Саманта сидит в своем закутке, массируя шею обеими руками. Уже второй раз заходит Джулия. Звонит телефон. Лишь после нескольких фраз Саманта понимает, что разговаривает с Оливией из сан-францисского Фонда помощи больным СПИДом.

— Извини, я немного отвлеклась. Что ты говорила?

— Господи, да что с тобой сегодня? Ты, случайно, головой не ударилась? — смеется Оливия.

— Можно и так сказать. Так что у тебя?

— Я только что навела справки, как ты просила. Две недели назад в фонд обратились восемь новых волонтеров.

Пауза.

— Сколько среди них женщин?

— Сейчас… м-м-м… — Она шуршит бумагами. — Одна… Изабелла Харрис. — Пауза. — Хм, странно…

— Что странно?

— В ее анкете не заполнены несколько пунктов. Не указано место предыдущей работы. Ничего не отмечено относительно образования. Нет сведений о том, с кем связаться в случае необходимости…

— Как насчет адреса?

— Адрес есть, но нет номера телефона.

— Ты можешь дать мне эту информацию?

— Домашний адрес? Ты же знаешь, какие у нас инструкции…

— Оливия, мне очень нужно. Правда.

На другом конце провода молчат, и Саманта слышит, как скрипит под Оливией стул.

— Я прошу об одолжении.

— За тобой обед и аперитив на следующей неделе, договорились?

Оливия просит Саманту об этом с того дня, как они познакомились два года назад.

— Конечно. Только дай мне ее адрес.

— Предупреждаю, будь поосторожнее. Теперь я могу поймать тебя на слове.

Саманта стучит в дверь кабинета Джулии, потом поворачивает ручку и, не дождавшись ответа, входит. На письменном столе директора консультации чистота и порядок, бумаги аккуратно сложены, из стаканчика торчат остро заточенные карандаши.

— Знаешь, мне все-таки не очень хорошо.

— Я отвезу тебя в больницу. — Джулия отодвигает стул и приподнимается.

— Спасибо, не надо. За мной приедут.

— Кто?

Саманта мнется, потом произносит:

— Фрэнк.

— Фрэнк?

Джулия строит недовольную гримасу.

Саманта еще не рассказала ей о том, что Фрэнк приехал и они снова общаются. Джулия наблюдала, как эти двое целовались в темном кинозале, как держались за руки, сидя за столиком в ресторане. Видела она и то, как Саманта ходила сама не своя после его переезда в Вашингтон. Сочувствуя подруге, Джулия невзлюбила Фрэнка.

— Ты уверена? — с удивительным спокойствием спрашивает Джулия. — Мне вовсе не трудно подвезти тебя куда надо.

— Не беспокойся, все в порядке. Тем не менее спасибо. — Саманта опускает глаза, не зная, что еще сказать, потом неловко улыбается. — Я позвоню тебе позже.

— Ладно, — ухмыляется Джулия. — Ты только не трахни его.

— Джулия!

Фрэнк подъезжает, когда Саманта уже ждет на стоянке.

— Что же такое случилось, о чем ты не смогла рассказать по телефону? — спрашивает он, когда она устраивается рядом.

— А тебя что задержало?

— Когда ты позвонила, я как раз ожидал те самые снимки зубов. — Он приподнимается, берет с заднего сиденья плотный конверт и передает ей. — Мы уже провели сравнение, так что жертва идентифицирована. Это отец Морган.

Саманта думает о зубе, который нашла возле машины, и ее передергивает. Держа в руке конверт с рентгеновскими снимками, она колеблется, не решаясь взглянуть на них. Вынимает. На черно-белом снимке ясно видны очертания зуба с выделяющимися яркими пятнами пломб. Пакет похрустывает, как сухие веточки в камине.

— И что теперь? — быстро спрашивает она.

— Полечу в Солт-Лейк-Сити. Поговорю с друзьями Моргана, загляну в ресторан, где обедала Кэтрин. Может быть, повезет и кто-то из официантов вспомнит, что видел их вместе. Какие новости у тебя?

— Разговаривала с Доном. Ты не поверишь, оказывается, ту музыкальную пьесу, запись которой нашли на месте обоих преступлений, Бах написал для того, чтобы она служила как сопорозное средство.

Фрэнк молчит, и она поясняет:

— Как снотворное.

— Я знаю, что такое сопорозное средство.

— Фиби страдала от бессонницы. Что, если и отец Морган тоже?

