– Спасибо за поддержку. Когда ты наконец извлечешь этих детишек на свет божий, не рассчитывай, что я поддержу тебя, если им придет в голову с помощью пирсинга приделать задницу ко лбу.

Хани торжествующе протянула руку.

– Ты сказала слово на «з», с тебя доллар.

Сьюзан вздохнула, взяла с кресла сумочку, с трудом отыскала красный бумажник. Вытащила пятидолларовую купюру и протянула Хани.

– Это за слово на «з». А это за четыре других – дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Когда они прощались на дорожке возле дома, Люси вдруг замерла и, открыв рот, встревоженно посмотрела на Сьюзан:

– Боже мой! А ведь теперь ты, считай, спала с покойником! – воскликнула она с преувеличенным испугом и сочувствием.

Люси имела в виду тот печальный факт, что у Сьюзан и в самом деле когда-то были некие отношения с Джеком. Не любовные – скорее их объединяла любовь к наркотикам, разговорам и одержимость собой. Наверное, это можно назвать любовью по-голливудски. Романом по-голливудски.

– Мне так жаль: я могу что-то для тебя сделать? – спросила Люси. – Может, «ТиВо» в этом поможет? Например, записать для тебя этих ребят, пока они молодые и живые, чтобы возвращать их, когда и как ты пожелаешь, и им не понадобится вся эта долбаная виагра, а к тому же…

– Знаешь, на самом деле одно хорошо в «ТиВо». – Сьюзан скользнула за руль машины и вставила ключ в зажигание. – Теперь, после полной потери памяти, я могу прокручивать все снова и снова, подпитывая утраченные воспоминания. На днях я забыла, что значит «кульминация».

Люси захлопнула дверцу машины.

– Поезжай и, ради всего святого, не размножайся. Это мое дело.

Сьюзан включила радио, завела машину и выехала с дорожки, окунувшись в солнечный свет и дорожные пробки – две вещи в Лос-Анджелесе, давным-давно уже записанные на «ТиВо», и теперь их прокручивали снова и снова.

Проезжая в тускнеющем свете по бульвару Сан-сет, она обнаружила, что не в силах забыть слова Люси. Неужто она и в самом деле уже сто лет не занималась ничем интересным? Неужели она стала трусливой и малодушной, и у нее нет за душой ни одного кошмарного случая, которым можно было бы блеснуть перед напившейся, жадной до сплетен аудиторией? Ничего интересного, о чем можно вспомнить, после чего нужно приходить в себя?

Она и в самом деле давно уже ни с кем не встречалась. Воздух вокруг нее, некогда разряженный, теперь уплотнился. И этот тяжелеющий воздух окружал ее, как туман, отпугивая мужчин. Толпами. Новейшее удачное изобретение. Первым были сигареты, затем стикерсы, затем Интернет. Последнее новшество – не встречаться с ней. Все мужчины мира день за днем не встречались с ней.

Но оно и к лучшему, разве нет? Лучше для Хани, поскольку менее интересная жизнь – это более зрелая жизнь. Предсказуемость, надежность, ты приходишь к этому, когда появляются дети, верно? Большой, мягкий шар жизни без острых углов и сюрпризов. Немного веселья там и тут, но ничего чрезмерно яркого и будоражащего.

Сьюзан рассеянно кивнула сама себе, отбивая пальцами ритм звучащего по радио рэпа:

Точно, без вопросов. Предсказуемость и надежность необходимы, чтобы создать безопасный мир для Хани.

И все же…

Если ее жизнь скучна, что она сможет предложить Хани? Что она получит в наследство? О чем Хани напишет книгу – свой эмоциональный, пулитцероносный отчет о жизни с эмпатическим психопатом? Как Хани сможет об этом написать, если богатый внутренний мир и эксцентричность Сьюзан находятся под бдительной охраной круглых глаз маленьких таблеток, которые она принимала, чтобы превратить красочную версию себя в бесцветную, бледнейшую из теней? Кем будет считать ее Хани – всего лишь жалкой копией кого-то живого, ныне превратившегося в собственную тень?

Сьюзан отогнала тревожные мысли прочь. Она промчалась вдоль Уилшира на восток и аккуратно повернула направо, проехав мимо Академии киноискусств и наук. (Что это за науки, между прочим? У них там есть булькающие мензурки? Периодическая таблица элементов? Могут ли микроскопы и препарирование как-то повлиять на новые спецэффекты? Что они имеют в виду?) Сквозь затемненные окна на фасаде внушительного здания из стекла и стали блеснула вспышка камеры.

