Как и многие люди, Маргарета не столько верила в Бога, сколько опасалась Дьявола. Жизнь среди ост-индийцев, поклонявшихся целому сонму различных духов, развила ее боязнь происков потусторонних сил. Ее слуги на Яве по каждому поводу обращались к разным мистическим покровителям, и она тоже старалась без надобности не обижать никого из тех, кто мог повлиять на ее судьбу. Но то были просто духи, а многорукий Шива – бог, причем не из самых терпеливых.

Потом, несколько лет спустя, сидя в камере смертников, она часто вспоминала вечер в музее и каждый раз мучилась вопросом: была ли она права в своих опасениях или нет?

Маргарету позвали готовиться к выходу, и «храмовая танцовщица с Дальнего Востока», махнув рукой на суеверные страхи, пошла на зов.

Четыре девушки, изображавшие ее свиту, уже ждали в соседнем зале, отведенном под гримерную. Замотанные в черные одежды, напоминающие то ли тогу, то ли сари, они выглядели таинственно и зловеще, точно ядовитые змеи.

Скинув платье, Маргарета при помощи Анны переоделась в белый с вышивкой лиф и цветастый саронг, обмотанный на талии лентами. Ее точеные руки украсили браслеты, издававшие при каждом движении мелодичный перезвон. Завершила преображение голландки в восточную красавицу диадема тонкой работы.

Девушка оглядела себя в высокое зеркало – от украшений в волосах до босых ступней с ярко-красными ногтями. Аккуратно лежащие на плечах косы придавали ей флер невинности, контрастировавший с кроваво-красной губной помадой и ярким гримом.

Заглянул хозяин музея, восхищенно поцеловал кончики пальцев и удалился в зал. Пришла пора и актрисам отправиться на сцену. Накинув на голову покрывала, они друг за другом вышли в короткий коридор и тихо зашлепали босыми ногами по навощенному паркету.

Удивительно, как быстро Маргарет освоилась со своим артистическим образом. Сейчас она с удивлением вспоминала, как тряслась в истерике перед первым выступлением и стеснялась своего обнаженного тела. Какое ханжество! Готовясь выйти на сцену, она любовно оглядела свои руки, от которых мужчины приходили в восторг. Во время танца они жили своей жизнью, опутывая, словно змеи, непривыкшие к подобным зрелищам мужские души.

Заиграла музыка, и ее спутницы черными птицами выпорхнули на сцену, разойдясь по сторонам, чтобы освободить место ей, дочери то ли магараджи, то ли английского офицера. Маргарета уже с трудом помнила, какие сказки рассказывала своим поклонникам, а вскоре перестала даже пытаться их запоминать. Если Индия в глазах европейцев – пряная сказка, то она будет Шахерезадой, рассказывающей им еженощно новые байки.

Выпорхнув на сцену, она на мгновение замерла, простирая к Шиве руки, а затем двинулась по самому ее краю, периодически склоняясь так, чтобы зрителям была видна ложбинка между грудей. Жалобно пела флейта, тихо рокотали барабаны, плакали струны… Сменялись откровенные позы, маня и обещая. Покрывала падали одно за другим, обнажая прекрасное тело… Ни одна, даже самая раскованная девчонка из кабаре, не позволила бы себе ничего похожего, но при этом танец Мата Хари считался великим искусством, и никому в голову не приходила мысль крикнуть: «А король-то (королева) голый!»

Талант Маргареты заключался не только в умении красиво подать свое тело. Она чувствовала напряжение, висящее в воздухе, и интуитивно управляла им, не давая перехлестнуться через край. Вот упало первое покрывало, и ему эхом прозвучал вздох зала. Господи Всеблагой, какие же мужчины все-таки… первобытные, что ли? Она приняла позу чоука, присев с широко разведенными коленями, и накал страстей подскочил еще на порядок. О! Сбылась еще одна ее мечта! Она была Цирцеей, превращавшей мужчин в свиней, и они разве что не хрюкали в темноте, глядя на ее понемногу обнажавшееся тело.

Месье Гиме предупредил, что среди гостей будет несколько газетчиков, так что завтра о ее выступлении будет судачить весть Париж. Она еще завоюет теплое местечко под солнцем!

