Пол даже уронил письмо, не в силах продолжать читать его. С каждой строчкой оно все ближе подводило его к теме моря и утопленников. Судя по всему, жизнь Пиноккио закончилась столь же трагически, как и жизнь Марка. Сжав зубы и решив как можно скорее покончить с этим безумным письмом, Пол вновь взял в руки лупу и навел ее на микроскопически мелкие буквы.
Декорации были построены. Медленно, но верно все шло к сцене морских похорон точь-в-точь как в том старом фильме, который мой отец хранил в своей коллекции. Ты, конечно, спросишь, почему жизнь нового Адама современной эпохи должна была закончиться именно так, а не иначе? Может быть, ответ покажется тебе смешным, но уверяю тебя, я не шучу. Все произошло именно так, потому что так было написано в сценарии этой странной комедии. Мир кино, выковывавшийся в кузнице двух великих мировых войн, создавал для себя новое поколение актеров.
Все кончено, друг мой. Моя мать и твоя жена перероют наши дома от крыши до подвала и не успокоятся, пока не найдут череп. Без него они, по-моему, просто не представляют себе жизни. Твоя роль во всем этом деле оказалась не главной, но сыгранный тобой эпизод не был малозначительным. Вот только что же это была за роль?
Так, без лишних объяснений, совершенно неожиданно заканчивалось письмо. Сомнений у Пола не оставалось: именно Антонио, с его точки зрения, был прямо повинен в смерти Марка и в исчезновении профессора Канали.
Путь до Рима не занял много времени. За несколько часов полета Пол успел немного отдохнуть и составить план своих дальнейших действий. Добравшись до Флоренции, он решил первым делом нанести визит актерам де Лукка. Именно они были ключом ко всем событиям последнего времени, и, поскольку Пол не был знаком с отцом и дочерью лично, он понимал, что в разговоре с ними придется вести себя крайне осторожно, чтобы не захлопнуть раз и навсегда эту единственную дверь, ведущую к разгадке тайны. Он надеялся, что адвокат Антонио также окажется во Флоренции. Присутствие еще одного заинтересованного человека давало хотя бы психологическую поддержку Полу, который чувствовал бы себя не таким одиноким.
Ласло казался ему человеком практичным, рассудительным и готовым на многое, чтобы защитить своего клиента. Хотя интересы мексиканца не могли совпадать с его собственными, Пол должен был признаться себе в том, что присутствие человека, вроде бы стоящего в стороне от странных махинаций сына знаменитого актера, было бы своего рода глотком свежего воздуха в удушливой атмосфере лжи и страха. Перед тем как ехать в аэропорт, Пол написал длинное письмо, где изложил причины своей неожиданной поездки в Италию, а также свое понимание последних событий, включая описание роли всех участников: Ады Маргарет Слиммернау, Винченцо и Андреа де Лукка и, наконец, Антонио, наследника самого известного мексиканского актера. Письмо было своего рода страховкой на случай, если с ним что-то произойдет, а также неким внутренним стимулом: материал, изложенный в письменном виде, мог помочь вновь собраться с мыслями, если он совсем падет духом. Кроме того, Пол на всякий случай оставил копию письма в специальном файле в компьютере. Если он не вернется и не отключит эту программу, то в назначенный момент компьютер сам должен будет начать рассылать письмо по электронным адресам как коллег и знакомых, так и официальных организаций, включая правоохранительные органы. Таким образом, оставался шанс, что дело будет расследовано и виновные понесут наказание. Составив это своего рода деловое завещание, в котором, как казалось Полу, были просчитаны все возможные последствия его действий, он отправился в путь.
