Пол в очередной раз удивился, насколько избирательно он видит окружающий мир: вплоть до этого момента он и не замечал отсутствия старого де Лукки.

– Отца сейчас нет. Он ушел по делам. Он ведь бывший военный и считает своим долгом всегда вовремя выполнять обязательства перед другими.

Такое объяснение не удовлетворило ни одного из мужчин. Пол переживал все больше, чувствуя полное безразличие к себе со стороны юной синьорины де Лукки. Он проклинал свою молодость, потраченную не на чувства, а на бесконечные наблюдения за миллионами совокупляющихся насекомых в лаборатории. «Ничего, когда вернусь домой, наша британская сырость и знакомые книги успокоят меня. Во Флоренцию я ведь не вернусь никогда. Мне здесь больше нечего делать».

– Профессор, – очаровательно улыбаясь, обратилась к нему Коломбина, – не стойте как вкопанный на пороге. Садитесь в машину. Нам далеко ехать.

Эти слова вернули Полу утраченное чувство реальности. Ласло уже сидел в машине на заднем сиденье, позади Андреа де Лукки.

– Вся моя жизнь – сплошная поездка, – с иронией заметил Пол, не ожидая ответа.

Мотор зарычал, и уже через несколько минут город остался позади. Они оставили за собой реку, набережные, расплавленное золото куполов, запах масляных ламп, горящих в уличных кафе, и толпу туристов у входа в галерею Уффици.

Шоссе, размягченное под солнцем чуть ли не как воск, все растягивалось и растягивалось в новые километры; за окнами машины проносились идиллические сельские пейзажи. Тени от столбов, домов и деревьев становились все длиннее. «Если стемнеет, – подумал Ласло, – эта бестия привезет нас прямо к вратам ада, а мы даже не заметим». При этом венгр не переставал удивляться самому себе, а именно собственному спокойствию, с которым относился ко всему, что могло произойти; единственное, что его сейчас интересовало, – это сможет ли он найти Антонио и получить самое главное – согласие мексиканца на одну юридически оформленную финансовую операцию, в результате которой он, Ласло, получит столько денег, что станет раз и навсегда свободным человеком.

Пола Харпера в эти минуты занимали совсем другие чувства и мысли: поводом для них была невозможность хоть как-то расположить к себе девушку. Он помнил произнесенные там, во сне, слова племянника: только с ней можно говорить о самом сокровенном. «Вот только о ком, о чем?» – смущенно спрашивал сам себя Пол и не находил ответа. Ада Маргарет Слиммернау обманула его, и ее ничуть не беспокоила его дальнейшая судьба. Она просто использовала его, чтобы познакомиться с Марком. Да, конечно, потом они влюбились друг в друга, но ведь в их годы влюбиться проще простого… Любовь вообще очень простое чувство. Любить очень легко: это как соединить лед с огнем и получить воду. Эти простые действия, это элементарное чувство доступно всем – всем, кроме него. Какая жизнь ждет его после этой поездки? Даже если удастся выяснить, что именно стало причиной смерти бедного Марка, – какой толк будет ему, Полу, от этих знаний? Марк навеки перенесся в какой-то другой мир и живет теперь в доме, похожем на Сатис-хаус. Его уже ничто не тревожит, ничто не может изменить состояние, в котором он пребывает. Вряд ли его самого так сильно интересуют события и чьи-то действия, что привели к его смерти. На лестнице бытия Марк теперь стоял на ступеньку выше всех живых. Впрочем, он все еще сохранял в себе остатки того, земного, Марка. Эта еще живая часть его души, как и души утонувших под Слэптоном солдат, время от времени пыталась ворваться обратно в мир живых. Нелегко перестать существовать, нелегко оказаться в новом мире: кому, как не Полу, проводившему бесчисленные часы за микроскопом, под которым бились в конвульсиях умиравшие насекомые, было знать об этом.

– Пол, о чем вы думаете? – спросила Коломбина, чуть повернув голову в его сторону. – Не волнуйтесь, у вас нет причин чего-либо опасаться.

Ласло, сидевший позади и смотревший в окно на сгущавшиеся в горах сумерки, ответил быстрее, чем успел среагировать энтомолог:

– Приятно слышать такие успокоительные слова, но поймите: мы имеем полное право на некоторое беспокойство. Мы ведь даже не знаем, куда вы нас везете.