— Не думаю, что это имеет какое-то значение.

— Почему?

— На том компакт-диске обнаружены отпечатки пальцев. Они принадлежат Кэтрин.

— Но это же не делает ее убийцей, верно?

Саманта слышит в своем голосе раздражительные нотки и понимает, что защищает не только Кэтрин, но и себя. Фрэнку не понять отчаяния и злости человека, который не может уснуть.

— Но связывает с обоими преступлениями. — Фрэнк ворочается на сиденье — руль расположен слишком близко, и ему никак не удается усесться поудобнее. — Тебе вообще приходило в голову, что она может быть виновна? Что это она убила и отца Моргана, и Фиби Маккрекен?

— Отпечатки пальцев на месте преступления не такое уж веское доказательство, и они совсем не объясняют, как не отличающаяся особой силой девушка из Северной Каролины ухитрилась повесить двух человек.

— Возможно, она действовала не одна, — ровным тоном говорит Фрэнк.

Саманта обдумывает его слова. Нет, Кэтрин одна— уставшая, испуганная, преследуемая кошмарами и отчаянно нуждающаяся в помощи.Она протягивает Фрэнку листок.

— Кто такая Изабелла Харрис?

— Думаю, это Кэтрин.

— Что?!

— Мне позвонила Оливия. Рассказала, что эта женщина две недели назад попросилась на работу в сан-францисский Фонд помощи больным СПИДом. В заявлении отсутствуют данные о прежнем месте работы, о семье, нет никакого упоминания о родных и друзьях. Только вот этот адрес.

— Но может, эта женщина и не Кэтрин вовсе.

— Конечно, но пока ничего лучшего, чем эта ниточка, у нас нет.

В густом тумане мигающие огоньки Койт-Тауэр кажутся мутными звездочками. Они медленно едут по Аквависта-уэй. В салоне становится зябко — сырость как будто процеживается через ветровое стекло. Саманта щурится, вглядываясь в номера домов: 1534, 1536, 1538, 1540. Серый, с мокрой от непрекращающейся мороси шерстью кот перебегает дорогу и мчится вдоль двухквартирного жилого дома с отшелушивающейся бежевой краской.

— Вот он.

Фрэнк сворачивает на подъездную дорожку, останавливается и выключает двигатель. «Дворники» замирают посередине стекла, и Саманта видит свое словно разрезанное надвое отражение. Фрэнк оборачивается, берет с заднего сиденья свою сумку и ставит ее себе на колени. Из сумки он вынимает пистолет в кобуре.

— Что ты, черт возьми, делаешь?

— У меня есть разрешение на ношение оружия.

Не глядя на нее, он закрывает сумку и вынимает ключ зажигания.

— Что за бред! Я никуда не пойду, если ты возьмешь с собой оружие.

— Отлично. Тогда оставайся в машине.

Он выходит и тут же захлопывает за собой дверцу. Саманта видит, как Фрэнк отворачивает полу черного кожаного плаща и пристегивает кобуру к поясу.

Она идет за ним, с опаской ступая по вымощенной каменными плитами дорожке, которые ведут к передней двери. Трещины на плитах напоминают бороздки на ладони. Из-за затянувшихся дождей и отсутствия тепла и света камни кое-где покрылись скользким мхом, а густые кусты выглядят безжизненными. На черном почтовом ящике под звонком полустершиеся цифры — 1542.

— Должно быть, с другой стороны, — говорит Фрэнк. Они поворачивают за угол. Вдоль грязной тропинки уныло стоят оливковые деревья, и пропитанные влагой листья на обвисших ветвях бесшумно трогают лицо и волосы. За домом обнаруживаются маленький внутренний дворик с грязными белыми пластиковыми стульями, заржавевшее барбекю и крохотная миска с кошачьей едой. Все выглядит старым и заброшенным: небрежно раскиданные садовые инструменты, прислоненный к забору велосипед без сиденья и со спущенными колесами, оранжевый дорожный знак, лежащий поверх трех черных мешков для мусора. Поднимаясь по ступенькам к задней двери, Саманта читает, что на нем написано: «Опасный перекресток».

Фрэнк вынимает из кобуры пистолет и прижимает палец к губам. Сердце колотится так сильно, что Саманта боится, как бы оно не выдало их. Он стучит кулаком в дверь. На почтовом ящике белеют кое-как выведенные цифры, из прорези торчат какие-то бумажки.