— Я слышал в новостях.

— Ты можешь себе представить, с каким удовольствием это прочитали в…

— Готово. — Суворин протянул телефон.

— Сергей? — сказал Арсеньев. — Это я. Слушай. Ты можешь соединить меня с президентом?.. Правильно. Второй номер. — Он прикрыл рукой микрофон. — Ну, иди. Хотя нет. Подожди. Скажи, что тебе нужно.

Суворин развел руками. Он не знал, с чего начать.

— Хорошо бы милиции проверить всех Сафоновых в Архангельске к моему приезду. Это прежде всего. Нужно, чтобы меня встретили на аэродроме. Мне потребуется транспорт. И место, где остановиться.

— Сделаем. Будь осторожен, Феликс. Надеюсь… — Но Суворин так и не узнал, на что надеялся полковник, потому что Арсеньев вдруг предупреждающе поднял палец. — Да. Я готов. — Он задержал дыхание и выдавил из себя улыбку. Если бы он мог встать и отдать честь, он бы это сделал. — Добрый день и вам, Борис Николаевич…

Суворин бесшумно вылез из машины.

Заправщик уже залил топливо, шланг убрали. Радужные пятна поблескивали в лужах под крыльями. Вблизи помятый и тронутый ржавчиной «Туполев» выглядел еще старше, чем издали. Лет сорок, скорее всего. Старше самого Суворина. Господи, ну и ржавое корыто!

Несколько техников смотрели на него без всякого любопытства.

— Где летчик?

Один из них мотнул головой в сторону самолета. Суворин поднялся по ступенькам в кабину. Внутри было холодно и пахло как в старом автобусе, который много лет провел на стоянке. Дверь в кабину была открыта. Он видел, как летчик от нечего делать включает и выключает кнопки. Он просунул к нему голову и потрепал по плечу. У летчика было опухшее лицо и унылые, налитые кровью глаза горького пьяницы. Великолепно, сказал себе Суворин. Они обменялись рукопожатием.

— Какая погода в Архангельске?

Тот засмеялся. До Суворина донесся запах перегара. Он шел не только от дыхания, им было пропитано все тело летчика.

— Риск — благородное дело.

— У вас есть штурман или еще кто-то?

— Под рукой никого не оказалось.

— Великолепно. Замечательно.

Суворин вернулся в кабину и занял свое место. Один двигатель кашлянул и начал работать, выпустив облако черного дыма, затем зарокотал второй. Машина Арсеньева отбыла, он видел это в окно. «Туполев» развернулся и потащился по пустынному летному полю к взлетной полосе. Самолет сделал новый поворот, визг пропеллеров на мгновение стал тише и тут же начал вновь набирать мощь. Ветер словно выстилал бетон потоками дождя. Суворин видел узенькие серебряные стволы берез на краю летного поля, они стали стремительно приближаться, и он закрыл глаза — глупо бояться летать, но с ним так было всегда, — и тут давление прижало его к спинке кресла и самолет, слегка накренившись, поднялся в воздух.

Он открыл глаза. Самолет набирал высоту уже за пределами аэродрома и начал огибать город. Земные объекты на мгновение попадали в поле зрения и тут же исчезали — огни фар, отражавшиеся в мокром асфальте улиц, плоские серые крыши, темно-зеленые пятна деревьев. Как много деревьев! Это всегда его изумляло. Он подумал обо всех, кого знал внизу, — о Серафиме в их квартире, содержать которую им не по средствам, о мальчиках в школе, об Арсеньеве, наверное, все еще не унявшем дрожь после разговора с президентом, о Зинаиде Рапава, о том, как она молчала, когда он уезжал из морга…

Самолет вошел в низко нависшее облако, и в редких разрывах уже почти ничего нельзя было разглядеть. Скоро Москва окончательно скрылась из виду.

25

О'Брайен стоял на углу улицы в конце проулка, ведущего к дому Варвары Сафоновой, поставив между ног металлический кейс и уткнувшись в карту.

— Как вы думаете, скоро мы туда доберемся? За пару часов?

Келсо оглянулся на деревянный домик. Старушка все еще стояла у открытой двери, опираясь на палку, и наблюдала за ними. Он попрощался, подняв вверх руку, и дверь медленно закрылась.

— Куда?

— К Чижиковым, — сказал О'Брайен. — Сколько это займет времени?