Зачем на похоронах пресса? Пресса на премьере фильма – это еще понятно. Это реклама. Они продают фильм, продавая фотографии знаменитостей, снявшихся в нем, и их присутствие на премьере. Но здесь-то что продавать? Смерть? «Скоро на экранах! Скорее, чем вы можете себе представить!»

Реклама финала. Конца сюжета. Конца жизни.

Ну вообще-то, может, в этом и есть что-то забавное: я побывал на похоронах, верно? А как лучше всего запомнить событие – заполучить фотографию, которую потом сможешь продемонстрировать? Одну из тех, о которых будешь говорить: «О, помните тот день? Когда мы хоронили не Цезаря, но славили Джека Берроуза». Твое фото сохранится в твоей памяти, кодаковское мгновение из Голливуда: кодаковской столицы кодаковского мира.

Ей следовало бы знать. Смерть могущественного голливудского продюсера – не просто похороны, это событие – унылая премьера вознесения Джека в лучший мир. Где мертвые агенты станут уверять его, что он достиг неуловимой нирваны: места, переполненного умершими шлюхами и дилерами, может, там даже найдутся сговорчивые фармацевты. И уж наверняка припаркованный «порше» и «Гольфстрим G-VI» на приколе.

Сьюзан прошла сквозь надвигающиеся сумерки и миновала дверь, попытавшись проскользнуть мимо организаторов этой сюрреалистической мемориальной фотосъемки, этой подготовки к оплакиванию закончившейся земной тусовки Джека, стенаниям по поводу того, что еще одна привилегированная жизнь пошла прахом.

Она задержала дыхание и, опустив глаза, чтобы избежать контакта с фоторейнджерами, прокралась через холл, подальше от вспышек, в помещение, обычно служившее просмотровым залом, которое сейчас превратилось в отправной пункт этой загробной вечеринки. Но едва Сьюзан решила, что ей удалось ускользнуть, и, поставив ногу на первую ступеньку, устремилась прочь от приятелей-плакальщиков и папарацци, как чьи-то пальцы крепко схватили ее, прервав подъем.

– Сьюзан, это Мардж. Ассистентка Джека, – произнес настойчивый голос за ее спиной.

Мардж, которая нашла Джека в туалете, сейчас сжимала руку Сьюзан, возможно, той же рукой, которой набирала номер «скорой помощи» в ту роковую ночь (наверняка лишь после того, как очистила дом Джека от нелегальных веществ и запрятала там, где их никогда не обнаружат). Эти руки заботились о нуждах Джека при жизни, а также, без сомнения, и после смерти, которые приводили в порядок его тело, подготавливали достойное место упокоения – насколько это возможно в его запущенной уборной.

Сьюзан застыла на месте, пойманная в силки четкого графика, составленного этой женщиной, и робко повернулась к Мардж.

– Привет, я как раз собиралась подняться в… – Она замолчала, придумывая оправдание, но затем сдалась, беспомощно пожала плечами и произнесла, виновато уставившись в пол: – Жаль, что так вышло с Джеком.

Мардж стояла с философским видом, точно прислушиваясь к какой-то прекрасной, доносящейся издалека музыке, приятной, спокойной мелодии, которую, к несчастью, Сьюзан услышать не дано.

– Да, конечно… хотела бы я сказать, что я была потрясена. – Затем, одарив Сьюзан печальным, сочувствующим взглядом, Мардж резко перешла к бизнесу, шоу-бизнесу. В данном случае – стремясь как можно эффектнее обставить уход Джека. – Мы просим всех сфотографироваться с семьей… – Выжидающе и настороженно сложив руки перед собой, она кивком указала место дислокации обездоленной семьи.

Мардж была коренастой женщиной средних лет с широким, гладким, невыразительным лицом, нервными голубыми глазами и короткими светлыми волосами. Было похоже, что она сделала неудачную пластическую операцию, и ее лицо приобрело неестественный лоск. Но больше всего в глаза бросались ее губы. Или то, что когда-то было губами, а теперь разрослось до немыслимых размеров. Сьюзан никогда не могла понять, зачем многие женщины «раздувают себе губы», как она это называла. Хотят казаться моложе? Сексуальнее? С этим распухшим, словно покусанным пчелами ртом? Чаще всего это выглядело так, будто их рты не имеют ничего общего с остальным лицом. Их губы гуляли сами по себе, продолжая расти, в то время как остальные черты крались позади, трусливо озираясь. Обычно это делалось с помощью коллагена или более стойкого силикона, но теперь появилась новая субстанция для увеличения губ – можно было впрыснуть жир, откачанный из собственных задниц. Да, женщины собирали жир со своих ягодиц и хирургическим путем вставляли его в губы, так что, целуя их, ты получаешь несколько больше, чем рассчитывал. Два в одном флаконе.