Гэллоус Хилл вблизи Салема всегда считался зловещим, проклятым местом, где бесчинствовали духи умерших. Сегодня же там стоят фабрики и современные жилые дома, школы и церкви, и никто больше не вспоминает легенды о дерзости и лицемерии, послуживших причиной смерти невинных людей.

Ранним летом года 1692 в Гэллоус Хилл были повешены девятнадцать человек. Всем им в вину вменялось колдовство.

Приговор вынес суд в Салеме, где для семи судей и вполне хватило одних лишь слухов, чтобы обвинить человека. Доказательств не требовал никто. Ссылались на закон короля Джеймса I, гласившего в отношении колдовства и поклонения дьяволу:

«Окажись мужчина или женщина ведьмой, то есть если поддерживает он или она связь с духами, они должны быть уничтожены».

В те времена было легко прослыть ведьмой: достаточно быть пожилой женщиной, хромой или слепой, а то и молодой девушкой, веснушчатой и рыжеволосой, как уже следовало опасаться за свою жизнь. А если они к тому же калеки или, не приведи Господи, горбатые, тут уж ни у кого не вызывало сомнения, что они связаны с дьяволом.

Последнее сожжение ведьмы произошло в Броудмуре, небольшом местечке близ Салема, спустя более двух столетий после того страшного указа: это была женщина по имени Эльвира Фоксворт, обвиненная в обладании сверхъестественными силами и заключении договора с самим Сатаной. Ее красота, ум, ее богатство и благополучие в глазах сограждан являлись не иначе как дар злого врага человеческого. Ее сожгли на костре, объявив ведьмой.

Но в час смерти Эльвира Фоксворт прокляла своих убийц и пообещала мстить им целое столетие.

Карен тщательно упаковала свои немногочисленные драгоценности в кожаную дорожную сумку: золотой медальон, гранатовое кольцо, обрамленное сияющими сапфирами, и камею. Все эти вещи принадлежали ее матери, и Карен часто задавалась вопросом, для чего покинутой и одинокой женщине вообще иметь драгоценности, даже самые скромные. Да что она вообще знала о матери! Только то, что происходила та из местечка близ Салема штат Массачусетс, что была красива, но слишком изнеженна, чтобы пережить рождение дочери в больнице Сестер милосердия.

Имя матери в свидетельстве о рождении — Мэри Скотт — вне всякого сомнения, вымышленное.

Обстоятельства ее рождения подтверждали предположение: Карен была внебрачным ребенком, с которым мать, вероятно, не могла показаться на глаза своей почтенной семье.

В качестве приемной дочери Карен выросла в семье Рэнсдейлов. Все члены ее — за исключением строгой миссис Рэнсдейл — восхищались Карен и ценили ее, весьма гордую теперь полученной наконец-то самостоятельностью. И ей так требовалось в предстоящие дни собрать все свои мужество и силы, поскольку она выходила в большой мир, отныне нельзя уже будет искать защиты дома, если дела вдруг пойдут вкривь и вкось.

Естественно, за обедом Карен от волнения не могла проглотить ни куска. Хозяин дома Генри Рэнсдейл, заметивший ее нервозность, дружелюбно улыбнулся ей, в то время как его супруга поглядывала на Карен с поджатыми губами.

Именно Генри Рэнсдейлу была Карен обязана тем, что смогла посещать учительский семинар. И вот успешно завершив занятия, она решила получить неподалеку место учительницы. Маргарет Рэнсдейл с большой неохотой отпускала Карен, очень полезного в доме человека. Но именно ее многочисленные мелкие колкости и зачастую открыто проявляемое недоброжелательство побудили девушку, впервые за двадцать один год жизни, настоять на своем. В кругу этой семьи, здесь в Бостоне, она не смогла бы стать самостоятельным человеком; она просто обязана была идти своей дорогой. У Рэнсдейлов и в дальнейшем злоупотребляли бы ее добротой и покладистостью, используя вдобавок в качестве бесплатной сиделки для старой бабушки.

— Я нахожу это просто эгоистичным, ни с того ни с сего отправиться в Салем, — язвительно заметила сводная сестра Карен, Сара Ли. Девушка унаследовала и в облике, и в натуре все худшие черты обоих родителей: грубое лицо матери, ее приземистую фигуру, длинный орлиный нос отца и его аристократически узкие губы.