Гиме как в воду смотрел: не следующее утро безвестная голландская танцовщица проснулась знаменитой. Маргарета полдня просидела в ночной рубашке на постели, вырезая из кипы газет, принесенной Анной, восторженные отзывы о «восточной красавице» и вклеивая их в альбом. Потом приехал месье Гиме, и они отправились завтракать к «Максиму», где распили бутылочку «Вдовы Клико» за успешный старт ее карьеры.

– Вот увидите, моя дорогая, вас скоро завалят драгоценностями, – пророчествовал ее покровитель. – Французы умеют ценить женскую красоту, а вы такой розан, что даже покойник при виде вашего танца восстанет из могилы.

– Нет уж, давайте без крайностей, – усмехнулась «леди» МакЛеод. – Будет достаточно, если он просто перепишет завещание в мою пользу.

– А вы циничны, мой ангел, – поцеловал ее руку Гиме, – и этим мне нравитесь.

– Если бы ангел посидел с мое без единого сантима за душой, он бы тоже стал циником, – смеясь, парировала она.

Гиме шутливо погрозил ей пальцем.

– Никому не говорите, моя прелесть, что вы были бедны. Это так прозаично, что сразу же разрушит всю сказку.

– А я и не говорю, – надменно вздернула нос Маргарета. – Но мне кажется, что нет смысла скрывать свое парижское прошлое от человека, который собирается оплачивать мое проживание в «Гранд-отеле».

– Стены тоже имеют уши, – не сдавался собеседник, – а вы скоро будете знаменитостью, и поклонники будут лезть к вам из всех щелей. Пардон, мадам!

– Приму к сведению, – кивнула Маргарета, разглядывая мужчину, который направлялся к их столику. Его мужественное лицо с кайзеровскими усиками улыбалось, а глаза перебегали с ее лица на лицо ее спутника и обратно.

Гиме обернулся и тоже расцвел в улыбке.

– Альфред! Рад тебя видеть! Дорогая Ма… Мата Хари, позволь представить тебе господина Киперта – богатого землевладельца и мужа очаровательной жены. Альфред, это наша новая звезда, Мата Хари. Ты, наверно, уже читал о ее выступлении в газетах.

Смеющиеся глаза мужчины остановились на ее лице, внимательно изучая каждую черточку.

– Вы очаровательны, мадам. Разумеется, я слышал о вашем феерическом выступлении и, как всякий мужчина, мечтал лично познакомиться с прелестной танцовщицей из далекой Индии. Вы еще красивее, чем я себе представлял…

– Альфред, имей совесть, дама пришла со мной, – постучал пальцем по столу Гиме. – Это нечестно! Я ничего не могу противопоставить твоему обаянию.

– С печалью умолкаю, – картинно вздохнул Киперт. – Мое благородство меня погубит. Хотя, боюсь, что раньше меня замучает душка Аполлинер. Я уже давно обещал пообедать с ним в ресторане на Эйфелевой башне и боюсь, что всю трапезу он будет опять возмущаться ее видом. Будь его воля, он бы, не задумываясь, разобрал ее на металлолом. Если бы я был французом, то с удовольствием составил бы ему компанию в этом благородном начинании. Эта неуклюжая махина уже пятнадцать лет портит облик города и, похоже, будет стоять здесь вечно. Хотя, возможно, в ней что-то есть…

– Возможно, тебя больше привлекает не сама башня, а опыты генерала Феррье с беспроволочным телеграфом? Видишь ли, Мата, наш очаровательный собеседник не только богач, но еще и представитель немецкой армии, из-за которой наша бедная страна лишилась Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, обструкция Альберту не грозит, даже если он по примеру Герострата спалит эйфелевское творение. Когда он в форме, то ни одна женщина не может устоять перед его чарами.

При упоминании об армии Маргарета вздрогнула, как полковая лошадь при звуке трубы. Кинув на собеседника быстрый оценивающий взгляд, она томно поинтересовалась, лениво ковыряя ложечкой мороженое.

– И зачем же вы идете в тот ресторан, если один вид башни оскорбляет ваши чувства?

– Отвечу словами Мопассана, которому задали аналогичный вопрос. Знаете, что он ответил? «Это единственное место в Париже, откуда ее не видно»… Но я злоупотребил вашим вниманием. Пойду разыскивать Гийома. Одна надежда, что он в последний момент передумает, и мы отправимся куда-нибудь в более приличное место. Хотя, должен признать, в этой перевернутой корзине для бумаг неплохо готовят… Счастливо оставаться! Мадам, рад был познакомиться с вами.