— В такую-то погоду? — Келсо поднял глаза к тяжелым тучам, заслонившим небо. — Вы хотите найти их сейчас?

— Туда ведет только одна дорога. Смотрите сами. Она сказала, что это деревня, так? Если это деревня, она должна быть на дороге. — Он смахнул снежинки с карты и протянул ее Келсо. — По-моему, часа два.

— Это не дорога, — сказал Келсо. — Вы же видите, тут пунктирная линия. Это тропа. — Линия тянулась на восток через лес, параллельно Двине на протяжении километров восьмидесяти, затем поворачивала к северу и обрывалась посреди тайги километров через триста. — Оглядитесь вокруг, дружище. Дороги не проложены даже в городе. Вы представляете себе, какие они там?

Келсо отдал карту О'Брайену и двинулся к «тойоте». О'Брайен шел за ним.

— У нас все четыре ведущие, Непредсказуемый. И есть цепи противоскольжения.

— А если машина сломается?

— У нас много еды, топливо, чтобы развести костер, и дров — хоть целый лес. Мы всегда сможем растопить снег для питья. У нас есть спутниковый телефон. — Он потрепал Келсо по плечу. — Вот что я предлагаю. Если вам станет страшно, вы всегда сможете позвонить мамочке. Идет?

— Моя мамочка умерла.

— Тогда Зинаиде.

— Скажите мне, вы с ней спали, О'Брайен? Мне просто любопытно.

— Какое это имеет значение?

— Я просто хочу понять, почему она вам не доверяет. И права ли она. Это связано с сексом или с чем-то еще?

— О-го-го. Только и всего? — О'Брайен ухмыльнулся. — Будет вам, Непредсказуемый. Вы же знаете правила. Джентльмен о подобных вещах не распространяется.

Келсо плотнее застегнул куртку и зашагал быстрее.

— Дело не в том, что я чего-то боюсь.

— Неужели?

Машина была уже недалеко. Келсо остановился и повернулся лицом к О'Брайену.

— Хорошо, скажу честно. Я боюсь. И знаете, что пугает меня больше всего? Тот факт, что вас ничего не пугает. Вот это пугает меня по-настоящему.

— Чепуха. Немножко навалило снега…

— Забудьте про снег. Снег меня нисколько не беспокоит. — Келсо посмотрел на покосившиеся дома. Все было окрашено в коричневые, белые и серые тона. И тишина, как в старом немом кино. — Вы просто не отдаете себе отчета, — сказал он. — Вы не понимаете. У вас нет чувства истории, в этом все дело. Ну, скажем, эта фамилия — Чижиков. Она вам что-нибудь говорит?

— Нет. Фамилия как фамилия.

— А ведь это не так. Фамилия Чижиков была одним из псевдонимов Сталина до революции. Паспорт на имя Чижикова Сталину выдали в девятьсот одиннадцатом году.

(«Вы взволнованы, доктор Келсо? Почувствовали силу товарища Сталина, хоть он уже и в могиле?»Да, конечно. Чувствую. Он чувствовал эту силу, точно из снега высунулась рука и прикоснулась к его плечу.)

О'Брайен помолчал, а затем решительно помахал металлическим кейсом.

— Что ж, можете торчать здесь и общаться с историей, если вам это доставляет удовольствие. А я отправляюсь на поиски. — Он перешел на другую сторону улицы и оглянулся. — Идете или нет? Поезд в Москву отходит в десять минут девятого. Или поедете со мной? Выбирайте.

Келсо снова посмотрел на грозное небо. Это не было похоже на снегопад, какой случался в Англии или в Штатах. Как будто разверзлось что-то наверху — разлетелось на кусочки и обрушилось на землю.

Выбор? — подумал он. Для человека без визы и без денег, без постоянной работы, без книги, которая до сих пор не написана? Для человека, который зашел уже так далеко? Что же это за выбор, в конце концов?

Медленно, неохотно он направился к машине.

Они выехали из города по незаметной улице и повернули на север, по крайней мере им не пришлось проезжать пост ГАИ и уговаривать инспектора.

Было, вероятно, около часа дня.

Дорога бежала вдоль заброшенного и заросшего железнодорожного полотна, уставленного ветхими товарными вагонами, и сначала покрытие показалось им не столь уж плохим. В соответствующей компании поездка могла быть даже романтичной.