— Лично я считаю, — строго прервал мистер Рэнсдейл, — что Карен приняла правильное решение. В конце концов, она прилежно трудилась, чтобы получить педагогическое образование, и должна работать по профессии. Сара Ли, ты бы лучше взяла пример со своей сестры.

Глаза Сары Ли зло блеснули. Еще с детства она ревниво относилась к хорошенькой, всегда доброжелательной и пользующейся успехом в обществе Карен.

— Возможно, в Салеме сыщется жених для Карен, ровня ей по социальному уровню, — вмешалась Маргарет Рэнсдейл. — Ведь здесь каждый знает, что Сара Ли единственная наследница Рэнсдейлов. И хотя Карен более хорошенькая — в конце концов, должны же, благосостояние и добропорядочность остаться в собственной семье. Разве я не права, Генри, дорогой?

— Нет, абсолютно нет, — мягко улыбнувшись, ответил ее супруг. — Карен найдет свою дорогу в жизни без погони за наследством и авантюрных замашек. Если ты одобряешь подобный путь для своей дочери в будущем, могу только сказать, что Карен выше подобных методов.

Наконец продолжительный семейный обед позади. Бо, пудель, виляя хвостом, собрался сопровождать Карен.

Карен бросила последний взгляд на свою комнату. Чувство вины охватило ее. В конце концов, Рэнсдейлы дали ей уютный кров над головой. И может, из чувства благодарности стоило задержаться у них еще на несколько лет? Однако победили разум и известная доля любопытства. Разве ее мать не жила в Салеме, прежде чем отправиться в Бостон и родить там ребенка? Кроме того, Карен обязана была наконец-то избавиться от влияния богатых мещан Рэнсдейлов, если не хотела однажды обручиться с каким-нибудь молодым человеком, которому отказала Сара Ли. Ни в коем случае Карен не собиралась выходить замуж из материальных соображений. Она мечтала о браке с мужчиной, которого бы любила и уважала, В Бостоне у нее было мало шансов на успех — за этим неотступно следила миссис Рэнсдейл, которая не допускала, чтобы Карен сама выбирала себе друзей.

Семья Рэнсдейлов в ожидании строптивицы собралась в библиотеке. И прежде чем Карен открыла туда дверь, она услышала пронзительный, как будто с кем-то спорящий голос миссис Рэнсдейл. Речь шла о предстоящем первом выходе в свет Сары Ли.

Нерешительно Карен вошла в комнату. Мистер Рэнсдейл, спокойный и невозмутимый, сидел за своим письменным столом, подчеркнуто сохраняя выдержку по отношению к резким всплескам темперамента своей необузданной супруги. Украдкой он подмигнул Карен.

— Боже мой, как ты можешь уезжать от нас в этом наряде, точно какая-нибудь продавщица! Надень что-нибудь другое, сними эти лохмотья! — запричитала Маргарет. — Что подумают о нас люди?

Для дальней автомобильной поездки Карен выбрала простую белую блузку, шерстяную юбку и полуботинки. Легкий голубой плащ она перекинула через руку.

— Да ведь меня там никто не знает, — ответила Карен.

Мнение Маргарет было однозначно: те немногие приличные платья, что имела Карен, следовало надевать только в церковь, либо по воскресеньям, когда ожидались гости. В остальные дни она должна была носить безвкусно сшитые, плохо сделанные Сарины вещи. Собственные желания Карен в расчет не принимались. И лишь Генри давал ей иногда деньги, чтобы она могла купить себе что-нибудь по своему вкусу.

— Оставь, ты выглядишь прелестно и одета вполне подходяще для дороги, — успокаивающе произнес Генри.

Карен про себя поблагодарила своего приемного отца за его поддержку. Он всегда был к ней внимателен и доброжелателен, хотя его общественные обязанности в благотворительных организациях отнимали у него много времени. Многие часы Карен проводила дома в его библиотеке, читая классиков и слушая пластинки, а в детстве часто находила у него защиту, когда, плача, прибегала, скрываясь от придирок Сары Ли.