Пола приходит в себя первой.

— Помните врача, который подходил к Сьефу? — говорит она. — Может, связаться с ним. Сьефа сегодня не будет, он пакует вещи в гостинице, но я сбегаю в автомат и позвоню ему.

К счастью, Сьеф сохранил бумажку с именем и номером телефона врача, и я сразу же звоню ему. Врач, выслушав мою историю, вздыхает:

— Плохие новости, этого я и боялся. Я скажу, как вам действовать, но обещайте не упоминать моего имени и не говорить, что советовались со мной.

— Обещаю.

— Должно быть, полиция отслеживает ее пребывание в больнице и знает, что ее скоро выписывают. Именно в момент выписки вас и задержат. Вы должны увезти ее раньше. Сделайте это прямо сейчас. Идите к дежурному врачу и напишите отказ. Это означает, что вы забираете ее под свою ответственность вопреки медицинским показаниям. Он будет возражать, но вы настаивайте. Увезите ее прежде, чем он успеет позвонить в полицию. Вы должны все сделать очень быстро.

— Но куда я ее повезу? Мне некуда ехать.

— В Панаджи есть частная больница, которой руководит мой друг. Езжайте к нему. Его зовут доктор Аджой.

Он дает мне адрес больницы, и я тут же еду туда на такси. Больница маленькая, чистая, спокойная, расположена на берегу моря, и доктор Аджой готов помочь.

— Мы можем ее принять. У нас есть лекарства, чтобы ее успокоить. Привозите немедленно.

В последнем скоординированном всплеске активности мы организуем побег. Таксист, который возил нас туда-сюда между деревней и больницей, ждет в машине у бокового выхода. Я подхожу к старшей медсестре и прошу ее проводить меня к дежурному врачу. Она говорит, что его нет на месте.

— Где он? Он ведь в больнице, не так ли?

— Он на собрании.

— Видите ли, мы забираем мою подругу, мне необходимо увидеть доктора.

— Вы не можете ее забрать. Она должна ждать официальной выписки.

— Я забираю ее. Мы должны успеть посадить ее на рейс в Южную Африку и отбываем в Бомбей немедленно.

— Нет, это невозможно. Вы слышали, что сказал полицейский: будет расследование. Вы не можете ее забрать.

— Я напишу отказ, — говорю я доверительно, — и сделаю это прямо сейчас.

— Вам придется дождаться доктора.

— Я не буду ждать. Дайте мне бланк отказа, потому что я заберу ее в любом случае.

Разъяренная медсестра приносит мне требуемое. Я показываю Анне, где поставить подпись, после чего мы быстро тащим ее по людным коридорам к боковому выходу, где ждет такси. Я со страхом жду, что рука полиции вот-вот сомкнется вокруг нас, и когда мы вырываемся за больничные ворота, ощущение свободы безгранично.

— Когда по этим событиям будут делать фильм, — говорю я, — пусть меня играет Том Круз.

— А меня Фэй Данауэй, — подхватывает Кэролайн.

— А меня Джулия Робертс, — присоединяется к игре Анна, и мы все смеемся. Но общий подъем длится недолго. Через несколько минут Анна соображает, что мы едем не в гостиницу, и начинает протестовать: — Я хочу к морю, я хочу закончить свой отпуск. Вы не имеете права. — Когда я напоминаю ей, что в гостинице ее быстро найдет полиция, она на время замолкает, но потом все начинается сначала: — Отдай мне мой пояс с деньгами, отдай мне его! Он не твой. Отдай его и высади меня на обочине!

К счастью, она зажата на заднем сиденье между Кэролайн и Полой, а то вполне могла бы выскочить на ходу.

— Видите, что они со мной делают, — взывает она к таксисту, — они меня похитили, они преступники, воры.

Таксист, которого зовут Рекс, за последнюю неделю повидал немало удивительного. Несколько раз он поднимался с нами в отделение и видел, на что способна Анна, но сегодня она превзошла самое себя. Когда мы подъезжаем к клинике, я прошу Рекса пойти вместе с нами, на тот случай, если понадобится дополнительная помощь. Увидев палату, в которой она будет спать, и услышав, что соседняя кровать предназначена для медсестры, которая будет следить за ней, Анна приходит в неистовство и кидается к двери.

