– Это я уже поняла, – ответила она с несколько осуждающей интонацией, но вместе с тем с улыбкой. – И ты хочешь сказать, что это была единственная ложь за все время нашего знакомства?
– Честное слово. Не помню, чтобы говорил тебе какую-нибудь неправду. Впрочем… наверное, я все-таки позволил себе кое о чем умолчать… в общем, о том, с чем мне и самому трудно примириться.
Ада пригубила чаю и поставила чашку на стол. Марк следил за ее движениями как зачарованный. Сейчас, когда вела себя так, словно не замечала его робких намеков и признаний, она особенно нравилась ему.
– Я тебя прекрасно понимаю. У каждого есть какие-то секреты, которыми мы не спешим делиться с другими, даже с достаточно близкими людьми. Но наши тайны не должны становиться могилами, обрекающими нас на вечное молчание. Ты согласен?
– О, конечно, ты права! – поспешил ответить Марк, благодарный за доверительный тон разговора. – Я, например, не знаю, сколько тебе лет, как ты познакомилась с моим дядей. Я даже не спрашивал, почему он тебя ко мне направил. Мне это не так уж и интересно. Мне очень хорошо с тобой, нравится с тобой общаться и просто находиться рядом. Если честно, то я не понимаю, как раньше вообще жил без тебя.
Губы Ады очаровательно изогнулись в каллиграфически правильной улыбке. Марк почувствовал невыразимое удовольствие от того, какой эффект произвели его слова – совершенно искренние.
– Твой дядя мне много рассказывал о тебе, в первую очередь о твоем увлечении итальянской литературой, а также и о твоих путешествиях, и о твоих друзьях. Ты уж меня извини, но я тоже буду с тобой откровенна: судя по всему, я знаю о тебе больше, чем ты предполагаешь.
Эти слова ни в коем случае не стали неприятным сюрпризом для Марка. Наоборот, он почувствовал внутренний подъем, осознав, что его скромная персона, оказывается, может вызвать гораздо больший интерес со стороны девушки, чем он отваживался предполагать.
– Ада, как я уже сказал, я не все о себе рассказывал. Кое о чем я умолчал. Но сегодня я готов признаться: мне нужна твоя помощь. Передо мной оказалась головоломка, которую я никак не могу решить, несмотря на все усилия. Мои друзья отправились в поход в неведомое и продвигаются по намеченному пути все дальше и дальше. А я, как мне кажется, топчусь на месте. Боюсь, когда они пришлют мне новые отчеты о своих исследованиях, будет уже поздно. Антонио нашел загадочный фильм, считавшийся утраченным, Федерико стоит на пороге вступления в какую-то секту, а я сижу в библиотеке и делю свое время между чтением старинных книг и общением с призраками, которые мне являются. Чем больше я читаю, тем больше ухожу в сторону от предмета поисков. Если бы не ты, я бы за эти месяцы уже сошел с ума.
Ада встала с кресла и подошла к Марку, сидевшему обхватив голову руками и продолжавшему что-то сбивчиво рассказывать. С чисто женской верой в свои силы она провела ладонью по его волосам и негромко прошептала:
– Я тебе помогу. Я тебе буду всегда во всем помогать. – Эти слова она монотонно повторяла вновь и вновь нежным голосом.
Марк, словно по мановению волшебной палочки, успокоился, взбодрился и решительно сорвал крышку со своего ящика с химерами. Ада одним своим присутствием подтверждала важность и осмысленность взятой им на себя задачи. Через несколько секунд ему и самому уже казалось, что в жизни нет ничего более закономерного и естественного, чем попытка вырвать из мертвой хватки челюстей Пиноккио ответ на загадку его жизни и смерти.
