Поехал в Чагфорд, где пробыл почти до самой Пасхи. Корда прислал очень тупого американца по имени Корнелл, с которым мы вместе должны были работать над сценарием к фильму. Его вклад был равен нулю, зато мне удалось отредактировать уже написанное, а потом, в Лондоне, продиктовать третий, более длинный вариант сценария. С тех пор от Корда ни слуху ни духу, и я тружусь над романом: материал хорош, а вот композиция пока хромает. <…> Лора дважды ездила в Париж — покупать приданое, а я пару раз — в Лондон с ней повидаться.

<…> Я назначен директором «Чепмен-энд-Холл». Инмен [240]произнес речь, и не одну, после чего мне с большой помпой вручили совершенно бессмысленный набор ножей и вилок. Разослал приглашения на свадьбу: под тем или иным предлогом отказываются почти все. Начинают приходить подарки, в основном низкого качества; исключение — Асквиты: подарили нам превосходные подсвечники и стол. <…>

Неделя в Чагфорде: держу корректуру, пишу статьи для «Нэша» и веду сложнейшую переписку с юристами, архитектором, страховой компанией и т. д. Ворвался в деревенскую лавку, где накупил массу старой мебели, каминных решеток и пр.

К ранней мессе: Д'Арси, Лора, Херберты и Вудрафы. Завтрак в «Сент-Джеймс»: Дуглас и Ф. Хауард; Генри пришел позже. Переоделся, пропустил у Паркина стаканчик — и в церковь, где был обвенчан с Лорой. <…> В Париже забрали свадебное платье Лоры, поужинали в Тур д’Аржан (утка под прессом, лесная земляника), Мюсиньи, 14, и минута в минуту сели в «Римский экспресс».

Спал хорошо, Лора — нет. Таможня, паспорта и т. д. — очень суматошно. Ели из бумажного пакета, проехали на запряженном лошадью экипаже из Святой Маргариты в Портофино. Прелестный день, прелестный дом, прелестная жена — чистое счастье. <…>

День Вознесения. Достопримечательности. В «Паоли» отличные cannelloni [241]. С 4.50 до 7.50 футбольный матч в маскарадных костюмах. Лора в восторге. За ужином в подвальчике выпила лишнего, купила кошку (заводную). Оркестр неистовствовал.

Всякий раз, когда Лора напоминает мне о недавних событиях, которые привели меня в восторг, но про которые я напрочь забыл, я искренне поражаюсь тому, какой дырявой стала моя память. Вот почему я решил в очередной раз попробовать вести дневник ежедневно. <…>

Сегодня днем, когда работал в саду, со мной произошла необычайно странная вещь: я подпрыгнул, чтобы срезать у себя над головой ветку остролиста, и получил сильнейший удар в глаз и в нос; судя по всему — собственным кулаком. Необъяснимо. Монах приписал бы случившееся дьявольскому наваждению. Как бы то ни было, боль жуткая, да и синяк во все лицо. Написал в «Харперс Базар» статью об опасности увлечения Афиной Палладой. Алекс угостил восхитительным вином — «Шато Лафори-Пейраге 1924». <…>

Разметил колышками квадратную лужайку перед домом. Опять сел за роман; что-то начинает получаться.

Отлично выспался, проснулся в прекрасном настроении и, как следствие, целый день не работал; занят был единственно тем, что ублажал Лору.

<…> Работа над «Сенсацией» идет медленно, все время что-то мешает, отвлекает. Еженедельник «Ночь и день» вот-вот закроется. Мои с ним отношения складывались не лучшим образом. В последнем издании моих произведений дюжина экземпляров большого формата, половину я уже раздарил. Умерла герцогиня Ратлендская. О боях в Теруэле [244]поступает разноречивая информация; впрочем, газеты теряют к испанской войне интерес.

В рецензии, написанной из лучших побуждений и напечатанной в «Дейли мейл», говорится, что «Грабеж по закону» изобилует «отталкивающими историями об аморальности священников и монашек». Повез Диану Купер и Конрада в Стэнкомский грот.

После двух недель жизни в Пикстоне [245]беру несколько дней отпуска. Каких только гостей не было за это время. <…> Я раз шесть переписал первую главу романа [246], прежде чем она приобрела сносный вид. <…> В газетах только и пишут о бомбах ИРА, уступках японцам, нелепой зависимости от русских переговоров [247].

Вернулись домой и обнаружили, что из-за дождя все работы в саду остановлены; сорняки высотой с дерево. Прюитт поработал на славу: с помощью сажи уничтожил на кругу всю траву. Сад запущен точно так же, как два года назад, когда мы сюда приехали. На распродаже библиотеки сэра Чарльза Превоста Кук купил мне переплетенные в телячью кожу проповеди, которые мне не нужны, и два огромных парных портрета Георга III и его супруги, которые повергли меня в смятение. Эти портреты король подарил первому баронету, бывшему губернатору многих подвластных территорий, в том числе и Канады. По всей видимости, они перевозились из одного Дома правительства в другой Дом правительства и в пути сильно пострадали. Новая телефонная служба у всех вызывает неподдельный интерес.

<…> С каждым днем война кажется все более неминуемой. С каждым днем Алек все более погружается в себя, в свою профессию.

Россия и Германия заключили Пакт о ненападении, и теперь откладывать войну нет уже никакого резона.

Днем трудился в саду, чистил дорожку. И думал: зачем я все это делаю? Через несколько месяцев здесь и на теннисном корте я буду выращивать брюкву и картофель. Или уеду отсюда, и тогда все тут зарастет сорной травой, сад станет таким, каким был два года назад, когда мы сюда приехали.

Судя по новостям, на мир рассчитывать не приходится. Призывы папы столь общи и избиты, что у нас, где никто не сомневается, что мир предпочтительнее войны, они прошли незамеченными. Быть может, в Италии, где не все разделяют эту нехитрую мысль, призывы понтифика будут иметь больший отклик. Написал письмо Бэзилу Дафферину с просьбой связать меня с Министерством информации. У них в Лондоне сейчас, надо полагать, горячие денечки. Трудился над романом — идет неплохо.

Обедал с Кристофером Холлисом в Мэллзе. Мэйди заботит только одно: как война скажется на ее обязанностях домоправительницы. К причастию. Склоняюсь к тому, чтобы пойти в армию рядовым. Лорино финансовое положение лучше, чем у большинства жен, а если бы мне удалось сдать на время войны дом, оно бы упрочилось еще больше. Интересно, через тридцать лет я по-прежнему буду писать романы? Для меня как для писателя нет ничего хуже, чем работать в государственном учреждении; и нет ничего лучше, чем полностью изменить образ жизни. Есть символическая разница между тем, кто пошел на фронт солдатом, и тем, кто защищает отечество на гражданской службе, — даже если в этом качестве он представляет большую ценность.