— Я требую, чтобы меня немедленно отпустили!

Я загораживаю ей дорогу, хватаю за запястья, и с полминуты мы, на радость разинувшему от изумления рот Рексу, молча боремся, изображая оживший фрагмент какого-то фриза. В этот момент я ощущаю физический страх перед ней. Сейчас в нее вселилась сила, намного превосходящая ее мускульные возможности, и в глазах горит огонь безумия. Но в конце концов она слабеет, обмякает, а когда я отпускаю ее, в припадке ярости начинает колотить стены и лягать дверь, пока не оседает бесформенной воющей кучей на кровать.

Всю обратную дорогу в деревню Рекс переживает эту сцену. Бах. Шмяк. Он, слегка дергаясь, имитирует ее броски и удары руками, ногами, корпусом и изумленно качает головой. Можно с уверенностью сказать, что ничего подобного он никогда не видел. Год или два спустя он неожиданно пришлет мне в Южную Африку электронное письмо: «Как продвигается ваша работа? Надеюсь, вы продали кучу книг. У меня все в порядке, дела идут хорошо. Я всегда вспоминаю ваши добрые слова, они многому меня научили. Если в будущем вы опубликуете книгу, вы должны написать в ней о той девушке, которая хотела умереть».

Теперь ее глушат транквилизаторами, и она стала гораздо спокойнее, чем была в государственной больнице. Однако это не останавливает бесконечного потока брани в мой адрес, обвинений в неспособности выполнить обещания, в пренебрежении, а также многочисленных требований самого разного рода. В клинике есть телефон, которым больные могут пользоваться в кредит, и она маниакально звонит ему в гостиницу со все новыми поручениями, которые он должен выполнить к следующему визиту. Ей нужны ее туфли, ее деньги, ее рюкзак. Такие требования он не выполняет, потому что знает, к чему это может привести, но то, что можно, приносит. Он никогда не слышит от нее благодарности, только нескончаемую череду обвинений, которые он устало пропускает мимо ушей. Ты воруешь мои вещи, я сделаю так, что тебя арестуют. Какой же ты жестокий и эгоистичный. Я ненавижу тебя! Никогда больше не буду с тобой разговаривать.

Теперь у Анны круглосуточные платные сиделки, и это означает, что он не должен больше проводить в больнице весь день. Он рад, что теперь между ними существует определенная дистанция. Каждый день он заезжает на час, потом возвращается к себе в комнату, но возможности отдохнуть у него почти нет. Все время уходит на лихорадочную подготовку возвращения Анны домой, на консультации с ее партнершей и членами семьи. Решено, что ее будут сопровождать доктор Аджой и врач, который срежиссировал ее побег. В короткий срок получить для них визы и достать билеты дьявольски трудно, нужно без конца посылать факсы в южноафриканское посольство и авиакомпанию, подкрепляя их всякими документами, иные из которых должны прийти из дому. Но в конце концов все устраивается, и наступает вечер, когда он может отнести ей в больницу рюкзак вместе с паспортом и билетом и попрощаться.

После всего случившегося прощание получается скомканным и пустым. Ее внимание сосредоточено не на нем, а на багаже, который она бесконечно открывает, проверяет и перекладывает.

— Видишь, — укоризненно говорит он ей, — все на месте, ничего не украдено.

Пакеты с одеждой, от которой еще даже не отрезаны фирменные этикетки, печально напоминают о том, как начиналось это путешествие.

Она выходит проводить его. На ней туфли, которых она так долго добивалась, и вид у нее почти безмятежный. Прилив обостренного безумия схлынул, и теперь эта женщина похожа на его старую подругу. Почти, но не совсем. Между ними установилась холодная сдержанность, которая напоминает пролив, столь широкий, что вряд ли через него когда-либо можно будет перекинуть мост. Тем не менее ему хватает духу обнять ее. До свидания. Береги себя. Ты тоже. Желаю хорошо провести остаток времени. Или что-то в этом роде. Какими бы ни были их последние фразы, они прохладны, бессодержательны или, напротив, подразумевают слишком многое.

Уезжая на такси Рекса, он лишь один раз обернулся на растворяющуюся в сумерках одинокую потерянную фигуру.