Вспоминая и пересказывая события, предшествовавшие их знакомству, Марк одновременно приводил в порядок свои мысли, касающиеся их отношений на сегодняшний день, и даже заглядывал в ближайшее будущее. Принятое им решение, несомненно, должно было оказать влияние на грядущие события, равно как и на его отношения с друзьями. «Что ж, – думал он, – мне, наверное, все-таки удастся их немало удивить. Пусть они пока что вырвались вперед в гонке за разгадкой тайны носатого черепа, зато задуманный мною шаг неминуемо собьет их с толку и даст мне столь необходимую фору, чтобы наверстать упущенное время. И все же…» При этой мысли Марк испуганно вздрогнул; прежде чем говорить о чем-либо друзьям, нужно было заручиться согласием Ады на столь серьезный шаг. Со стороны Марка решение было принято, оставалось лишь воплотить его в словах. Он собирался сделать Аде предложение и, естественно, очень нервничал, потому что вовсе не был уверен даже не в ее согласии, а в том, что она даст ответ немедленно, сразу же, как только он произнесет столь важные слова. Хотя он не мог не понимать, что буквально с первых же встреч она вела себя так, как может вести только влюбленная девушка. При этом он никак не мог пожаловаться на недостаток деликатности с ее стороны. Свои нежные чувства она выражала предельно тактично, не вводя довольно робкого молодого человека в смущение. В общем, как-то так получилось, что в последнее время его больше всего волновали не столько перспективы развития их отношений с Адой, сколько собственные неудачи в исследованиях, которыми он занимался в библиотеке Британского музея. Марк устал носить в себе эту тайну и в порыве полного доверия выложил Аде начистоту все, что касалось злосчастной находки. Он рассказал, как вместе с друзьями наткнулся на странный череп, как Антонио, не скупясь, выложил за него немалую сумму. Череп так и остался в распоряжении Антонио, против чего Марк ничуть не возражал. Дело было даже не в том, кто из друзей отдал деньги за эту необычную вещь, а в том, что сам Марк поначалу не считал ее заслуживающей внимания. Рассказал он и о путешествии на Гаити, о походе через весь город к старухе Лурдель и о ее странном ремесле – подпольной торговле вещами, выброшенными морскими волнами на побережье. Ада, казалось, прониклась энтузиазмом незнакомых ей друзей Марка и слушала его рассказ с горящими глазами. Ее взгляд, весь облик выдавали в ней натуру авантюрную, не склонную строить жизнь по общепринятым правилам.
Одной встречей все не ограничилось. Марк приходил к Аде вновь и вновь и шаг за шагом посвящал ее в свои поиски, начатые много месяцев назад. Она неизменно внимательно выслушивала его, проявляя живейший интерес ко всем деталям. Лишь время от времени, когда Марк в очередной раз падал духом и, казалось, был готов бросить начатое дело, она позволяла себе произнести те же слова, которые слетели с ее губ во время первой их близкой встречи: «Я тебе помогу, я всегда буду тебе помогать». Она никогда не говорила, каким образом собирается ему помогать, но ее уверенность в своих силах была настолько обезоруживающей, что у Марка отпадала всякая охота просить каких-либо объяснений на этот счет. Постепенно чувство к Аде связало его по рукам и ногам. Первое открытое проявление его влечения к ней как к женщине не было случайным: наоборот, он Давно, еще с первых встреч в библиотеке, чувствовал, что их влечение взаимно. Однако всякий раз, когда они оказывались рядом, когда Марку приходилось подавать ей пальто или доводилось брать ее за руку, его охватывала внутренняя дрожь, парализующая тело. Первый открытый шаг навстречу сделала сама Ада: когда они впервые пили чай в ее гостиной под бледнотелым молодым Вакхом, она села рядом с Марком и без лишних предисловий и объяснений поцеловала его влажными от чая губами. Этот поцелуй зажег в Марке все то желание, что он копил в себе с упорством муравья. Страсть вспыхнула в нем как пламя и на миг высветила мир совершенно не таким, каким он привык его видеть. Ощущение было, будто ночную мглу прорезала яркая вспышка молнии. Сама рыжеволосая Ада, казалось, была соткана из огня – огня факелов и костров, освещающих долгие ночи индейских вождей и контрабандистов. Оба – и Марк, и Ада – ощущали себя заговорщиками, встречающимися украдкой под покровом ночи. Их тела слились в каком-то братском единстве, которого они так долго опасались, которое так долго скрывали и о котором так долго молчали.
Ада никогда не рассказывала о своей семье. Марку было лишь известно, что дом, в котором она жила, принадлежал не ей, а одному из ее многочисленных неженатых дядюшек. Время от времени Марк задавал ей вопросы о родственниках, и Ада вроде бы даже отвечала, но в результате всех этих разговоров он так и не получил никаких конкретных сведений, которые позволили бы ему хоть немного сориентироваться в хитросплетениях отношений семьи Слиммернау – судя по всему, весьма многочисленной. По-видимому, Ада принадлежала не к среднему классу. По манере одеваться, говорить было понятно, что если ее предки когда-то и жили не в Лондоне, а в провинции, то это было очень давно, много поколений назад. Сама Ада стала для Марка такой же неотъемлемой частью Лондона, как тауэрские вороны или набережная Темзы, неспешно несущей свои воды через город в предрассветный час.