В Риме он некоторое время был вынужден ходить по улицам, прикрыв глаза, непривычные к такому яркому солнечному свету. Мелькавшие в толпе священники в сутанах, скульптуры ангелов на мосту Сант-Анджело – все они в равной мере казались Полу почти неземными существами. Он с большим удовольствием прогулялся бы в Ватикан и посвятил несколько часов безобидному научному эксперименту: наблюдению за католиками, молящимися у своего главного алтаря. Но времени у него не было, и он стал прикидывать, как быстрее добраться до Тосканы. Вырванный из привычной среды родного города, он чувствовал себя здесь скорее насекомым, а не полноценным человеком, приехавшим из другой страны. Этот комплекс, подсознательно унаследованный им, проявлялся тем сильнее, чем интереснее и величественнее был тот город, куда на время забрасывала его судьба. Римская история, архитектура и культурное наследие подавляли его настолько, что он ощущал себя гусеницей, свернувшейся кольцом и выставившей во все стороны, как шипы, свои бесчисленные ножки. Вот в таком виде – взъерошенный, ощетинившийся, ссутулившийся, держа руки в карманах, – он даже не шел, а почти катился по улицам Вечного города.
В доме де Лукки свет горел во всех окнах. Это было видно прямо с улицы. Время от времени за легкими тюлевыми занавесками мелькали какие-то тени. Ощущение было такое, что в доме – большой праздник. Ласло долго смотрел на дом, прежде чем перейти улицу. Он приехал несколько часов назад и все это время потратил на попытки найти Антонио. В гостинице ему сказали, что молодой иностранец вот уже трое суток не приходил ночевать и вообще не появлялся. Никаких указаний о том, что съезжает из отеля, он не оставлял, а поскольку он оплатил номер на несколько дней вперед, тот оставался по-прежнему за мексиканцем. Кроме того, сотрудники гостиницы готовы были принять любое адресованное Антонио сообщение или письмо. Ласло как бы невзначай поинтересовался, много ли людей спрашивало в последние дни о пропавшем постояльце. Ответ администратора ясности не внес: да, какие-то люди интересовались им и даже оставляли записки, но никто не появлялся в отеле больше одного раза. В ячейке с запасным ключом виднелось несколько фирменных гостиничных конвертов, о содержании которых Ласло оставалось только гадать.
Опытный адвокат, он не стал расспрашивать администратора излишне настойчиво. Ласло прекрасно знал, что чем больше интереса к этому делу проявит перед окружающими, тем меньше сведений получит. У Антонио был свой круг знакомых, совершенно неизвестных адвокату. Он общался со многими людьми, дружившими с его отцом и готовыми, без сомнения, помочь, если бы он попал в неприятную ситуацию. Кроме того, Ласло никогда не забывал, что его внешность, к сожалению, никогда не внушает доверия малознакомым людям. Бледная, совершенно белая кожа лица и светлые волосы производили такое впечатление, будто этот человек вообще никогда не выходит на улицу и не знает, что такое солнечный свет. Более или менее естественный оттенок его лицо приобретало только в тех случаях, когда он по-настоящему злился.
Ласло позвонил в дверь. Ему очень долго не открывали. Ощущение было такое, что в доме просто не услышали звонка. Он позвонил еще раз, и ему снова пришлось ждать. Он даже успел протереть бумажным платком свои слегка запылившиеся ботинки. Наконец дверь открылась, и на пороге появился пожилой мужчина.
– Вы кто такой? – спросил он не слишком любезно.
– Я хотел бы поговорить с синьором де Луккой, – произнес Ласло, не посчитав нужным представиться.
Пожилой человек жестом предложил ему войти и тотчас же скрылся за витражной дверью, отделявшей прихожую от остальной части дома. Оставшись один, Ласло услышал, что в глубине дома кто-то исполняет – причем отлично – арию из оперы Пуччини. Это не могло не заинтересовать адвоката, тайной страстью которого была опера. Он старался не афишировать эту свою слабость, считая, что она может запятнать его репутацию человека рационального и скептически настроенного. Заслушавшись, он даже не обратил внимания, как приоткрылась другая дверь в прихожую и высунувшийся из-за нее человек внешне любезно, но холодным тоном проговорил:
– Сделайте одолжение, следуйте за мной.
Ласло не стал дожидаться повторного приглашения и проследовал за незнакомцем в длинный коридор. Ряд дверей, выходивших туда с одной стороны, напомнил ему не то корабельные каюты, не то гостиничные номера. «Какая странная планировка», – подумал венгр, идя за своим невысоким и упитанным провожатым.
