалась с парнем по имени Хэнк Хейрайд, — продолжает она, словно уже сменила тему разговора, — во сне. У нас с ним было несколько свиданий, после чего он сказал, что нам нужно поговорить или же ему нужно мне что-то сказать, в общем, точно не помню. Но это было, разговор на определенную тему, — такое часто бывает, когда какое-то время с кем-то встречаешься, а потом у тебя с этим человеком происходит разговор, и ты говоришь ему кое-какие вещи.

— Например, что ты гей или лесбиянка, — подсказывает Стивен.

— Нет, другое, — возражает Эдди, — например, что у тебя уже есть муж, или что у тебя когда-то был муж, или что у тебя случился выкидыш, или что ты не готова к серьезным отношениям, или что тебе хотелось бы проверить, что будет между вами спустя месяц-полтора, или что-то в том же духе. Ну, в общем, первый серьезный разговор.

— Знаю по собственному опыту, — кивает Стивен.

— Правда? И кто же это был?

— Вряд ли ты с ним знакома, — говорит Стивен, — надеюсь, что не знакома. Некрасивая история. Вообще все эти разговоры до добра не доводят, как ты думаешь?

— Наверное, нет, — вздыхает Эдди. — Впрочем, не знаю.

— У меня такое впечатление, будто ты вечно чем-то расстроена, — замечает Стивен. — У тебя был серьезный разговор с этим, как его там?..

— Томасом?

— Да нет, с тем, другим. Тем самым, с которым ты сюда пришла. Как его там, Адам, что ли?

— Нет, — качает головой Эдди. — Нет и еще раз нет. И, по-моему, ты прав. Я бы наверняка расстроилась, поговори я с ним. Я бы даже, по всей видимости, рассталась с ним уже сегодня, если бы не эта история.

— То есть ты сначала дала бы ему в лесу, а потом попыталась бы завести с ним серьезный разговор?

— Да, и наверняка бы из-за этого расстроилась, — соглашается Эдди. — Мы бы наверняка лгали друг другу — не один, так второй… Впрочем, по-моему, я собиралась рассказать тебе мою историю.

— Мне кажется, этот парень тебе не подходит, — говорит Стивен. — Не понимаю, что ты в нем нашла. — Он протягивает руку и без каких-либо видимых причин поднимает с земли камень и бросает его в ручей. — Думаю, тебе нужен другой. Я это сразу понял, как только вы сюда пришли. С первого взгляда.

— Может, мой сон именно об этом, — отвечает Эдди, и это как раз и есть тот самый вздор, на который я намекаю. С какой стати говорить подобные вещи? К чему притворяться, что сон Эдди — самое главное, когда вокруг творятся такие ужасные вещи? Но так оно и есть.

Стивен смотрит на Эдди, смотрит на ее рубашку, которая была наспех застегнута еще на поляне, и думает про себя: эта женщина сейчас расскажет мне свой секрет.

— В общем, мы встретились с ним в одной кафешке, это заведение действительно существует в городе. И в моем сне. И Хэнк хотел мне что-то сказать, а именно, что он мертв. В общем, это почти то же самое, как если бы он оказался голубым. А может, и нет, потому что проблем возникло больше. Он сказал мне, что есть такие вещи, на какие способны только привидения, и такие, на какие они не способны, а тем временем…

— Ты красивая, — говорит тем временем Стивен так, словно он пьян. Возможно, причиной тому боль, но признайтесь, сколько всего вы способны простить?

— А тем временем… — настойчиво повторяет Эдди.

— Ты красивая, — вновь говорит Стивен. — Что плохого, если я скажу? Мы ведь с тобой больше никогда не увидимся.

Странный он, однако, тип, и Эдди это прекрасно понимает. Но что она может сделать, кроме как продолжить свой рассказ. Странные типы водятся повсюду, и это тоже составная часть любви. Будь в нашей истории женщин больше, чем мужчин, они бы постоянно болтали о своих дружках и тем самым скоротали бы время до наступления темноты. Они бы рассказывали друг другу о том, с какими странными типами сталкивала их судьба, какие странные, если не совершенно кошмарные вещи говорили им эти мужчины. Конечно, всегда найдутся женщины, которые настолько глупы, что рассказывают такие вещи, как только на них найдет соответствующее настроение, или когда они выпили лишнего, или — глупо, ужасно глупо — пока они идут по лесу. И, разумеется, всегда найдутся мужчины, которым все равно, если они говорят или делают что-то такое, от чего женщинам становится не по себе, когда они одни, или даже такие, что — какой бы ни был день — способны, как тот фокусник, извлекающий кролика из шляпы, создать панику из ничего.

Стивен подбирает с земли еще один камень, больших размеров. Если он его бросит, то тем самым причинит ноге лишнюю боль, если нога у него действительно ранена. Но даже это не играет никакой роли в лесу, вот почему история уже забыта ее участниками. Каким образом мы с вами что-то забываем? Мы просто уходим прочь с того места — те из нас, кто еще жив. В нашем сердце так мало полян, так мало мест, где ничего не растет поверх того, что произошло раньше. И это тоже любовь. Вы с людьми, а потом уходите прочь, только не сразу после того, как они впервые вас испугали, потому что вы знаете — такое случается сплошь и рядом. Так что мы все покидаем берег ручья или речки и так никогда и не узнаем, что говорил Эдди призрак Хэнка Хейрайда, пока кто-то пытался что-то соскрести с окон кафешки. Во сне это был конец января, то есть самое время соскребать с окон реальной кафешки рождественские картинки. Картинки соскребут, и окна останутся голыми, и с улицы будет видно, кто сидит внутри, едят они, пьют или просто разговаривают. По мере того как мужчина — а это был мужчина — соскребал с окон картинки, его инструменты производили жуткий скрежет, и скрежет, наверное, и есть самое страшное в этом сне. Когда Эдди проснулась, она прежде всего вспомнила тот звук, тот скрежет, и тотчас поняла, что он означает: нечто пытается соскрести с нее кожу, оставив истекать кровью. Нечто такое, что хочет испугать ее, расцарапать ее в кровь, нечто, что гораздо хуже, чем все ее неурядицы с Адамом, который сейчас спит рядом с ней, несмотря на все их планы отправиться завтра в лес, но, как и следует ожидать, Адама рядом с ней больше нет. Потому что Адам вместе с Томасом пришли на огромный пустырь. Кстати, всю дорогу Адам шел на шаг позади своего спутника. Пустырь порос травой, а с одной стороны виднеются остатки забора, который кто-то разобрал и сложил штабелем. Так что никаких границ здесь нет. Вдали, на другом конце пустыря, тянется пространство воды, а по другую сторону водного пространства виднеется город — Сан-Франциско, одно из самых красивых мест на земле.