Коломбина ничего не ответила и даже не попыталась скрыть то отвращение, которое внушал ей венгр. «Человек низшего сорта», – решила она про себя. Все ее поведение, ее бесстыдно подчеркнутое равнодушие к адвокату должны были дать ему понять, какого она о нем мнения. Ласло же ни в коей мере не чувствовал себя оскорбленным. Более того, он даже порадовался за свою интуицию – за то, что сумел понять язык этой флорентийской Цирцеи. Сексуальность – не то оружие, которым можно было победить немолодого адвоката. Об этом прекрасно знал он сам, но понимала это и она. «Пола же остается только пожалеть, – усмехнулся про себя Ласло. – Бедный романтический англичанин, верный союзник всех империй прошлого, падет к ее ногам при первой же ее атаке». Сидя на заднем сиденье, Ласло даже позволил себе улыбнуться: сочувствие к Полу боролось в его душе с иронией и чувством собственного превосходства.

Еще часа через два они наконец подъехали к высокой стене из белого камня. До темноты оставалось не более получаса. Площадку перед стеной освещали старинные, скорее всего прошлого века, кованые железные фонари. Судя по неяркому голубоватому свету, источником энергии было не электричество, а горючий газ. За стеной шелестели на ветру кроны высоких деревьев. Поначалу Полу показалось, что их привезли к какому-то старинному заброшенному саду. Коломбина остановила машину.

– Приехали. Идите за мной.

Пол обернулся и посмотрел на Ласло. Тот в ответ ободряюще подмигнул. Он увидел, что англичанин дрожит. Полумрак и вся цветовая гамма окружающего их пространства напомнили Полу о том, что он пережил недавно.

– Это же кладбище! – воскликнул он, не пытаясь скрыть испуг.

– Вы правы. Но это и есть то самое место, куда вы так хотели попасть, – ответила Андреа де Лукка, причем в голосе ее прозвучали новые, незнакомые интонации, что не прибавило Полу уверенности.

Девушка достала из сумки большой железный ключ и открыла замок, запиравший калитку в кованых воротах. За кладбищенской оградой даже воздух был другой – не теплее и не холоднее, он просто обволакивал и проникал в легкие. Кипарисы казались мазками черной краски, нанесенной на чуть более светлый фон затянутого тучами неба. Прямо перед вошедшими угадывался в полумраке силуэт колумбария, пустующие ниши которого, оставленные для будущих поселенцев, придавали этому сооружению вид вскрытого пчелиного улья. За спиной Ласло возвышался потемневший от времени крест, судя по всему, еще времен эпидемии чумы. От креста на землю падала огромная тень, перекрывавшая собой небольшой газон, засаженный розмарином.

– Друг мой, по-моему, нет ничего удивительного, что, разыскивая череп, мы рано или поздно должны были оказаться на кладбище, – саркастически прокомментировал венгр. – Не волнуйтесь, у меня есть предчувствие, что сегодня наши поиски наконец будут завершены.

Ласло действительно верил в то, что говорил. В отличие от Пола, он чувствовал себя здесь, в кладбищенском полумраке, довольно спокойно. Его скептический настрой и выработавшееся за годы адвокатской практики циничное отношение к самым разным ситуациям и страданиям людей привили ему иммунитет против душевных переживаний, причем сам он склонен был считать этот защитный барьер непреодолимой преградой против любой эмоциональной напасти.

Коломбина уверенно направилась к большому склепу. От его дверей уходили вниз, в подземелье, широкие ступени. Пол не столько разумом, сколько сердцем почувствовал, что там, внизу, его ждут опасности и испытания. Вскоре он разглядел впереди, в глубине коридора, несколько неясных силуэтов. Эти люди явно их ждали.

– Кто это? – спросил Ласло, уверенно шедший за девушкой.

– Это добрые братья,желающие дать нам мудрый совет, – ответила Коломбина.

Их действительно ждали трое мужчин, одетых старомодно; головы их украшали шляпы с высоченными тульями. Чем-то они напоминали актеров второго плана из какой-нибудь театральной труппы, вот только о пьесе, в которой они играли, гостям оставалось лишь догадываться. Пол понял, что чувствует себя примерно так же, как тогда – во время первого путешествия за грань пространства и времени. Ласло продолжал успокаивать себя тем, что он во всей этой истории человек посторонний и вряд ли его скромная персона заинтересует каких-нибудь сектантов, желающих исполнить очередной кровавый ритуал. И все же в глубине души нарастало беспокойство. Совсем не по себе ему стало, когда венгр разглядел впереди, в дальнем конце темного коридора, узкие полоски мерцающего света. Ощущение было такое, словно там, в кладбищенском подземелье, показывали кино и луч от проектора пересекал узкий коридор склепа. Поначалу Ласло постарался отбросить этот пришедший ему на ум образ как абсурдный, но постепенно он все больше убеждался, что ему предстоит увидеть фильм, причем имеющий к нему самое непосредственное отношение. Еще несколько шагов – и он оказался в луче киноаппарата и, невольно повернув голову в сторону экрана, стал свидетелем сцены, показавшейся ему до боли знакомой.