При добрачных сексуальных отношениях тоже имеет место некоторое подобие дискриминации. Девушка высокого ранга обычно стыдится своей любовной связи с общинником из низшего сословия. Но различий в ранге много, а их трактовка не слишком жесткая, и данное правило, конечно, не так строго там, где дело касается любви. Девушки из деревень высокого ранга, таких как Омаракана, Лилута, Осапола или Квайбвага, не посещают во время экспедиций katuyausi «нечистые» деревни Б'ау и Бвой-талу.
12. Ограничения в отношении количества любовных связей. — Как мы уже говорили, слишком неприкрытый и слишком настойчивый интерес к сексу, особенно когда его проявляет женщина, а также слишком очевидный и слишком повсеместный успех в любви — порицаются, но виды порицания в этих двух случаях совершенно различны. В последнем из них именно мужчина навлекает на себя недовольство своих менее удачливых соперников. Великий танцор, известный умелец по части любовной магии или красавец, использующий свое обаяние, чувствует на себе сильную подозрительность и ненависть, а также подвергается опасности колдовства. Его поведение рассматривается как «плохое»: не как «стыдное», а как, скорее, завидное и в то же время вредящее интересам других людей.
Этим завершается перечень ограничений, налагаемых на свободу сексуальных отношений. Ясно, что моральное неприятие разнится по форме и по степени — в зависимости от категории нарушений, будь то извращение, инцест, нарушение экзогамии или брачных обязательств, а также другие исключительные права кого бы то ни было. Последние четыре категории: супружеская неверность, нарушение границ заповедных владений вождя, сексуальные отношения с социально нижестоящими и чрезмерное количество любовных связей, — охватывают нарушения, не вызывающие ни презрения, ни морального возмущения; степень их тяжести усиливается в зависимости от мощи обиженной стороны, имеющей за спиной пассивную поддержку общественного мнения. Нарушитель супружеской верности, застигнутый in flagrante, может быть убит, и это будет признано законным возмездием и не повлечет за собой кровной мести, особенно если супружеская измена имела место с женой вождя (см. гл. V, разд. 2). Необычайно удачливый человек — особенно если он низкого ранга и выделяется только своими личными качествами — как правило, скорее, подвергается опасности навлечения колдовства, нежели прямого насилия. И опять же колдовство обычно используется против человека, заподозренного в супружеской измене, но не застигнутого на месте преступления.
Интересное этнологическое свидетельство, в какой-то степени проливающее свет на карательное использование колдовства, представлено особыми знаками, которые обнаруживаются на трупе при эксгумации и указывают на ту привычку, то свойство или же те злодеяния, за которые данный человек был убит колдуном.
Наши туземцы тут — подобно самым примитивным народам — не понимают, что такое «смерть по естественным причинам». Смерть, если она не является результатом очевидных физических повреждений, вызвана черной магией, осуществленной колдуном в своих собственных интересах или же от имени какого-нибудь знатного человека, который платит колдуну за то, что тот доводит до смерти его врага. На теле жертвы, когда ее, в соответствии с ритуалом, извлекают из могилы, обнаруживаются знаки (kala wabu), которые показывают, почему он был умерщвлен, и таким образом определяют, от чьего имени это было сделано.
Такого рода знаки в качестве конкретного мотива могут указывать на сексуальную ревность, личный антагонизм, зависть политического или экономического характера, и довольно часто встречается знак, указывающий, что причиной гибели жертвы были ее слишком ярко выраженные эротические наклонности.
Так, иногда на трупе встречаются отметины, напоминающие эротические царапины (kimali), столь характерные для сексуальных игр тробрианцев. Или же тело, когда его эксгумируют, оказывается согнутым, с ногами врозь, что представляет собой позу, принимаемую при совокуплении как мужчиной, так и женщиной. Или же у покойника поджаты губы, как еслибы он собирался издать губами громкий чмокающий звук, каким один пол зазывает другой в темноту, за пределы освещенного деревенскими огнями пространства. Или же тело кишит вшами, а как мы знаем, искать вшей друг у друга и съедать их, поймавши, — это занятие нежных любовников. Все эти признаки указывают на то, что человек был предан смерти посредством колдовства, поскольку он слишком предавался сексуальным удовольствиям или мог похвастаться слишком большим количеством побед, и в их числе такими, которые наносили особую обиду какому-нибудь могущественному сопернику. Существует также ряд стандартных меток, которые можно увидеть на теле покойного и которые вызывают мысли о танцевальном украшении. Это указывает на то, что причиной его смерти была ревность к его внешности, к его славе танцора и в этом качестве — соблазнителя [126].
Такие знаки должны быть замечены родственниками самого покойного, их открыто обсуждают, — как правило, однако, не упоминая имени подозреваемого колдуна или его нанимателя; при этом никакого особого позора на родственников не ложится. Это заслуживает внимания в связи с отношением туземцев к нескольким последним табу, то есть к тем, которые гарантируют права мужа, любовника и общины. Успех в любви, личная красота и исключительные достижения достойны порицания, так как они специально направлены на женщин и всегда посягают на права какого-нибудь мужчины, который, если это в его силах, будет мстить за обиду колдовскими средствами. Но, в отличие от других проступков в сексуальной сфере, супружеская неверность и успехи у женщин не воспринимаются как постыдные или низкие в моральном отношении. Напротив, они вызывают зависть и окружают грешника ореолом почти трагической славы [127].
Возможно, наиболее важным лингвистическим свидетельством, проливающим свет на туземную психологию в отношении табу, служит употребление слова bomala (табу). Это существительное включает свойственные данной части речи суффиксы ближайшей принадлежности — boma-gu (мое табу), Ьота-т (твое табу), boma-la (его табу), — означающие, что табу человека, то есть вещи, которые он не должен есть, или трогать, или делать, лингвистически классифицируются вместе с объектами, наиболее тесно связанными с данной персоной: с частями его тела, с его родичами и с такими личностными его свойствами, как сознание (nanold), воля (magila) и душа (topoula). Таким образом, bomala, то есть то, от чего человек должен держаться подальше, представляет собой неотъемлемую часть его личности, нечто такое, что входит в структуру его нравственности.
Не все ограничения и запреты в нашем списке можно обозначить этим словом. И когда оно используется в своем точном значении, это значение предполагает множество тонких оттенков, передаваемых посредством тона и контекста (в зависимости от ситуации). В своем полном и точном значении слово bomala применяется по отношению ко всем действиям, которые туземцы обозначают особым термином suvasova, — то есть к инцесту внутри семьи и к нарушению экзогамии. В этом контексте слово bomala означает действие, которое не должно производиться, потому что оно противоречит традиционному устройству клана и семьи, а также всем нерушимым устоям, заложенным в древности (tokunabogwo ayguri— «исстари так было заведено»). Кроме такого общего установления, которое воспринимается как присущее изначальной природе вещей, нарушение табу suvasova влечет за собой еще и кару сверхъестественных сил: какую-нибудь болезнь, покрывающую кожу язвами и вызывающую боль и дискомфорт во всем теле (такой сверхъестественной кары можно, однако, избежать, выполнив особые магические приемы, которые снимут вредоносный эффект от эндогамных сексуальных отношений). В случае инцеста между братом и сестрой отношение к этому туземцев, то есть значение слова bomala, приобретает очень сильное эмоциональное звучание, фонетически наделяя термин отчетливой окраской ужаса и морального отвращения. Таким образом, и bomala, и suvasova, даже в наиболее узком и только им присущем смысле, обладают разными оттенками значения и свидетельствуют о сложной системе обычного права и общественного механизма [128].
